***
Симон Шемпп не питал иллюзий на свой счет, но всегда стремился к большему: шестое место после затяжной простуды должно было радовать, но немец знал, что мог забраться и выше. Но увидев перед собой спину Шипулина, просто затормозил, отпуская не только его, но еще и Крчмара. Симон Шемпп хотел большего, но умел радоваться малому. Победе Эрика, например. Эта виктория придаст уверенности товарищу перед эстафетой, да и не только ему, и тогда у них у всех будет шанс занять призовое место. А у него персонально – побороться с Шипулиным еще раз. Мысли Симона плавно перешли с эстафеты на русского спортсмена. Антон был огорчен, это бросалось в глаза, и Симон понимал его – четвертое место самое обидное. Шемпп собирался подбодрить россиянина – как бы странно это не выглядело – но между ними вклинился чех, а затем Антон принялся во всю рассматривать обнимашки Фуркада и Гараничева. Симон тоскливо выдохнул – привлечь внимание Шипулина он мог только на трассе, все остальное время россиянин грезил о французе. Формальности остались позади, и немец, собрав экипировку, поспешил в пресс-центр, где вот-вот должна была начаться конференция призеров. Симон обещал Эрику, что в отель они поедут вместе, хотя смотреть со стороны, да еще и в компании журналистов – Шемпп не хотел. Но выбора не было. Как он и предполагал – зал был полон. Призеры спешно глотали еду и напитки, пытаясь успеть до начала, а журналисты гудели в предвкушении. Симон расположился у выхода, стараясь не привлекать внимания, когда почувствовал чье-то прикосновение сзади. Обернувшись, немец заметил Шипулина, который нервно улыбался. – Антон? А ты здесь… – Мартен попросил подождать его. Шемпп поморщился. Хотел бы он, чтобы Антон дожидался тут своего товарища, как делал он сам, но правда неприятно била в лицо. Сдержав возмущение, Симон пропустил россиянина в зал, чтобы тот присоединился к высокому мужчине, в котором немец без труда узнал журналиста с российского канала. Губерниев, кажется. И вот он в данный момент делал то, о чем мечтал Симон – общался с Шипулиным, отечески похлопывая по плечу, утешая. «Все, кроме меня! - спокойный по природе, Шемпп начал раздражаться. – Ну ничего. Когда-нибудь Антон начнет иначе относиться ко мне!». Обещание не успокоило немца, а разозлило сильнее: Шипулину было наплевать на всех, кроме Фуркада, который нарочно провоцировал россиянина. А об этом Симон знал не понаслышке, вспомнив совместные подиумы в этом сезоне. Пресс-конференция подошла к концу. Довольные журналисты стали расходиться, и Шемпп последовал их примеру, решив дождаться Эрика в холле.***
Зал опустел, за исключением Фуркада, Шипулина и Гараничева, умудрившегося обронить телефон под стол. – Ты хотел поговорить? – усталый голос Антона удивил Евгения. Сначала он решил, что друг обращается к нему, но: – Разве? – насмешливые интонации без сомнения принадлежали Фуркаду, и Женя пожалел, что не ушел раньше. Похоже, мужчины не догадывались о его присутствии, и Женя не знал, как правильнее поступить. – Прекрати играть со мной, Фуркад. Гараничев не понял, что сказал Антон, но сталь в голосе поразила. Россиянин решил не покидать свое укрытие, хотя чувствовал себя погано, подслушивая. – Мальчик, возомнивший о себе невесть что, какие могут быть игры? С тобой неинтересно играть, ты слабак. Из всей этой тирады, наполненной презрением, Женя разобрал лишь «мальчик». Но атмосфера накалялась. Гараничев неслышно подполз к краю стола, выглядывая: мужчины стояли слишком близко друг к другу. – Как оригинально, Фуркад. Это все? Тогда я пойду. Антон собирался уйти, но Мартен схватил его за руку, привлекая к себе. Жене показалось, что сейчас француз поцелует Шипулина и, удивившись своему озарению, Гараничев подпрыгнул, ударившись о злополучный стол. Звук удара эхом разнесся в пустом зале, и мужчины, с разной степенью испуга, отпрыгнули друг от друга. – Простите, – сконфуженно пробормотал Евгений, краснея. – Ага, мой маленький друг! – Фуркад заметно оживился. – Никогда не видел таких потрясающих голубых глаз. – Что? – Он говорит, что твои глаза голубые, – холодно перевел Антон, кидая на Женю красноречивые взгляды. Гараничев стушевался: с одной стороны Фуркад, похабно улыбающийся, с другой Шипулин, щеки которого покрылись красными пятнами от злости. Еще раз извинившись, Женя попробовал уйти, чтобы не нагнетать обстановку. – Он прелестен, когда смущается! И эти глаза, ммм. Евгений, – очаровательная улыбка, – ты совсем не умеешь поздравлять соперников после финиша! Вот смотри, не поясница, а… Женя уже нихрена не понимал, да и честно говоря, не хотел. Фуркад, воркуя по-английски, внезапно для Жени огладил его зад. Россиянин замер, а Антон шумно выдохнул, делая решительный шаг к Фуркаду: – Убери от него свои руки, - чеканя слова, произнес Антон. Фуркад лишь оскалился, но руку не убрал. Женя вдруг остро ощутил, что его мнение тут роли не играет – он что-то вроде разменной монеты, пешки, в чужом противостоянии. Не выдержав, Женя отбросил руку сам, встретив насмешливый взгляд француза. – Закомплексованные вы. Хотя о тебе я думал иначе, такой весь…– Мартен очертил какой-то силуэт в воздухе, понятный лишь ему, а после обнял Женю за широкие плечи. Для Антона это стало последней каплей. Разумом он понимал, что Мартен делает это нарочно, что Женя ему даром не сдался, но злость, копившаяся довольно давно, нашла выход сейчас. Шипулин принялся отдирать тело товарища от француза. Женя заскулил, когда мужчины стали перетягивать его словно кость. – Да пошли вы, – вскипел россиянин, зарядив французу в нос. Ну не Антона же ему бить? Тот, вроде как, спасал его от вражеских лап. Фуркад схватился за нос, проклиная всех русских. Выглядел Мартен жалко. Но пожалеть о своем поступке Женя не успел – Антон несильно стукнул его по руке. – За что? – обиженно взвился Гараничев. – За все! – грозно пояснил Антон. – Ты… – О, мальчики, не стоит драться за меня, – Фуркад оправился быстро, видно получал не впервой. И снова Жене оставалось лишь посетовать на то, что изучению языка он не уделял достаточно времени. А вот Антону басурманский давался лучше, о чем пришлось пожалеть французу, когда Шипулин налетел на него, повалив на пол. Остаться в стороне Гараничев не мог, бить Фуркада вдвоем было бы неправильно, пусть и желанно…***
Эрик весело болтал с мамой, позабыв о компании. Симон не спешил напоминать о себе. Они все еще стояли в холле, но уже одни, а Шипулин с Фуркадом так и не покинули конференц-зал. Чем они могли там заниматься? – Эрик, иди без меня, хорошо? Лессер, если и удивился, виду не подал. Подождав, пока друг выйдет из здания, Симон пошел в зал, готовясь воочию увидеть поцелуй, а может чего и пооткровеннее – его фантазия нарисовала самый жуткий сценарий. Однако картина, представшая перед Шемппом, поражала – Шипулин и Фуркад катались по полу, нанося удары друг другу, но без эротического подтекста. Их пытался разнять Гараничев, но, получив случайный удар от одного из противников, махнул рукой. Долго раздумывать Симон не стал – отставив экипировку, немец бросился к дерущимся, с вполне понятным желанием помочь. Антону. Добить Фуркада и уничтожить улики – когда еще представится такой шанс?***
Губерниев в тот день тоже задержался в здании пресс-центра, вот только его причина была более приземленной. Оправляя одежду, обладатель ТЭФИ, услышав крики и шум борьбы, передумал выходить на улицу. Любопытство – двигатель сенсаций, а уж открывшаяся картина тянула как минимум на Пулитцеровскую премию – четыре биатлониста из числа элиты катались клубком по полу, снося стулья, на которых недавно сидели журналисты. Усмехнувшись, мужчина хотел достать телефон и снять на камеру, когда разглядел в куче синюю форму. Русскую. Присмотревшись, комментатор увидел Антона, на которого уселся Фуркад, нахально улыбаясь. Вот только праздновать долго французу не пришлось – его снес Шемпп. Гараничев, откинутый более рослыми мужчинами, поднялся, помогая товарищу сделать тоже самое. Теперь русские были на ногах, и Губерниев лишний раз испытал гордость, хотя причины потасовки все еще интересовали его. – Симон, хватит! Услышав окрик, Шемпп опустился на пол рядом с Фуркадом, довольно улыбаясь. Антон склонился именно над ним, а не над Мартеном. – Что тут произошло? – громогласно поинтересовался Губерниев. Обернуться к нему смогли не все, но Дмитрию это было и не важно. Достав платок, он поспешил к Антону, чтобы вытереть кровавую дорожку с губ, а заодно прояснить ситуацию. – Долго рассказывать, – поморщился Шипулин, когда комментатор, деловито, принялся ему помогать. – Жек, ты как? – Замечательно, – Евгений действительно выглядел неплохо, слегка помятый, но без боевых ран. – Симон? Немец улыбнулся. Ему успели разве что куртку растянуть. А вот морально Шемпп чувствовал себя великолепно. – Фуркад? – самочувствием француза Шипулин поинтересовался в последнюю очередь. – О, ты вспомнил обо мне, я рад. Жить буду. – Не нарывайся! – А то что? Снова толпой налетите? Фуркад чувствовал себя прекрасно и уверенно с приходом комментатора. Неспешно встав на ноги, он потянулся, слегка поморщившись от боли. Остановив взгляд на Антоне, который все еще находился в заботливых руках журналиста, француз оскалился: – Ладно, разойдемся миром, идет? Участники потасовки кивнули, соглашаясь. Первым делом француз пожал руку Антону, затем Симону, хмуро посмотрев немцу в глаза. Дойдя до Гараничева, Фуркад замешкался, но Евгений, добрый по природе и не знающий всех подводных течений, по-дружески обнял Мартена. Фуркад словно этого и ждал, ближе притягивая Женю к себе. Мгновение – и Шипулин кинулся к ним. Второго раунда было бы не избежать, если бы комментатор вовремя не сориентировался, успев схватить Антона за отворот куртки. Возмущенно сопя, голос российского биатлона слегка приподнял спортсмена над полом, а затем решительно поволок его к выходу. – Сына, значит, Дмитрием зовешь, а сам на Фуркада заглядываешься? Я тебе устрою! Удивленно уставились мужчины им вслед. Антон, посопротивлявшись приличия ради, обмяк в руках Губерниева, позволяя вывести себя из зала. Недолго думая, Гараничев бросился следом, прихватив и свою экипировку, и антоновскую, вот только тяжесть оказалась слишком велика, заставляя Женю двигаться на полусогнутых ногах. Оставшиеся француз и немец, потеряв объект воздыхания, решили разойтись миром. Для них основная борьба предстоит впереди, и не только за Глобус.