This Is My Least Favorite Life

Вязкая кровь заливала глаза, мешая разглядеть противника и сосредоточиться на оружии, рука, давно обездвиженная, болталась ненужным грузом вдоль тела. В висок била мысль о неправильности происходящего, как будто красочный и яркий сон внезапно сменился на жуткий, леденящий душу кошмар. Лейтенант согнулся пополам, пытаясь отдышаться, и огляделся в поисках преследователя. Это продолжалось уже несколько недель: загнанный кролик стабильно дает отпор коршуну, стремящемуся вцепиться своими когтями в мягкое тело, а потом сбегает, позорно поджав хвост. Встретиться лицом к лицу с опасностью казалось нестерпимым мучением, пропитанным воспоминаниями, как губка каплями воды. Это похоже на танец, страстный, безудержный, кровавый танец извращенной любви, основанной на идее, любви, в которой не должно быть места сожалению об обмане, притворстве и лжи, наигранности и клевете. «Он ищет меня», — мысль глухо отдается где-то на периферии мозга, разрастаясь, как темное кровавое пятно на лбу. «Он найдет, всегда находил», — холодок пробежал по спине. Мужчина снова почувствовал себя загнанным в угол, из которого нет выхода. Лейтенант старался не думать о своем преследователе, о предательстве, которое так неожиданно разрушило хрупкую иллюзию счастья, общности, единства. Его идея обещала многое — равенство, братство, свободу. И лейтенант действительно свято верил в егомысль, в то, что он приведет их к светлому будущему без магов, без ущемления, смотрел на его силу и знал, что он будет стоять рядом и защищать их, жалких рабов идеи, от гнета и понукания. Но все оказалось ложью, имя — выдумкой, а идея — лишь бельмом на глазу, не позволяющем разглядеть главное. Ведь голос, выкрикивающий слова о мире без тиранов, принадлежал такому же тирану — магу. Мужчина с силой сжал кулак и зажмурился. Ему не хотелось быть здесь, его место – там, далеко отсюда, рядом с тем, кто так искусно врал и прикрывал маской лицо, дабы никто не узнал в нем старого знакомого. Досада на самого себя вдруг резко поднялась из глубины души, мужчина в бессилии рухнул на землю, согнув спину и поджав под себя ноги. Сейчас он походил не на машину для убийства, закаленную жесткой идеологией, а на маленького, растоптанного человека, сломленного его - же Богом. Мужчина выхватывал из памяти картины, пазлы, куски одного целого. Вот он стоит в строю рядом с такими – же глупцами, как и он сам, всматриваясь в фигуру, неспешно прохаживающуюся вдоль строя. Человек в маске говорил, говорил и говорил, что-то, о чем думал каждый из них, но не мог оформить свою мысль в законченную фразу. Лейтенант помнит то чувство, чувство простого рядового, с которым он так смотрел на темную фигуру — восторг, удивление, желание быть полезным. Рядовой был готов выполнить любой приказ, каприз или мелочь, как и многочисленные соседи, безмолвно наблюдающие за тенью, осужденной быть их проклятьем и последней надеждой. «Сейчас я не тот рядовой. Давно не тот человек, которым был раньше», — мысль пришла быстро, как и следующий кусок пазла, разрывающий сознание. Он помнит, как смотрел на своего предводителя, заносящего руку для удара, показывающего правильную позицию. Плавные, отточенные движения, странно сказать, шли человеку в маске, словно он был рожден управлять своим телом именно так. Наблюдающие с восторгом в лицах пытались повторить выпады, но в действиях не было той пластичной грации, которая присутствовала у главаря. «Боже, почему я не могу запомнить его имя? Как будто оно неправильное, какое-то надуманное, что – ли, ненастоящее», — он помнит, как испугался своей собственной мысли, а человек в темном, словно почувствовав страх, резко повернул голову к нему и протянул руку. -Ты. Подойди, — властный голос прокатился по залу, лейтенант даже вздрогнул от силы этого голоса. Неуверенно шагнув вперед, мужчина схватил протянутую руку, тут - же оказываясь опрокинутым на лопатки. Вскрикнув от неожиданности, лейтенант прикрыл глаза, стараясь не думать о собственном позоре. Почувствовав, как на бедра опускается что-то тяжелое и мягкое, он широко распахнул глаза, упираясь взглядом в непроницаемую маску. Краска густо залила лицо, он чувствовал жар, исходящий от тела напротив. Лейтенант попытался вырваться из захвата, но понял, что бедра надежно зафиксированы чужими ногами, поэтому не предпринял ничего лучше, как качнуться бедрами вверх, плотно прижимаясь к телу противника, и попытался перекатиться влево, дабы самому занять лидирующую позицию. Раздался одобрительный смешок, рука сидящего сверху вжалась в бок, болезненно сжимая, молчаливо приказывая не двигаться. Лейтенант не собирался сдаваться так просто, локтем отводя от себя руку и резко дергаясь в жалкой попытке высвободиться. -А ты упорнее, чем я ожидал, — произнесли над ухом, — будешь неплохим командующим. Тяжесть чужого тела мгновенно пропала, человек в маске уже стоял перед ним, снова протягивая руку. Неуверенно посмотрев на фигуру напротив, лейтенант все - же ухватился за руку, вставая на ноги. «Амон, — имя вспомнилось внезапно, как строки надоедливой песни или молитвы, произносимой пятнадцать раз на день, — Теперь не забуду». Уголки губ невольно поползли вверх, но взгляд, напротив, наполнился какой-то отрешенностью. Лейтенант вздохнул, выныривая из воспоминания, как из омута вязкой, прохладной жидкости. Мужчина встал, придерживая повисшую руку, прошелся взад и вперед, разгоняя кровь по жилам, пнул лежащий под ногами камень с таким отчаянием, словно это он был виноват во всех смертных грехах человечества. Отыскав более или менее ровное место, лейтенант присел, успокаивая дыхание и снова погружаясь в омут воспоминаний, решив прекратить бегать от своей судьбы и встретить ее лицом к лицу. -Ты не мог бы перестать мычать себе под нос? -Тебя раздражает? -Да, причем сильно. Мычание усилилось. Лейтенант устало вздохнул и потер глаза, стараясь не закатывать их еще сильнее. Рядом раздался довольный смешок, теплая рука легла на плечо мужчины, с силой сжимая его. -Ты мне мешаешь, — выдохнул лейтенант, аккуратно заматывая окровавленный бок Амона белоснежным бинтом. -Хм, ночью ты говоришь это громче. Лицо лейтенанта мгновенно приобрело цвет спелого помидора от подобного намека, во взгляде скользнуло смущение, смешанное с раздражением и злостью. Амон, вольготно развалившийся на стуле, громко рассмеялся, переместив руку на предплечье мужчины напротив. Лидер Уравнителей потянулся вперед, усиливая хватку, а второй рукой притянул лейтенанта за шею, заставляя сесть к нему на колени. -Все еще мешаешь, — с усилием выдохнул лейтенант, стараясь не прикасаться к шраму на лице Амона. Он никогда не разрешал прикасаться к своему лицу. Сначала это задевало за живое, будто Амон не доверял ему, но потом мужчина привык и смирился, стараясь не показывать своего отношения. В конце концов, ему, настоящему богу седи живых, совершенно не обязательно знать о чувствах одного лейтенанта. -Знаешь, это не мое имя, — внезапно заговорил Амон, отрывая лейтенанта от раздумий. -И какое - же твое? — прошептал мужчина, обнимая лидера Уравнителей за шею. -Наотак, — выдохнули в самые губы, тут же углубляя поцелуй. Лейтенант много раз шептал его настоящее имя во время страстных ночей, проведенных с ним. Единственное настоящее, живое, что он знал об Амоне, хотя сражался с ним бок о бок и разделял его идеологию, уважал и готов был отдать жизнь по первому требованию. Мужчина поднял голову, вглядываясь в светлое небо. По щеке покатилась одинокая слеза, которую лейтенант быстро смахнул. Нет, нельзя показывать слабости, даже перед ликом смерти. Послышались тихие шаги. Лейтенант достал нож и обернулся, приветствуя своего противника и быстро вскакивая на ноги. Амон стоял перед ним, близко, почти касаясь грудью его груди. «Наотак», — успел шепнуть лейтенант, почувствовав холодный металл в своей груди. Мужчина с улыбкой на губах прикрыл глаза, проваливаясь в воспоминания, навечно оставаясь в рабстве у своего бога — Амона.