***
С окончанием зимы ничего не изменилось. Не произошло изменений и с приходом настоящей весны. Даже тёплая летняя погода никак не повлияла на состояние Ёнгука, а с наступлением депрессивной дождливой осени не появилось желания снять гирлянду, которая давно перестала быть символом радости и весёлого рождественского настроения, взамен став своеобразным надгробным памятником одному юному весёлому парню, их отношениям и воспоминаниям. В квартире стало слишком тихо без звонкого смеха этого мальчишки, в кровати стало слишком холодно спать без него, а в душе парня стало слишком пусто без Чунхона. Каждая клетка Ёнгука нуждалась в этом парне, требовала близости к нему, желала невозможного. — Нет его больше, — прошептал парень, стуча кулаком по груди. — Перестань уже так стучать… это слишком больно.***
Ёнгук всё ещё никак не хотел просыпаться. Он помнил какой сегодня день, знал, что сегодня будет в тысячу раз хуже, чем обычно. Парень поджал губы и протянул руку вслепую, нащупав только холодную подушку на второй половине кровати. Холод — единственная вещь, которая теперь всё время была рядом с Гуком: холодная постель, холодный воздух в квартире, ледяные руки Банга, которые будто потеряли способность вырабатывать тепло, прохладный душ каждое утро, остывший чай на столе, к которому парень ни разу не прикоснулся, но каждый раз заваривает новый, не для того, чтобы пить, а просто по привычке, так, как и делал раньше для Него. Ёнгук перевернулся на бок и решился всё-таки открыть глаза. Чунхон всё также смотрел на старшего. Смотрел и улыбался как и обычно. Просто обычное утро в их просторной квартире, в большой спальне, на широкой круглой кровати, стоящей посреди комнаты. У этого мальчишки сейчас были заспанные глаза, безобразно уложенные волосы, блондинистая прядка которых сейчас щекотала ему нос, заставляя морщиться, но в этом было всё его обаяние. Чунхон выглядел прекрасно всегда, в любой ситуации и в любом виде. Ёнгук не хотел ничего говорить, не хотел портить этот момент, не хотел даже моргать, чтобы запомнить лицо младшего в мельчайших подробностях. Чунхон также ждал, не мешал разглядывать себя и не прекращал улыбаться, и лишь спустя пару секунд Гук заметил, что глаза парня напротив были не только заспанными. Младший словно плакал всю ночь, боль и радость смешались в его взгляде, и, только посмотрев ему в глаза, сердце старшего сжалось, заставив выдавить из себя два слова: «Я скучаю», а затем уткнуться лицом в подушку. Ёнгук сжал в кулаке одеяло и резко сел на кровати, хватаясь за голову руками, не в силах заставить себя взглянуть налево. Всё также не поднимая взгляд, парень поднялся и подошёл к большому зеркалу, ступая босиком по холодному полу. Его собственное отражение пугало парня меньше всего: отросшие чёрные волосы уже наполовину закрывали глаза, осунувшиеся лицо с впадинами вместо щёк, худые плечи и острые ключицы. Такие вещи как еда или солнечный свет не так сильно волновали Банга. Он мельком бросил взгляд на кровать в зеркале. Пустая. А какая она ещё должна быть? Кухня холодно приветствовала хозяина, пока тот в очередной раз выливал чашку чая в раковину и ставил чайник, чтобы заварить новый. Ожидая характерного свиста, парень на автомате полез в холодильник и достал бутылку. Дрожащими пальцами Ёнгук открыл её, налил коньяк в бокал и осушил его одним глотком. Рука машинально начала прощупывать карманы на наличие пачки сигарет. Минута. Зимний воздух ворвался на балкон, а холодный ветер пробрался под домашние майку и шорты парня, заставляя невольно съёжиться. Гук сделал затяжку, чувствуя как никотин проникает в его лёгкие. Парень посмотрел вниз, на машины, людей, всю эту утреннюю рождественскую суету. Банг глянул назад, на гирлянду, всё ещё висящую на стекле, и включил её в розетку. Огни тут же загорелись. От этого не стало легче на душе, но Ёнгук знал, что должен быть всегда с Чунхоном, до последнего… В квартире стало мертвенно тихо без двух весёлых голосов. Вся вода в чайнике уже выкипела. Кровать никто так и не застелил. Искусственная ёлка, стоящая в углу, всё ещё осталось не наряженной. Лишь огни на стекле продолжали мерцать, оставляя хоть какое-то ощущение жизни.***
Чьи-то босые ноги быстро забегали по паркету, а ступив на холодную кухонную плитку, стали перепрыгивать с одной на другую. — Йа, хён! — закричал парень. — Это ты поставил чайник и забыл про него? И сколько раз можно уже повторять? Не оставляй сигареты на столе, иначе я их выброшу. Не то чтобы мне не нравился никотиновый привкус при поцелуе… здоровье твоё важнее! Ёнгук, до этого нежившийся в кроватке, резко открыл глаза и вскочил на ноги. Он бросил взгляд на постель рядом с ним: простынь была смята, значит спал он не один. Парень быстро накинул на плечи лёгкий халат и побежал на кухню. Эту белую голову он узнает везде. На блондине была футболка самого Гука. Парень развернулся лицом. Это точно был он. У младшего никогда не получалось притворяться сердитым, поэтому дулся из-за чая он ровно три секунды, а затем на его лице засияла улыбка. — Чунхон-а, — выдохнул Банг, одним шагом преодолевая расстояние между ними и прижимая младшего к себе, оставляя младшего только удивленно хлопать ресницами. — Ты… ты правда со мной? Блондин улыбнулся и заключил Ёнгука в свои объятья, чувствуя, что старший дал волю слезам. Чунхон понимал, что сейчас был тот редкий момент, когда утешать придётся ему. — Конечно же я с тобой, хён, — расплылся в улыбке Чунхон, похлопывая Гука по спине. — Я навсегда с тобой.