Memoriae

С потолка камеры мерно капала вода, разбиваясь о каменный пол и собираясь в тонкие холодные лужицы. Гюго сидела на пропахшей сыростью кровати, притянув колени к груди, и безуспешно пыталась согреться. Серая роба с узким воротником была ей велика, она собиралась в уродливые складки и натирала кожу при каждом движении, но грубая ткань совершенно не грела, а одеяла ей так и не выдали – боялись, что повесится. Занять себя чем-либо в этой полутемной каменной камере было совершенно невозможно, поэтому уже две тысячи восемьсот девять капель Гюго смотрела в стену совершенно пустым взглядом и отсчитывала мерные удары воды о камень. Осветительный шар на столе иногда помигивал, сбиваясь с ровного ритма пульсации, и она протягивала окоченевшую руку, чтобы подправить его свечение, но тут же отдергивала ее, обжигаясь его ледяной стужей. Иногда, очнувшись от созерцания, она пыталась что-нибудь напевать или просто вести диалоги со своим единственным собеседником - мерцающем шаром на куцем столе, но от звука собственного голоса становилась ужасно неуютно и, кажется, еще промозглее. Конечно, вервые дни в этой камере, когда ее силы еще не совсем затухли, она мерила шагами стены, касалась их кончиками пальцев, искала следы предыдущих жителей и чувствовала себя куда свободнее, живее. А теперь ей было скучно, холодно и совсем не страшно. Ее силы утекали как вода сквозь пальцы, просачиваясь в эти ледяные стены и подтачивая ее разум, делая его шатким, нестойким, готовым в любой момент обвалиться всем грузом осознания. Когда дверь со скрипом отворилась, Гюго почти никак не среагировала, просто повернула голову на звук и уставилась на возникшие на пороге темный силуэты своих тюремщиков. - На выход, - скомандовал равнодушный и незлой голос. Девушка медленно, как во сне, спустила ноги на ледяной пол. Она была погружена в странное для себя состояние абсолютного оцепенения, и даже когда шершавые руки грубо заставили ее прижаться лицом к стене, а на запястьях звякнули медные наручники, Гюго не дернулась. Только слегка улыбнулась холодной стене перед собой. Сначала по темным подземным, а потом по светлым и наземным коридорам ее практически тащили, хотя босые ноги девушки держали ее очень даже прилично, она даже не спотыкалась о них по пути. Медные браслеты жгли кожу, но девушка все-равно почувствовала, как энергия света невольно проникает в ее тело, придавая сил и тепла. После того, как ее почти неделю держали в подвале, морили скудной, не знавшей солнечного света, пищей и постоянно студили с помощью ледяных светильников, даже мельком пойманные лучи настоящего теплого света были равнозначны глотку прохладной воды в пустыне. В обитый деревом кабинет начальника ее практически впихнули. Гюго с определённым интересом оглянулась, она уже была тут, но довольно давно и при других обстоятельствах. Тогда она еще не была преступницей, а человек, сидящий сейчас перед ней, не был палачом. - Гюго, - начальник тюрьмы сухо кивнул, даже не взглянув на заключенную. – Садись. Девушка, недолго думая, отказалась от идеи уместиться на жестком и неудобном кожаном стуле и грациозно, насколько это вообще возможно в ее положении, опустилась на густой зеленый ковер. Поправила складки робы и выжидательно устремила взор на собеседника. С одной стороны, ей было любопытно, зачем спустя почти неделю ее выдернули из вакуума и явили под ясны очи начальника тюрьмы. С другой, даже если сейчас ей объявили бы, что ее казнят через три минуты, она не удивилась, а испытала искреннюю радость - возвращаться в казематы не хотелось совсем, даже ценой смерти. Впрочем, если бы в тот момент ей сказали, что она получила помилование, Гюго ровно также бы обрадовалась. Все что угодно, лишь бы камера чуть потеплее, а еда капельку повкусней. И жить уже можно. - С тобой кое-кто хотел бы поговорить, - не отрываясь от бумаг сообщил начальник. Гюго встрепенулась. Это уже интересно. - Один человек умудрился добиться разрешение на… интервью, - выплюнул слово как ругательство. – Поэтому сейчас тебя проводят в переговорную. - Зачем тогда я тут? - Просто хочу предупредить тебя, что он журналист, а не следователь. И что тебе лучше держать язык за зубами. - Иначе?.. Человек за столом оторвался от бумаг и как то устало посмотрел на пленницу. Та ответила ему спокойным и слегка насмешливым взглядом. Гюго было нечего боятся и нечего скрывать. Больше нечего. - Иначе у нас появится еще одна проблема, которую нужно решить. Вы и так создали их слишком много, пора бы уже остановится. Дверь как по волшебству открылась, Гюго легко поднялась на ноги и в сопровождении двух конвоиров скрылась в коридоре. Ее руки больше не дрожали, а от медных браслетов медленно расходились красные полосы ожогов.

***

Робеспьер нервничал. Ему было не комфортно в этой огромной пустой комнате, где свет исходил от самих стен, а из мебели находились только простой стол да два кресла, слишком вычурные и какие-то острые даже на вид. И еще ему до сих пор не верилось, что на просьбу скромного второсортного писателя, к коим он себя искренне относил, в Канцелярии ответили согласием. Даже более того, ему удалось пережить личную встречу с министром внутренних дел и этот сухой, сосредоточенный и безупречный в чем-то человек, выразил почти личную заинтересованность в будущей книге писателя. Робеспьер подавал документы в надежде получить доступ в хотя бы общественные, не засекреченные архивы, а в итоге заручился поддержкой одного из самых влиятельных людей Империи. Он нервно теребил манжет рубашки и мысленно проговаривал текст вопросов, поправлял и без того идеально ровно стоявший диктофон. Его раздражала необходимость сдать все бумаги и вещи на входе, сейчас бы он как никогда раньше хотел занять разум сухим чёрно-белым текстом, пусть даже перечитанным более десятка раз. Он знал всю эту историю наизусть, все фамилии, даты, документы. Цифры и прозвища хранились в его голове в безупречным порядке, связанные логической последовательностью и хронологией. И почти все было на своих местах, но все же некоторые детали ускользали от его понимания. А так же, к его собственному сожалению, для книги ему требовалось кое-что еще. Чувства и субъективность. Эмоциональная прослойка, которая бы сделала сухие данные историей, настоящей и живой, пульсирующей в ладонях, занимающей не только ум, но и то что по наивности некоторые называют сердцем. Ему нужен был взгляд изнутри, взгляд непосредственных участников. И он уже успел поговорить с некоторыми свидетелями, жандармами и почти всеми следователями. Даже судья, судивший выживших, вошел в этот пространный список. И теперь он добрался до финального аккорда. С тихим стуком в идеально ровной стене проявился темный проем двери. Робеспьер подобрался, двое высоких и широкоплечих солдат ввели в комнату хрупкую фигурку, облаченную в безразмерную серую робу, и довольно грубо усадили ее в кресло. - Снимите браслеты, - негромко попросил писатель. Ему в глаза бросились расползающиеся красные ожоги вокруг медных браслетов на руках девушки. Эти болезненные следы еще не начали пузыриться, но уже отзывались тупой ноющей болью, которая тенью отражалась на живом лице девушки. – Снимите. Я тоже маг и смогу справиться, если что. Солдаты молча переглянулись, и с явным нежеланием выполнили просьбу эксцентричного гостя. Сами они ни за что на свете не остались бы один на один с таким магом, как эта Гюго. Магом, который так или иначе убивал и убивал необычайно эффективно, быстро. Так, что люди даже понять ничего не успевали, а уже превращались в кучки костей и пепла, безучастные и неживые. Но в руках Робеспьера были разрешения высшей инстанции, а изолированная комната надежно защищала окружающий мир от своего содержимого, так что спорить они не стали. Просто сняли и молча вышли. Повисла тишина. Робеспьер и Гюго несколько секунд просто смотрели на закрывшуюся и исчезнувшую дверь, то ли думая о чем то, то ли просто в нерешительности. - Спасибо, -нарушила молчание девушка. Она коснулась запястий и болезненно поморщилась, ожоги получились серьезными. - Не за что, - Робеспьер внимательно оглядел гостью, анализируя и запоминая. Она оказалась еще совсем юной на вид, хоть и ей значилось по документам двадцать шесть. Измученная, бледная, с глубокими голубоватыми тенями под глазами и дорожками вен на висках, но почему то все-равно казалось, что она вот-вот улыбнется, на щеке обозначится ямочка или нечто подобное, и вся эта болезненная маска потрескается и отпадет сухими кусками. Темные сальные волосы двумя косами-змеями обвили шею девушку и спадали куда то за спину, оттеняя лицо еще больше, а на щеке расцвела аккуратная темная родинка. Общее впечатление – обычное лицо симпатичной молодой девушки. Никакого отпечатка безумия или совершенных злодеяний, ничего такого, за что можно было бы остановить ее на улице жандарму или чего можно испугаться в темном переулке. Ничего такого, что можно было бы назвать зловещим. - Так Вы писатель? – Гюго с ответным интересом оглядела своего собеседника, но ничего такого не заметила. Разве что взгляд у него был не такой, как у следователей. Внимательный, но не жесткий и совсем не холодный, просто вежливый и отстраненный. А так, обычный человек. Стандартный мужской костюм, который говорил о небольшом достатке, короткая стрижка, небольшая бородка, такие сейчас носят практически все. Очки с голубыми круглыми стеклами в нагрудном кармане, коротко обстриженные ногти, длинные узловатые пальцы. Аккуратно, но как то тускло, скромно. Закрытый человек. Гюго покачала головой про себя. - Да. Франсуа де Робеспьер, правда, не думаю, что Вы слышали о моих книгах. - Почему? Я очень любила читать, особенно литературные журналы, может быть какая-нибудь ваша публикация мне и знакома. - Вряд ли. Я по большей части пишу научные статьи, математика, магифизика, - Робеспьер тонко улыбнулся. - Тогда и правда, вряд ли, - Гюго расцвела ответной улыбкой. Ободряющей, как показалось собеседнику. – Я, право, соскучилась по чтению. В тюрьму не выписывают журналов, да и для смертников книг кроме Священного Писания не достать. - Да, очень неудобно. - Но вот что могло математику и магефизику понадобиться от моей скромной персоны? Я даже в школе не была сильна в этих науках, - девушка поставила локти на стол и сложила ладони лодочкой перед собой, как бы показывая: вот она, я, смотрите, ничего у меня нет. Только пустые ладони. - Я пишу книгу о недавних событиях, в которых Вы принимали непосредственное участие, и хотел бы взять у Вас интервью, - Робеспьер поправил очки. - Тогда я к Вашим услугам. - Так просто? - А почему должно быть сложно? - Просто многие из тех, с кем мне уже приходилось говорить, не испытывали особого энтузиазма по этому поводу. - Их можно понять, в отличие от меня, им еще предстоит как то жить в этой стране. Но я совершенно свободна от этой обязанности. Разве что на завтра есть небольшие планы – у меня назначена казнь. А так… - Гюго развела руками. Робеспьер хмыкнул. Шутка вышла так себе, но ироничное отношение девушки к собственной судьбе ему импонировало. - В таком случае, - он включил диктофон и сложил руки на столе. – Я хотел бы узнать, как Вы оказались в центре Кровавой Резни в ночь с восьмого на девятое августа.