Мандариновая косточка для прекрасного принца

Когда самолет начал падать и пассажиры засуетились, повыскакивали со своих кресел и начали бестолково сновать туда-сюда, мы все так же преспокойно сидели на своих местах и, как и всегда, топили горе в беспечных размышлениях. Честно говоря, не могу себе представить, насколько беспечны они были у Саши, но я думал только о ней и, пожалуй, еще о том, как мне выбраться в местную туалетную кабинку, не вызвав при этом у нее соответствующих подозрений. Однако, по прошествии некоторого времени, а в частности, когда наши кресла начало трясти так, что сидеть в них оказалось практически невозможно, мы все же поддались общему безумию и устремились в нос судна, как и все, невольно приближая собственную гибель. Присутствующие на борту стюардессы, вероятно, смирившись с собственной участью и решившие перед смертью стать одним целым со Всевышним, давным-давно уже спешно ретировались в неизведанные дали и не мешали всеобщей панике. Когда все уже успели написать завещания, ограбить банк, курнуть травы и потрахаться без презервативов, моя девочка вдруг вспомнила об оставленном где-то телефоне и попросила меня проводить ее через толпу охваченных предсмертными агониями людей. Яблофон, о происхождении которого я всегда стеснялся спрашивать, лежал целехоньким на кресле и поблескивал микротрещинами причудливой формы. Моя девочка просочилась между стройными и узкими рядами кресел эконом-класса, сверкая фирменной эмблемой на джинсах и, ухватив телефон своими узкими пальчиками, просияла в моем направлении. Я бы не переставал наслаждаться этой отрадой для влюбленных глаз, когда вдруг и без того предрекающее нам скорую гибель, чрезвычайно шаткое положение самолета изменилось и он буквально затрещал по швам. Через несколько секунд нос самолета вместе со всеми пассажирами канул в небытие, а моя девочка очутилась на полу со своим носом, по-видимому, абсолютно так же канувшим в небытие. С положительной стороны, она все же исхитрилась удержать в руках последнюю модель модного бренда. Приподняв голову, моя зая в первую очередь осведомилась о сохранности своего девайса, а лишь потом снизошла до моей невзрачной персоны. Я это приметил, но, также подумав, что другого такого шанса может не выпасть, я решился действовать. «Теперь-то уж точно пора», - воодушевил я себя, подхватил ее под руки, помог встать и прижал к своей груди. Девочка и не думала плакать или вообще как-то отрицательно реагировать на последние события, но, тем не менее, обняла меня за плечи и решила не сопротивляться. Вскоре, оставив на моем свитере темно-красное пятно в виде Пенсильвании, она взяла инициативу в свои руки и поспешила дальше, в самый хвост самолета. Поразмыслив секунд с десять, я решил, что едва ли от хвоста уцелело что-либо помимо уборной. И действительно, ее объемные локоны порядком растрепались после очередной встряски, ей бы не помешало привести себя в порядок, да и кровь на Пенсильвании наверняка не заканчивалась. Однако я уже твердо решился закончить начатое и сдаваться без боя не собирался. - Саша! – я попытался перекричать раздающийся отовсюду грохот низвергающихся с небес кусков пластика и металла. Девочка несколько секунд вслушивалась в шум, затем обернулась и скорчила усталую рожицу. - Ась? Я сжал ладони в кулаки. - Ты мне нравишься. - Че, правда? – она вытерла рукавом кровь с губы. Я кивнул и смущенно улыбнулся. - Пиздос. И моя лапочка побежала дальше. Я же остался стоять там, обескураженный и разбитый, и только чувство удовлетворенности едва грело мое окоченевшее от боли сердце. Не буду рассказывать подробности нашей совместной жизни на необитаемом острове, об этом сказано много и даже слишком много в различных произведениях современных и не особо авторов. В другой раз, когда нас посреди совместного просмотра фильма внезапно похитили бандиты, надели на наши головы мешки, связали, высадили в поле и собрались было ограбить/изнасиловать/убить, моя девочка как всегда героически сорвала с себя одежду напяленное этими охальниками и побежала укладывать их одного за другим в неравном бою. Естественно, неравном для бандитов, ведь моя Сашенька стоит сотни этих остолопов, она владеет карате и еще чем-то, в общем, вскоре почти все бандиты оказались в глубоком нокауте. Я же в это время восхищался грацией и пластикой движений моей возлюбленной настолько, насколько это было возможно с мешком на голове. Один из бандитов внезапно вспомнил о существовании кобуры на ремне и вытащил из нее новехонький, дышащий свежим металлическим блеском пистолет и направил пропитанный первозданной девственностью ствол прямо на мою миленькую. Ее не спасла ни реакция мангуста, ни эффект бабочки: опорочив честь ствола, пуля затем пронзила Сашу навылет и полетела дальше, вероятно, обогнув земной шар еще несколько раз. Я, в свою очередь, со своей феноменально заторможенной реакцией догадался, наконец, сорвать с головы мешок, издал боевой клич австралийской вислоухой обезьяны и набросился на единственного оставшегося в живых бандита. Бандит упал вместе со мной в кусты и почему-то умер. Старательно стряхнув с себя пыль (у Сашеньки была на нее аллергия), я поспешил к ней на помощь. Она лежала спиной на пожухлой траве и бездумно смотрела в затянутое облаками небо, на светившее ровным белым светом солнце, на далекие звездные скопления, по воле некого изверга сокрытые от нас в дневное время. Девочка, вероятно, уже не видела ничего, кроме этого самого белого мерцания, когда моя голова вдруг вторглась в ее воздушное пространство и закрыла собой источник света. Моя девочка чуть слюной не подавилась от испуга. - Ты как? – спросил я как можно более развязно. - Прекрасно, - как можно более едко ответила моя подруга и потрогала кровоточащую рану на груди. По всей видимости, радовать мир своей язвительной ухмылкой ей осталось недолго. - Саш, надеюсь, тебя спасут, но если все же нет… ты всегда мне нравилась, Саш. В общем, я тащусь по тебе еще с шестого класса… - Надеюсь, я умру, - отрезала моя девочка и уставила взгляд насквозь меня, словно вновь пытаясь хоть краем глаза узреть источник белого света. В другое время я бы прочел ей лекцию о природе электромагнитного излучения, объяснив невозможность такого явления, по крайней мере, пока я держал свою голову в двадцати сантиметрах от ее лица, но, подумав, я счел такое продолжение диалога недостаточно романтичным и промолчал. Промолчав так несколько минут и тщательно обдумав этот вопрос, я подобрал подходящие к ситуации слова, и построил в уме диалог, сведенный к достаточно романтичному финалу. Я хотел было предложить моей лапочке использовать явление дифракции света для достижения требуемого результата и уже открыл рот, но вдруг заметил, что за эти несколько минут она ни разу не моргнула и вообще не издала ни единого звука. Слезы градом полились из моих глаз и покрыли большими бесцветными пятнами свежестиранную белую блузку моей возлюбленной. - Она бы отпиздила меня за такое, - сквозь плач прохрипел я и залился им еще сильнее. Вскоре приехали люди в белых халатах, потом в темно-синих рубашках, потом еще зачем-то в желтых водолазных костюмах и забрали сперва меня, а затем и мою возлюбленную куда-то далеко. Из-за этого маскарада я не успел сделать запланированное на такой случай мероприятие, и пришлось ограничиться обозрением ее голого тела в морге. На следующей неделе по нашему классу прошел слушок, что моя зая сломала ногу. Такие «слушки» имели под собой достаточно весомые основания, она ведь не радовала глаз шестидесятилетнего школьного охранника своей очаровательной особой уже вторую неделю. Я было хотел на весь класс объявить, что на самом деле она пала жертвой одного раздолбая с пистолетом, но потом кое-что вспомнил и решил не просвещать нехитрых обывателей. На следующий же день я решил поддержать тренд и тоже сломал ногу. Конечно, я сделал это не нарочно: поди, упади в трезвом состоянии с лестницы нарочно. К сожалению, нашу инициативу никто больше не поддержал: класс наш не отличался особой солидарностью, да и инициатива, в конечном счете, оказалась единственно моей: мне сказали, что Саша в тот же день объявилась в школе жива-здорова и, что характерно, без справки о больничном. Моя же сломанная нога оказалась сломанной во всех смыслах, и за такой проступок мне полагался домашний арест в течение целого месяца. Это де-факто означало - целый месяц не видеть мою девочку. Поначалу я все же иногда выходил на улицу с костылями и совершал променады по цветущим весенней пылью окрестностям. Едва пробивающиеся лепестки уже вызывали у меня аллергию: я периодически чихал на шарахающихся прохожих, словно проклиная существование насекомых и соседей, разводивших их в безмерном количестве. Без учета всего этого, погода тогда установилась весьма неплохая, хоть и достаточно обманчивая. Я боялся подходить близко к школе, но зато постоянно ошивался вблизи дома моей возлюбленной, хоть и не встретил ее ни разу. Увидеть ее и, вероятно, стерпеть удар собственными костылями по голове стало моей навязчивой идеей. Я целыми днями бродил возле ее дома, разрушая останки некогда величественных остовов снеговиков, и крушил лед, по которому всего несколько месяцев назад пролетал без остановки, чаще всего, на заднице. Была слишком хорошая погода, чтобы сидеть дома, и слишком приятный на ощупь ветер, чтобы уродовать свой прекрасный облик шапкой. Очевидно, что природа с человеческим видением красоты не считается и таких наглостей не прощает. Через пару дней я уже сидел дома с ангиной и температурой тела, сравнимой с температурой быстро испаряющейся воды. От скуки я решил покончить жизнь самоубийством. В первую очередь, я наглотался белых кисло-сладких таблеток из шкафчика с родительскими медикаментами. Потом, все же решив, что от передозировки аскорбиновой кислотой в истории еще никто не умирал, я заел это дело еще и застоялой простоквашей из холодильника. Вернувшись домой и обнаружив в урне несколько пустых пачек из-под первого легального наркотика для детей дошкольного возраста, мать грозно оглядела всех сидящих на кухне людей. Честно говоря, в душе не представляю, как она меня раскусила, ведь со мной еще была и семидесятитрехлетняя бабушка, которой мало ли что на ум могло прийти. Короче, умереть я не умер, но продристался знатно. На следующий день после отходняка, когда я наконец смог усесться на постели, я решил порезать вены. Способ не слишком мужской, но зато достаточно действенный: пять кругов – и ты готов. Укладываясь в теплую, наполненную ароматной пеной ванну, и оставляя дверь в квартиру незапертой, я был совершенно уверен, что именно в этот день Саша решит зайти ко мне в гости, даже несмотря на то, что раньше она никогда не наслаждала моих комнатных рыбок своим визитом. И действительно, уже на четвертом круге в дверь позвонили, потом постучали, потом опять позвонили. Я уже начал сомневаться в уровне развития мышления моей возлюбленной, но всего через пару минут до нее дошло, что дверь без особых трудностей открывается за ручку, и несмазанный косяк смазливо проскрипел свою приветственную песню. Входя в ванную в куртке и с авоськой мандаринов в руках, она явно не ожидала увидеть меня голым в луже обильно разбавленного томатного сока. По старой традиции рассыпав фрукты по полу, она поспешила ко мне и прильнула лицом к чугуну. - Блять, один мандарин, кажись, под стиральную машину закатился, - поприветствовал я долгожданную гостью. Саша не додумалась или же наоборот, додумалась не смотреть никуда кроме верхней части тела, потому что прикрыться одной рукой я бы чисто физически не смог, даже если б и захотел. - Ты че, дурак? – тройным эхом отразился ее прекрасный голос от кафельных стенок ванной. – Нахуя ты, блять, вены вскрыл? - Потому что ты мне нравишься, - тихо сказал я и смущенно улыбнулся. Саша вздохнула, подняла с насквозь мокрого коврика небольшой мандарин и принялась его соблазнительно чистить. Я прикусил губу и попытался повернуться к ней спиной, но лишь привлек ненужное внимание. Моя девочка вздохнула еще глубже, отделила накладными ноготками две слипшихся дольки и протянула мне. Я в ответ протянул язык и губы и едва не откусил лишнего, лапочка вовремя отдернула руку. Другие две дольки она отправила в рот себе. Потом выплюнула косточку и угодила прямо мне в лоб, я же все кости проглотил. - Боишься забеременеть? – я опустился под воду и хлебнул жидкости с металлическим привкусом. Моя девочка оценила несостоявшийся намек и протянула мне еще одну дольку. - Держи, ебантяй. Смотри не подавись. Саша, похоже, была ведьмой или просто злой волшебницей, потому как очевидно, что произошло в следующие несколько секунд. В больницу меня везли с липовыми поперечными порезами на правой руке и инородным телом в легких. Никого из моих близких прогнозы врачей не радовали, и, думаю, если бы я был в сознании, они бы не радовали и меня. Как я ни пытался очнуться, когда Саша во сне целовала меня в губы, ничего дельного не выходило. Через несколько недель моего пребывания в коме она совсем разошлась, и, честно говоря, очухиваться мне уже не особо хотелось. Через пару месяцев она позвала ко мне в палату своего старого приятеля – шестидесятилетнего охранника школы – и я пожалел, что вообще родился на свет. Вскоре после моей смерти она таки сломала ногу при загадочных обстоятельствах, и я понял, что мы действительно связаны какой-то мистической связью, правда, толковому объяснению эти узы так и не поддались. Саша еще долго удивлялась с меня и картинно качала головой: как можно было умереть от попадания мандариновой косточки в легкие; в то время как сама она, как мы уже знаем, умерла от попадания пули в то же место. Скорбели по нам недолго, на поминках пили мало, цветы на могилках обновляли только раз в месяц (что меня, впрочем, несильно огорчало). Одна лишь старая толстая директриса припомнила мои достижения в начальной школе, и распорядилась каким-нибудь образом почтить память лично мою, а заодно и какой-то глуповатой троечницы со странностями. Помимо стандартных фотографий формата А4 в рамке с черной поперечной ленточкой и дешевых ароматических свечей, стоящих на столе возле удрученного своей тяжелой судьбой охранника, администрация школы решила украсить холл мемориалом в виде гигантской дольки мандарина с мощными выступающими жилками и несколькими торчащими из-под пленки косточками – признаками того, что мандарин зрелый. Хотя, честно говоря, я всегда предпочитал недозрелые – по мне, так мягкая кислинка приятнее на вкус, да и косточек в нем по умолчанию меньше…