Все падаем вниз

Я никогда не любил стихи, я бескультурный, извините. Но. "И что-то болит внутри довольно часто. Но что – для меня остается тайной. Наверное, люди это называют счастьем. И мне его катастрофически не хватает." Ludovico Einaudi - Nuvole bianche В моём мире самолёты разбиваются каждый день. Забьём на статистику. По ней вероятность погибнуть в автокатастрофе – 1 к 52,6 миллионам. Когда-нибудь я тоже сяду в самолёт, который разобьётся. Будет той самой единицей. По правде, я мечтаю об этом каждый раз, когда куда-то лечу. Я больной. Ненормальный. Сумасшедший. Но мы с вами не будем говорить об этой моей болезни. Поговорим о другой. Назовём её…Таканори. Таканори Матсумото двадцать два года. Я встретил его впервые четыре года назад. В реабилитационном центре для наркоманов. Он как раз слезал с какой-то дряни. Я писал материал. Вот и познакомились. Каштановые волосы. Глубокий взгляд сквозь светло-голубые линзы. Редко улыбается, но мимика у него удивительная. Он запинается, когда разговаривает. Мало ест и много читает. Когда я встретил его, у него на коленях покоился Милан Кундера «Невыносимая лёгкость бытия». Отметки в школе были средние, поступил в университет на филологию. Литература – его единственный интерес. И никому не понятно, каким образом в его биографию втесались наркотики. Но это тоже неважно. Я сидел в углу с диктофоном. Он сидел невдалеке от меня и, не слушая руководителя группы, читал свою книгу. Когда он читает, он закусывают губу, изредка отрывается от страниц, как бы что-то обдумывая. Я смотрел на него не в силах оторвать взгляд. Спасибо диктофону, который позволял мне отсутствовать. Ах да, кто же такой я? Сузуки Акира. Когда я встретил Таканори, ему было восемнадцать, а мне двадцать. Я учился на втором курсе журфака, писал публикации в разные издания, вёл блог. В университете задали написать эссе на тему социальных проблем. Я выбрал наркотики. И попал туда. К Таканори. Он не обращал на меня никакого внимания. Он вообще ни на кого не обращал внимания. Позже он признался мне, что на реабилитацию его заставили ходить, и сидел он некрепко, на ерунде, просто было интересно попробовать. После конца сеанса, я подошёл к руководителю и задал ему несколько вопросов для эссе. Он охотно отвечал. Таканори на секунду оторвался от своей книги и посмотрел на меня. Подхватил вирус. Всё. Таканори сводит с ума одним взглядом. Знаете, каким он был потрясающим? Он был единственным, кто спал свернувшись калачиком на моей большой кровати. Он был единственным, кто клал под подушку здоровенный том Толстого, потому что надо было сдавать зачёт по всемирной литературе. Он был единственным, кто по утрам цитировал Шекспира и ходил в библиотеки. Кстати о библиотеках. Впервые мы с ним поцеловались как раз в библиотеке. Таканори сам притянул меня к себе. Сам прикоснулся своими пухлыми губами к моим. Обвил руками мою шею. А я сам сошёл с ума. Целовал его так долго, что сердце выпрыгивало. Прижал к себе и гладил по спине. На полу рядом с нами лежало «Вино из одуванчиков» Брэдбери. Таканори долго грустил, когда этот писатель умер. –Ты знал его? –Да. –Откуда? –Из книг, Акира. Он был единственным, кому я мог доверять. Кто не врал и рассказывал мне всё честно-честно. Кто делился со мной всеми своими мыслями. Я знаю многих писателей, которые жили два и три века назад. Он говорил запинаясь. Он всегда запинается. Но я уже говорил это, да? Така весь в синяках. Это потому что он вечно опаздывает на пары, бежит, спотыкаясь, и падает на ровном месте. Это потому что его часто толкают в метро и автобусах. Он неловкий. Но крайне милый. Вечерами мы вместе считали его синяки. А потом целовались. А потом комната наполнялась томными вздохами и сбивчивым шёпотом Таки. Когда я входил в него, он жмурился от боли, но никогда не жаловался. Не плакал. Не просил перестать. Он прижимался ко мне только сильнее. Он позволял мне делать с ним что угодно и ничего не просил взамен. Таканори Матсумото – самый удивительный человек в моей жизни. Така любил петь. Он говорил, что это лишь потому, что, когда он поёт, он не запинается. У него красивый голос. Я люблю, когда он поёт. Ещё он вечно носится по квартире. Вечно куда-то опаздывает. И забывает завтракать. Дурак. Таканори неврастеник. Читает много, мало спит, курит и глушит вискарь. Нервничает по пустякам. Я прихожу домой и укладываю его в постель. –У меня завтра важный зачёт, – бормочет он. –И что? В честь этого нужно напиться? –Нет, просто, когда я пью, я успокаиваюсь. Я заворачиваю его в пуховое одеяло. Убираю полупустую бутылку виски в бар и сажусь за компьютер. Очередная статья. Очередная головная боль. Завтра надо на приём к врачу. В девять утра. В десять Таканори сдаёт свой зачёт. Что бы вы сделали, если бы узнали, что у вас в голове опухоль? Вот и я не знал, что делать. Сидел, вперив взгляд в одну точку. Кажется, мне что-то говорили о каком-то там шансе, но я не слышал. «Опухоль…опухоль» - вертелось в голове. А потом завертелось другое. «Что сказать Таканори?» Доктор прописал какие-то таблетки и дал расписание приёмов. –Акира, ты молодой парень, операция у людей твоего возраста обычно проходит без осложнений. Обычно. Да. Конечно. Это очень. Обнадёживает. Выхожу из больницы. И смотрю на дисплей телефона. Девять сорок. У Таканори ещё идёт зачёт. Я возвращаюсь в нашу квартиру, не разуваясь, иду в спальню и падаю лицом в подушку. Скажите мне, скажите, что я должен сделать? Я так и заснул. Хорошо, что вчера отправил дедлайн. Хорошо, что не слышал, как Така пришёл и бесшумно лёг рядом со мной, грея о меня свои холодные ладошки. Утром я не мог подняться. Кружилась голова, темнело в глазах. Таканори пел в гостиной. Я не мог подняться с постели. Нашему счастливому раскладу приходит конец. Таканори, я так люблю тебя. Твой голос и твои речевые ошибки. Твою редкую улыбку, твои книги и рассказы. Поэтому, ты ведь не будешь злиться на меня из-за того, что я сделаю? Сейчас мне двадцать четыре. Мне сделали операцию два года назад. У меня не наблюдается нарушений. У меня такая же хорошая память, как и раньше. У меня престижная работа, я пишу для международных новостных агентств. Каждый день лечу из одной страны в другую. Каждый раз выкуриваю одну за другой гадкую сигарету в новом аэропорту. Каждый раз представляю, что самолёт разобьётся. Потому что я бросил Таканори, ничего ему не объяснив. Потому что он вцепился в меня и умолял меня не уходить. Мы делали больно друг другу. Я так себя ненавижу. Я разрушил наше счастье. Я побоялся пройти через смерть вместе с ним. Я не умер. И Таканори не умер. Живёт в Токио, пишет шестой по счёту роман. Я всё мечтаю, что однажды приду в нашу квартиру и скажу громко: –Я дома. А потом обнаружу его в гостиной с бутылкой вискаря. Он будет таким взлохмаченным и милым, что я буду улыбаться как идиот. –Я ждал, – с запинкой скажет он. И я отнесу его в спальню, бережно уложу в нашу большую кровать и заверну в одеяло. Я хочу этого больше всего на свете. Но это невозможно. Поэтому. Бум. Пусть самолёт разобьётся.