Мертвые цветы

Мёртвые цветы для растерзанных на части, Уложенные в могилу, чтобы лечить разбитое сердце. Пусть идёт дождь, пока всё не затопит, Пусть солнце вдохнёт жизнь ещё раз, Дав новую... Demon Hunter - Dead Flowers

      Капитолий был огромен. Дворец. Замок. Крепость посреди душной грязной пустыни, иссушенной голодом, смертью, страхом и болью. Высился над омертвевшими землями и, будто бы в издевку, сверкал яркими огнями счастья и праздника. Здесь смеялись над смертью, оглушительно аплодировали ненависти и боли, платили улыбками за кровавый оскал страждущего, возводили памятники собственному тщеславию и храбрости трусов. Слепые с ясно видящими глазами, глухие с невероятно острым слухом и немые с голосом, способным своим криком разрушить стены этого облачного замка.       В Капитолии было все, о чем могли мечтать изголодавшиеся по теплу, свету и покою трибуты двенадцати дистриктов. Здесь ели для того, чтобы есть, пили для того, чтобы пить, а не потому что людей иссушал смертельный голод или нестерпимая жажда после суток, проведенных в самых темных недрах рудника. Одежды, с чьим блеском не могли сравниться самые яркие фонари на ярко освещенных улицах, музыка, заглушающая биение сердца, улыбки, чей неестественный свет затмевал блеск далеких, похожих на сверкающий жемчуг звезд.       Прекрасный кукольный дворец с такими же кукольными, неестественными законами. Ненастоящие, заводные жители, чье существование поддерживалась только лишь благодаря тому, что на их глазах вот уже несколько десятков лет убивали детей, жадно втягивали через нос тепло уходящих жизней. Хлопали пластиковыми ресницами, стряхивая с век золотистую пыльцу, глядели стеклянными глазами, улыбались резиновыми губами, обнажая фарфоровые зубы и требовали еще крови, тщеславно вздыхая об уже поглощенных.       Но было что-то еще. То, от чего на глаза наворачивались непрошенные слезы.       Цветы.       Их приносили каждое утро, ставили у окна, заботливо повязывая хрупкие стебли, чтобы бутоны не смели опуститься ниже, чем было им позволено. Они стояли — идеальные, прекрасные, великолепные, сияющие красотой и жизнью. Но жизнью ненастоящей, столь же искусственной, как и все вокруг.       Розы не имели запаха. Даже когда Пит украдкой оборвал один из зеленых лепестков, украшающих стебель и растер его меж пальцами, тот не испустил и доли положенного ему природой аромата. Он нерешительно обернулся к своей спутнице, и Китнисс презрительно дернула уголком губ. Ее руки до судорог были скрещены на груди, спина — идеально ровной, а дыхание… Ее грудь даже не дрогнула. Эвердин знала, что так будет.       — Здесь нет жизни, — хрипло вымолвила она. — И никогда не будет.       Пит кивнул и отвернулся, зажмурившись и упершись разгоряченным лбом в холодное стекло, сквозь него с безразличием и бессмысленностью глядя на ночной Капитолий.       Ненастоящие цветы для ненастоящих людей.       В тот вечер они вновь не разговаривали.       А утром на окне новых роз не было.       Зато стояли в изящной, ярко-синей с серебристыми переливами вазе тонкие, дрожащие и очень хрупкие зеленые стебли ландышей, тяжело клонящиеся под кистями бело-восковых колокольчиков, от которых исходил тонкий упоительно-свежий аромат, от которого с души будто падал многотонный камень. Запах разносился по всей комнате и оттого не мог не привлечь внимания.       Ландыши вразнобой клонились к земле, как бы капитолийские флористы не пытались на них повлиять и потому, в сердцах бросив это неблагодарное дело, они попытались компенсировать неровность и неидеальность цветов прекрасным сосудом, в который их опустили.       — Что это? — Китнисс в изумлении замерла перед окном, опустив взгляд на бутоны-колокольчики. Нерешительно, будто опасаясь, что те могут внезапно вновь обратиться искусственными белыми розами, она протянула руку и кончиком указательного пальца коснулась мягко раскачивающегося цветка. Тот шелковистым бархатом скользнул по ее коже, не оставив сомнений — цветы были живыми. Истинно живыми.       — Я попросил, — Пит возник за ее спиной совершенно неслышно. Девушка вздрогнула и стремительно обернулась, инстинктивно готовясь защищаться, однако Мелларк лишь мягко улыбнулся и виновато пожал плечами. — Это все, что у них нашлось, но все же лучше тех осточертелых роз.       — Как ты сделал это? — недоверчиво поинтересовалась Китнисс, осторожно вынимая ландыши из вазы и заглядывая внутрь. — Они даже не удосужились налить воду!       — Поэтому ее принес я, — Пит продемонстрировал зажатый в руке высокий стеклянный стакан. Совершенно простой и без излишеств вроде резьбы или разноцветных пятен.       Эвердин вновь улыбнулась своей едва заметной, вымученной улыбкой и, отпихнув вазу на край окна, поставила цветы прямиком в стакан, заботливо расправив смявшиеся зеленые листочки. Пит же совершенно серьезно кивнул и осторожно поставил ландыши на подоконник.       Несколько долгих мгновений были дарованы тишине. Двое разглядывали живые цветы на пластиковом окне в пластиковом мире и думали, что, возможно, все еще может наладиться. Пит нерешительно обнял Китнисс за плечи, а она не оттолкнула. Лишь вздохнула тихонько и прикрыла глаза, жадно втягивая свежий аромат ландышей, витавший в комнате.       Его сердце сходило с ума от ее близости, пылало пламенем. И она это чувствовала, также медленно загораясь изнутри. Огненная Китнисс.       Еще одно утро принесло с собой новые розы. Но ландыши по-прежнему стояли на окне, задвинутые чьей-то небрежной рукой в угол. Несколько бутонов устлали собой пластик, стебли склонились еще ниже, медленно умирая от нехватки жизни вокруг.       Пит поменял воду, а Китнисс осторожно убрала опавшие цветы и попыталась поднять стебли. И аромат жизни слегка усилился, окутывая собой широкую комнату.       В последний их день на вершине капитолийского дворца ландыши погибли. Тихо и спокойно, естественно и очень, очень мучительно для двух людей, по привычке замерших у окна.       Эвердин, будучи еще мрачнее, чем обычно, едва слышно втянула воздух, но не почувствовала долгожданного аромата. Пит смерил ее грустным взглядом, чувствуя, как щемит его сердце, как медленно в нем разрастается прежняя боль и безысходность.       Китнисс разбила стакан. Мертвые стебли разметались по светлому полу, залитые водой и погребенные под стеклянными осколками.       Мелларк не остановил ее, когда девушка рванулась к двери своей спальни, не окликнул, когда она без сил упала на широкую постель, и не успокоил, когда из темных глаз на подушку брызнули слезы. Он молча подобрал один из стеблей и, уходя, положил его на окно, за которым зачинался новый рассвет.       Рассвет, который принесет новые розы, но который они двое уже, возможно, никогда не увидят.       Ненастоящие цветы для ненастоящих людей.       Мертвые цветы для растерзанных на части.