Silent Lament

– Почему бы и нет? Слова Рота эхом отражаются в его сознании. Он обдумывает их снова и снова, анализируя… все, что произошло. Он должен был это предвидеть. Все признаки были налицо. Каждое «мой дорогой». Каждое упоминание этого проклятого ворона. – Джейкоб, он прекрасен, не правда ли? Быть может, Рот вовсе не птицу имел в виду. Ту, которая теперь сидит на жерди прямо перед ним. Глаза-бусинки смотрят в упор. Безжизненно. Шею ворона свернули, сжав легонько пальцами. И теперь он томится в неволе стеклянной клетки. Иви все интересовалась, зачем Джейкобу эта птица, откуда она взялась. Он не сказал. А сестра больше не спрашивала. Пожалуй, он опасался ее осуждения. Что если она назовет его маньяком? Или не назовет. А может, он боялся признать свои чувства? Но ведь они не казались ему неправильными. Возможность повеселиться с самым храбрым мужчиной в Лондоне. Рот был неправ. Джейкоб не был храбр. Не в отношении сердечных дел. До их последней миссии, Джейкоб испытывал что-то наподобие счастья, когда с ним работал. Старрик заставляет детей трудиться на фабриках. Мы должны с этим покончить. И Рот был готов убить этих детишек, слабых и невинных. И все же… Все же Джейкоб любил его. К женщине он никогда не испытывал ничего подобного тому, что чувствовал к этому мужчине. Мужчине со шрамом. Всем предводителям уличных банд предводитель. Человек, который должен был быть его заклятым врагом, но вместо этого он стал его надежным союзником, его другом, его… Почти любовником. Вскоре и ты поймешь, каково это – быть таким же свободным как я. Какие у Рота были планы на него? Это было эгоистично, однако Джейкоб хотел знать. Но он бы никогда не изменил своего решения спасти тех детей. Они больше не играли в игры. Предостерегаю вас, Мистер Фрай, когда Рот злится на одного, страдают все вокруг. Льюис его предупредил. И Грач стал первой жертвой. – Сегодняшнее шоу посвящается одному человеку, который очень дорог моему сердцу, – гордо провозгласил Рот со сцены. – Все вопросы и жалобы адресуйте ему, ха-ха! Джейкоб, мой дорогой мальчик, этот вечер – для тебя. Сцену окружало так много ни в чем не повинных людей. Так много. А он был один. – Твой ход, Джейкоб, мой дорогой! Ласковое обращение из уст Рота звучало так ехидно. Джейкоб скривился от этой мысли. – Дорогой мой, что за ночь! Сюжет для легенды, – тон его голоса изменился. Меньше едкости, меньше скорби. Он казался почти радостным, победоносным. Джейкоб спросил, почему… Почему он так поступил. Почему все это сделал. – Порубил на кусочки так называемых «невинных»? Внес свой вклад в блаженный хаос вокруг? – теперь Рот кричал, и его голос становился все громче и громче. – По той же причине, по которой я делаю все остальное… Когда Максвелл, когда он… Этот неожиданный поцелуй на губах ничего не подозревающего Джейкоба. Поцелуй, что не был желанным до тех пор, пока он не случился. Поцелуй смерти, оставлявший за собой болезненную пустоту после каждого о нем воспоминания. Он махнул на все рукой. И лишь Иви иногда напоминала ему о том, каким он когда-то был человеком. Иви и упоминания Отца зажигали в нем прежний огонь. Он видел, на что была способна плащаница. Возможность продолжать жить, даже несмотря на смертельные раны. Дурной голос на задворках его сознания говорил, что надо воспользоваться частицей Эдема, восстановить то, что осталось от искалеченного тела Рота. Но Джейкоб видел, что плащаница сделала со Старриком. Она бы отравила Максвелла жаждой власти. Сделала бы его еще более одержимым, чем он уже был. Никто не должен обладать такой силой. Даже он. – Даже ты, – голос Рота снова отразился эхом в его сознании. Время, что мы провели вместе, было кратким, но знай, мой дорогой, что я всегда жду тебя. Рот может и был мертв, но он будет преследовать его вечно. Я – твое клеймо, Джейкоб, мой милый мальчик. – Почему? – слова растворяются в пустоте вагона. – Почему бы и нет?