Привык

Ненавижу тебя, люблю тебя, Ненавижу то, что люблю тебя, Не хочу этого, но не могу поставить Кого-то выше тебя. Хочу лишь ощутить твой поцелуй На своих губах. Теперь время Просто проходит мимо, Но, кажется, я до сих пор не понимаю, почему Мне больно каждый раз, когда я вижу тебя... © Gnash ft Olivia – I Hate U I Love You Я привык к тому, что рядом со мной под одной крышей поселилось рыжее недоразумение. Привык к тому, что по утрам теперь бросается в нос запах капучино, в который она всегда добавляет слишком много сахара. Привык думать о ней за завтраком, обедом и ужином. Перед сном и когда просыпаюсь. Вспоминать хитрую улыбку рыжего дьяволенка каждую одинокую ночь, в очередной раз задумавшего помотать мне и без того потасканные нервы. Привык отвечать на нескончаемые вопросы, вырывающиеся из ее уст, когда она чем-то озадачена. Привык украдкой любоваться ею, пока никто не видит, и отчетливо понимать, что до нее я и не знал, что такое красота. Ее внешность можно сравнить с красками осени: рыжая шевелюра подобна наливному осеннему листопаду, в глазах зреют ноябрьские груши, а у мягких податливых губ малиновый вкус. Я, как всегда, постоянно от чего-то уставший. Но от нее — никогда. Привык сжимать хрупкое тело в своих объятиях, вдавливать в холодную стену и целовать, целовать, целовать… до боли в скулах, до бешеного сердцебиения, до слабости в мышцах. Привык к валяющимся в моей комнате карандашам, к многочисленным розовым помадам, которыми она заполонила прикроватные столики и трюмо. Привык к запаху ее сладких духов на моей одежде и постельном белье, привык наблюдать за тем, как она спит. К подрагивающему ободку ее пушистых ресниц, к длинным шелковым кудряшкам, разметавшимся по подушке. Я, конечно, не романтик. Но тайны, которые я прятал в ларец ненужных эмоций и судорожно захлопывал крышку, оказались сильнее, чем я думал. В каждой встречной я искал черты ее лица, а не находя скулил, как побитый пес. Тщетно я пытался забыть ее образ, намертво закрепившийся в памяти, но в какой-то момент просто устал сражаться. Никто не шел в сравнение с ней. С самого начала ее пребывания здесь она вела себя как сильная и независимая охотница. Гордо шла в бой, бросалась спасать близких, когда было точно понятно, что встречаться лицом к лицу со смертельной опасностью — чистой воды самоубийство. Но ее было не переубедить. — Пятьдесят баксов на то, что он не одобряет эту миссию, — поспорила Иззи, надеясь, что я не услышу. Но я услышал. Впрочем, ничего дурного она и не хотела сказать. Такой уж нрав у моей сестренки. — Я не одобряю эту миссию. — подтвердил я ее слова. На меня уставились четыре пары любопытных глаз. В том числе и светло-зеленые, так отныне мною любимые. — Я связался с Конклавом. Они отправляют разведчиков-фэйри на поиски Валентина, но они ясно дали понять, что маленькая девочка, — я сделал характерный жест в сторону девушки. — не должна покидать помещение. — Мое имя не «маленькая девочка», понятно? Мне плевать на этот Конклав или твои желания. Я собираюсь найти Дот! Нужно отдать ей должное. В тот день я ее точно недооценил. За хрупкой внешностью пряталась такая сила, что способна сломить, казалось бы, и непробиваемую стену. И этой стеной, по иронии судьбы, оказался я. Мы ведь друг друга не выбирали. Кто виноват в том, что я был утопающим в своем собственном океане хитросплетенного исступления, а она единственной, кто мог меня спасти? Почему мы не вольны выбирать того, в кого влюбляться? Было ли это судьбой — встретить ее и навсегда остаться в плену улыбчивого взгляда? Это действительно определяется на небесах, или по обыкновению обусловлено типичной химической реакцией в организме? Кто знает. Но я верю, что все это неспроста. Я убежден. Я привык не удивляться тому, что от нее исходит так много тепла. Так много, что, в конце концов, хватает и на целого меня. Я привык к наступившей весне в моей душе: к распускавшимся, словно подснежники после долгой зимы, чувствам, к тающим снегам затаенного одиночества. Ведь теперь есть, для кого. Эта Весна прогнала мою грусть, укрыв от вечных холодов и подарив свет. — Я не люблю тебя, Клэри! — сказал я тогда. — Ты мне… Я не знаю… — Не обязательно знать. Почувствуй. И я почувствовал. Меня накрыла пронизывающая дрожь, когда она дотронулась нежной ладошкой к моей щеке, провела пальцами по волосам и остановила руку на плече. Я понимал, что все сложилось так, как надо. Зачем мне кто-то другой, зачем смотреть по сторонам, если есть она? Если она рядом, а я держу ее ладонь в своей? Ведь она — это и мое горе и моя радость в одном флаконе. Как иначе объяснить то, что она единственная, кто может подшутить надо мной и при этом остаться в живых? Я привык к тому, что Счастье имеет духмяный аромат свежих фруктов и сложный характер. Так странно, ко всему этому я привык, а вот к ней — нисколько.