obsession

ryuichi sakamoto - the revenant (main theme, theme 2)

Джинён чувствует себя грязным, как только оказывается на территории церкви. И дело не только в метафорической грязи - его кожаные ботинки оставляют следы на светлой, словно отмытой с порошком, плитке. На фоне белых туч кружится стая птиц, прежде чем опуститься на крышу церкви. Вороний крик доносится от верхушек деревьев, плотным кольцом окружающих территорию. Джинён вжимает голову в плечи и до побелевших пальцев стискивает ручку зонта. Не смотря на дождь, в маленьком саду ухаживает за цветами старый монах, его ряса на плечах потемнела от воды, а рукава испачканы землей. Он утирает мокрый лоб запястьем и складывает свои инструменты в корзинку. Джинён кланяется всем, кого встречает по дороге, и опускает свой черный зонт, достигнув дверей. Капли успевают попасть ему за шиворот, прежде чем он ныряет в теплое помещение, наполненное запахом ладана. Нельзя сказать, что Джинён очень религиозен, но у него есть причины быть здесь и молиться на ночь. Он оглядывается и отходит в сторону к закрытым дверям, чтобы никому не мешать. Нужный номер находится в телефоне не с первого раза, Джинён глубоко вздыхает и говорит, когда гудки прекращаются: - Я здесь.   Им Джебом находит его через три минуты и сорок три секунды (не то чтобы Джинён считал) и кивает на выход. Джинён еле успевает догнать его и развернуть зонт, пряча от дождя, хотя голова Джебома уже вся в каплях воды. В кабинете Джебома тепло и очень... христиански. Джинён не успевает всё разглядеть до того, как Джебом разворачивается к нему и предлагает сесть на один из двух стульев, стоящих перед массивным столом красного дерева. Перед глазами Джинёна только серебряный крестик на груди Джебома; его черная сутана шуршит, пока Джебом садится, и это странным образом успокаивает. - Не хотите для начала всё рассказать по порядку? - раздается голос Джебома - это первый раз, когда Джинён слышит его не по телефону, поэтому он вздрагивает от неожиданности и слегка напрягается. - Да-да, конечно, - Джинён опускает взгляд на свои руки, стиснувшие край черного пиджака, и начинает.   В прошлом году, где-то в сентябре, он переехал из родительского городка в столицу, устроился на работу в хорошем рекламном агентстве и снял квартирку недалеко от офиса. С родителями, конечно, связь поддерживал - первое время звонил им каждый день, вне зависимости от того, насколько уставал на работе, а потом чуть реже - два или один раз в неделю, раз в месяц. Коллеги оказались людьми очень приятными, но завести с ними тесные связи Джинён не успел. Как только первый снег опустился на город, Джинён начал замечать на своей коже странные раны и синяки, о получении которых он ничего не помнил. Царапины на спине Джинён заметил только, когда пиар-менеджер закричала после того, как он снял свой пиджак. На белой рубашке отпечатались засохшие кровоподтеки - Джинён не знал, как объяснить это коллегам или себе. Поход к врачу ничего не дал - тот посмотрел на него странно и выписал направление к психотерапевту.   - Вы ходили? - спрашивает Джебом, заполняя паузу, которую Джинён взял, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. - Ходил, - кивает Джинён, - только все тесты показали, что я здоров. Родителям Джинён ничего не рассказал - не хотел беспокоить, а больше ему посоветоваться было не с кем - коллеги на работе косились как на извращенца, а друзьям из родного городка он опасался говорить - дружба дружбой, а в маленьких городах слухи расходятся быстро. Пришлось обратиться к интернету, где среди тонны ненужной информации обнаружилась одна полезная мысль - переехать из нехорошего места. Джинён на следующий день собрал все свои вещи и переехал в крошечную комнату на окраине, надеясь, что всё прекратится. Утром он проснулся, а на запястьях отчетливо проступали царапины. Тогда Джинён заметил под ногтями кусочки кожи и кровь и понял, что переезд ничего больше не даст, это у него с головой проблемы, а не с квартирой. Интернет предложил обратиться в церковь, и Джинён пошел в ближайшую - в трех кварталах от новой квартиры. - Что там посоветовали? - Молиться, - слабо улыбается Джинён. - Покаяться в грехах. До переезда Джинёна в церковь всегда водили родители – не столько из религиозности, сколько из желания не отставать от соседей, не выбиваться из толпы. По этой причине молитвы Джинён знал хорошо, и с того похода в церковь молился каждую ночь, но на утро продолжал находить на себе всё новые и новые раны. - Молитва бесполезна, - говорит Джебом и придвигает свой стул к Джинёну, вытаскивая маленький фонарик из кармана, - если это то, что я думаю. Джебом придерживает веки Джинёна двумя пальцами и включает фонарик, направив свет на его зрачок. Джинён нервно сглатывает и спрашивает: - Я одержим, не так ли? Джебом делает вид, что не слышит его, он выдвигает ящик стола и достает длинные четки с деревянным крестиком и медальоном - розарий. - Считайте, не торопитесь только. - Четки оказываются у Джинёна на коленях, и он ловко подхватывает бусины пальцами, начиная счет про себя, проговаривая цифры одними губами. Джебом смотрит на часы на стене, засекая время. - Что вам снится? - Что?.. - Джинён почти сбивается со счета, замирая на мгновение, на его губах застывшее - двадцать два, между пальцев крупная красная бусина. - Что вам снится? - Джебом повторяет вопрос. - Я не… - Джинён перехватывает ещё три бусины, уставившись в пол, и прерывисто вздыхает. – Разное. Иногда, что я тону в море; иногда, как со стен падают кресты; а в другие ночи мне снится, как я лежу в своей кровати дома у родителей, и на меня кто-то смотрит из темноты. Джебом кивает и шелестит страницами книги, лежащей у него на коленях, - Джинён воспринимает это как поощрение продолжать считать. - Сейчас я буду задавать вам некоторые вопросы, отвечайте на них честно, хорошо? – Джебом несколько раз стучит кончиком ручки по столу и, получив кивок Джинёна в ответ, начинает: - Дата рождения? - Двадцать второе сентября. - Рост? - Метр семьдесят девять. - Любимый автор? - Селинджер. - Имя первой любви? - Джинхё. - Домашние животные? - Нет. - Первый половой контакт? - В старшей школе. - Ассоциация со словом «бабочка». - Цунами. - Точные науки или гуманитарные? - Гуманитарные. - Верите в Бога? - Д-да, - Джинён заминается, пальцы застревают на самой большой бусине – он прошел полный круг. - Досчитали? - Пятьдесят пять, - уверенно говорит Джинён и протягивает четки в руки Джебома. - Да? Интересно, - Джебом улыбается ему и откладывает четки на стол – Джинён успевает заметить, что они состоят из пяти секций по десять бусин и ещё одной крупной – пятьдесят одна, никак не пятьдесят пять. Он сцепляет руки на коленях в замок, чтобы не было заметно, как трясутся его пальцы. - Продолжим? Любимая группа? - Я не слушаю музыку. - Последний контакт с противоположным полом? - М… - Джинён заминается. - Последний контакт с мужчиной? - В ноябре. - Когда исповедовались последний раз? - Пару лет назад. Левая рука Джебома быстро летает над бумагой, еле слышно скрипит ручка, Джинён задумывается – не первый ли раз он видит духовного служителя левшу? - Ну, - Джебом поднимает взгляд от своих записей и улыбается, - пожалуй, не буду вас больше мучить. - Это всё? – с удивлением спрашивает Джинён, глядя, как Джебом поднимается со своего места. - На сегодня, - кивает Джебом. – Мне нужно будет уехать до утра, и завтра, как только я вернусь, мы проведем кое-какие обряды. Ничего страшного, не волнуйтесь, - обещает Джебом и подхватывает портфель с пола, приглашая Джинёна следовать за ним.   - Думаю, вам не стоит уезжать домой. Лучше всего будет, если вы переночуете в гостинице неподалеку, я могу подвезти вас туда. Джинён растерянно кивает, он надеялся, что кошмар, наконец, закончится. Он садится в машину и смотрит, как церковь становится всё дальше и дальше, пока совсем не пропадает из виду, скрывшись за деревьями. - Я заберу вас завтра утром, будьте готовы к восьми, - предупреждает Джебом, остановившись перед воротами гостиницы. – И.. насчет молитвы на ночь – не стоит. Джинён выходит из машины и остается совершенно один – перед ним трехэтажное здание, окруженное высоким забором, и неуютное название, горящее неоном, словно вывеска отеля на дешевой заправке, «Спасение». Джинён устало думает, что именно этого ему и не хватало.   Он ложится на тонкий футон и проверяет свой телефон – ни звонков, ни сообщений, никого не волнует, чем он занимается в своём отпуске и зачем уехал в такую глушь. Он ставит будильник на семь и откладывает телефон подальше, надеясь, что когда он проснётся, всё будет нормально.   - Джирони, вставай, не то опоздаешь в школу, - кричит его старшая сестра из-за двери и барабанит в неё. Джинён ворочается, не желая вставать, и недовольно мычит, когда стук в дверь повторяется. - Встаю, встаю, - стонет он и откидывает одеяло с ног. В комнате ничего не видно, и Джинён растерянно переводит взгляд к окну – на улице всё ещё ночь. Весной рассветает рано – в шесть утра уже можно выключать свет в доме. Тогда почему сестра пытается поднять его? Шутит так что ли? - Джирони, вставай, не то опоздаешь в школу, - повторяется из-за двери. Джинён испуганно натягивает одеяло обратно на ноги и забивается в угол кровати. Дверь не запирается – если бы сестра хотела его поднять, она бы зашла в комнату, как она делает... делала это... всегда. - Джирони, вставай, не то опоздаешь в школу. Когда это повторяется в третий раз, Джинён затыкает уши и поджимает колени к груди. Из темноты на него кто-то смотрит – ждет, когда он спустится с кровати. Всё повторяется так же, как тогда, когда ему было девять лет. Но, сколько же ему сейчас? - Джирони, вставай, - раздается откуда-то ближе мужским голосом, детское прозвище звучит насмешкой, - опоздаешь в церковь. Сегодня суббота?..   Джинён помнит, как в средней школе несколько человек смеялись над ним, потому что он ходил в церковь каждую субботу. Из-за церкви он пропускал школьные поездки, не мог ночевать у друзей, не ходил на тренировки по плаванию перед соревнованиями – и его выперли из команды. Религия пожирала так много его жизни, не давая ничего взамен – ни чудесного исцеления сестры, ни новой работы для отца, ни победы в лотерее. Ничего.   - Джирони, - голос звучит прямо над ухом, словно Джинён и не зажимает голову руками, - вставай.   Джинён резко открывает глаза и садится на футоне, его телефон надрывается стандартной мелодией будильника. За окном темнота, словно и не семь утра вовсе. Он вздыхает и откидывает одеяло с ног – вставать на пол немного страшно, но это больше не сон, Джинён точно знает, что ему двадцать пять, а не тринадцать и уж тем более не девять лет. Отражение в зеркале в общей ванной комнате в конце пустого коридора выглядит больным и испуганным. Джинён долго умывается водой с мылом; кожа краснеет под стать красным глазам. Вода и пена закручиваются и падают в слив в раковине, Джинён вспоминает, как психотерапевт пытался заставить его сознаться, что он помнит, как царапает себя.   (- Чего вы боитесь? - Воды. - И что вам снится? - Как я тону.)   Он спускается в холл в 7:40, успев выпить только бутылку воды. Во дворе гостиницы шуршит под колесами гравий, Джинён выглядывает из окна и видит, как Джебом выходит из машины, разминая затекшие мышцы шеи.  - Доброго утра, - говорит Джебом и улыбается – его глаза превращаются в две тонкие щелки. – Как спалось? - Хорошо, - отвечает Джинён, пристегивая ремень безопасности. - Хотите перекусить? – любезно спрашивает Джебом, сворачивая с дороги, ведущей в церковь. – Я заезжал в местную пекарню. На заднем сидении в корзинке лежат булочки, Джинён, наконец, понимает происхождение запаха выпечки в машине. - Спасибо, но у меня нет аппетита, - сознается Джинён. – Куда мы едем? - О, - Джебом немного хмурится, словно не ожидал такого вопроса или просто не хочет на него отвечать. – В одну старую церковь. Такие места сами уже способны излечить что угодно. Джинён находит объяснение неясным, но дорога сильно выматывает его, поэтому на расспросы не остается сил. - Можете поспать, если хотите, - повернув к нему голову, говорит Джебом. Джинён видит, как он снимает одну руку с руля и сжимает его колено несильно.   Джинён прикрывает глаза, отвернувшись к окну, но спать не решается – в присутствии духовных служителей ему всегда было не по себе. Словно он весь по уши в грехах, а они видят его насквозь. Мимо проносятся деревья и дома, Джинён начинает считать их, чтобы немного отвлечься. Он одержим. И это не должно было стать сюрпризом, потому что все признаки же на лицо. И не нужно было маяться переездами, походами к психотерапевту и самолечением, нужно было просто вспомнить наставления родителей – всегда обращаться к Богу. Джинён не может поверить, что он едет куда-то в старую церковь, наверняка обладающую какими-нибудь магическими свойствами, по крайней мере, по мнению местных жителей, чтобы стать участником обряда экзорцизма. Это будет больно? Это будет стыдно? Скорее всего. Дорога ровная, Джинён закрывает глаза и представляет, как машина врезается в столб со стороны пассажира, и его размазывает по покореженному металлу.   - Приехали, - Джебом останавливает машину перед въездом в старую церковь. Джинён вздрагивает, словно только проснулся, и вылезает из машины. - Когда-то здесь проводили все обряды экзорцизма, но со временем стены церкви обветшали, на их реставрацию не хватило денег, так что это место просто оставили, - объясняет Джебом, ступая на тонкую дорожку, ведущую ко входу. В его руках черная сумка, и Джинён опасается узнавать, что в ней. – Считают, что здесь слишком опасно. Но не волнуйтесь, мы не пробудем здесь долго. Джинен кивает и натягивает рукава своей кофты на пальцы. Это место ему не нравится – вокруг только следы запустения и разрухи, рядом с церковью торчат покосившиеся кресты – маленькое кладбище для тех, кто мог себе позволить быть похороненным близко к храму Бога. Джинён думает, что теперь они, наверное, были бы не очень рады оказаться в подобном месте.   - Что я должен делать? – спрашивает Джинён, пока Джебом с трудом закрывает за ними тяжелые створчатые двери. Свет проникает внутрь через бреши в стенах и частично разбитые витражи. - Садитесь, - улыбается ему Джебом и кивает на стул, стоящий в середине прохода к алтарю, между широких лавок для прихожан. Он дает ему в руки прежний розарий и предлагает снова посчитать бусины. Со своего места Джинён может видеть зеркала: одно у алтаря, другие два справа и слева от него в промежутках между лавок.  Джебом совершает круг вокруг него только для того, чтобы поставить зеркала ближе. Теперь Джинён видит себя с трех разных ракурсов и не то, чтобы ему это нравилось. Он с трудом удерживает себя от того, чтобы убежать со своего места. - Что вам снилось? – спрашивает Джебом откуда-то сзади, где Джинён не может его увидеть. - Родительский дом снова. - Появились ли новые следы? - Следы? – Джинён растерянно щелкает следующей бусиной и хмурится. – Я.. я не проверял. - Вы никогда не проверяете их по утрам? – голос Джебома перемещается и теперь раздается откуда-то сбоку. - Я… нет, не проверяю. - Почему? - Я не знаю, - упрямо говорит Джинён и морщится болезненно, глядя на свои колени. - Предположите? – Джебом звучит так, словно он стоит прямо перед ним, за зеркалом. - Забываю?.. – Джинён знает, что это ложь, но ему нечего больше сказать. - Досчитали? - Пятьдесят один. - Попробуйте ещё раз. Джинён опускает глаза на свои руки и видит, что четки немного отличаются от тех, что он передавал Джебому в прошлый раз – секции из десяти бусин отделяются друг от друга четырьмя бусинами среднего размера и одной крупной. - Пятьдесят пять? - Покажите вашу новую рану в зеркало. Джинён поджимает губы и концентрируется на своих ногтях, вычищая грязь из-под них. - Джинён, покажите вашу новую рану в зеркало, - повторяет Джебом громче. Джинён сжимает руки в кулаки и кивает, прежде чем отогнуть ворот своей длинной черной кофты и показать шею в зеркало. На белой коже отчетливо проступают следы рук. - Вы помните, как сделали это? Джинён? - Нет. - Джинён! - Да, помню. У Джинёна мелко дрожат руки, он нервно трет свою шею ладонью и впивается в неё ногтями, расчесывая кожу до красных полос. - Зачем вы это делаете? Джинён, смотрите в зеркало. Джинён дергает себя за волосы и смотрит на собственное отражение, вытирая нос свободной рукой. Пыль кружится в воздухе, сияя в лучах солнца. Джинён не понимает, как он здесь оказался. - Зачем вы это делаете? - Мы вышли с Джинхё гулять, нам было по тринадцать лет. Стояла зима, такая холодная, что даже речка замерзла. Мы видели, как некоторые из рыбаков сидели прямо на льду, - Джинён силится не опускать глаза, разглядывая своё отражение, а потом понимает, что даже если бы захотел оторвать взгляд – не смог бы. - Лёд треснул, когда мы отошли от берега метров на десять, и мы оказались в воде, - он замолкает на мгновение и шмыгает носом. – Нас вытащили быстро, конечно, но Джинхё уже не дышала – у неё оказалось слабое сердце. - Поэтому вам снится, как вы тонете? - Мне снится, как она топит меня. - Джинён, кто смотрит на вас в доме ваших родителей? - Никто, - Джинён дрожит весь, стиснув пальцами стул под собой. - Кто смотрит на вас в доме ваших родителей? - Никто, - Джинён зажмуривается и задерживает дыхание, пытаясь вспомнить, сколько бусин на четках, лежащих на его коленях. - Кто смотрит на вас в доме ваших родителей? – настойчиво повторяет Джебом. - Там никого нет, - говорит Джинён, всхлипывая. – Там только… - Что? Джинён говорит что-то, сжавшись в комок, почти уткнувшись носом в свои колени, но слово не разобрать. - Что там? - Зеркало! – Джинён кричит, поднимая голову. – Там чертово зеркало! - Джинён, - Джебом обходит его и кладет руки на плечи, - ты веришь в Бога? Джинён видит его в отражении над собой сквозь пелену слез. - Нет, нет, я не верю в него, я не верю в него, я не могу, - Джинён плачет, не в силах встать и уйти. - Джинён, послушай, послушай меня, - Джебом стискивает его за плечи и смотрит в глаза через зеркало. – Это демон, он не дает тебе отпустить всё это, он существует, он внутри тебя. Но ты не сможешь выгнать его, пока не поверишь в него, пока ты не поверишь в Бога. - Я не могу, - Джинён воет, его лицо кривится, словно он сейчас забьется в припадке. - Ты можешь, - успокаивающе шепчет ему Джебом. - Сколько лет тебе было, когда он появился первый раз? - Девять. - Как он выглядит? - Как я, - Джинён поднимает голову, встречаясь взглядом с Джебомом. – Это я. - Это не ты, - качает головой Джебом. - А кто это? Дьявол? – Джинён раздосадовано бьет кулаком по колену. – Как удобно, - с иронией произносит он, - списывать всё на дьявола. Считать, что наши грехи это не наша вина. Это моя вина, это всегда была моя вина. И то, что случилось с сестрой, и то, что отец не мог найти новую работу, и то, что мама пыталась обеспечить всю семью. Я виноват, дьявол тут не при чем. И Джинхё из-за меня утонула. Джебом молчит, хватка на плечах Джинёна исчезает.   - Почему ты здесь? – спрашивает Джебом. - Рефлекс? – невесело улыбается Джинён. – Меня всегда учили, что если ничто не помогает, то поможет Бог. Я знаю, что попаду в ад за своё неверие, но если он есть, я окажусь там, даже если буду верить. Джинён слышит слабый шорох где-то в стене и поворачивает к ней голову – по кладке медленно ползет трещина. - Наверное, - задумчиво говорит Джинён, - для меня было бы лучше давным давно умереть, но я не могу так ударить по своей семье. Забавно, - добавляет он, - психотерапевт не смог вытащить всё это из меня, а экзорцист смог. Может быть.. – его голос тонет в шелесте, с которым обваливаются барельефы со стен. - Это как в бесконечной истории, - Джинён улыбается, измотанный, и ищет Джебома взглядом, каждый раз натыкаясь только на своё собственное отражение в зеркалах. – Вы смотрели? Страна Фантазия была разрушена, потому что никто в неё не верил. Или… то же самое с феями. Они умирают, если люди прекращают в них верить. - Им Джебом-щи? – Джинён зовет, оглядываясь по сторонам. – Вы ещё здесь? Трескается стекло и падает на пол перед алтарем. Джинён вздрагивает и смотрит на осколок, который откинуло к его ногам. Зеркало перед ним качается и падает, Джинён испуганно смотрит на своё разбившееся отражение, а когда поднимает глаза, то видит, как перед алтарем в темноте кто-то стоит. - Джебом-щи? – неуверенно спрашивает Джинён. Человек оборачивается, и Джинён видит его лицо. Своё лицо. - Нет, нет, я просто болен, - повторяет Джинён, глядя, как человек отходит от алтаря и приближается к нему. – Это моя больная фантазия, сон, просто сон. - Нет, нет, маленький, - шепчет зажмурившемуся Джинёну его собственный голос. – Это не сон. От страха Джинёна парализует, и он чувствует, как к его щекам прикасаются холодные пальцы, стирая слезы. Чужие ладони скользят вниз к подбородку, оглаживают челюсть и спускаются на шею, чтобы сомкнуться на ней железным захватом. Джинён хрипит и пытается ослабить хватку, вцепившись в запястья и царапая их ногтями. - Тебя нет, - говорит он одними губами. - Тебя тоже скоро не будет, - улыбается ему отражение.   Джинён никогда не был уверен в том, насколько смерть хороша для него. Должен ли он жить, должен ли он умереть. Сейчас или через полгода? Будет ли смерть достаточным наказанием?   Это просто привычка, нечто, что въедается в подсознание как глупые песни из рекламы, - молиться, как только в твоей жизни случается что-то плохое. - Господи, - передразнивает его отражение, - помилуй. Может ещё обратишься к Санта Клаусу? Или Зубной фее? Джинён не может дышать, как бы он ни напрягал мышцы шеи, его руки напряжены так сильно, что это даже больно. Он закрывает глаза и отпускает руки, прижимая ладони друг к другу.   Хватка на его шее исчезает.   Джинён открывает глаза и осторожно встает со своего места, слыша, как новая трещина ползет по стене. За левым зеркалом Джинён находит Джебома, лежащего на полу без сознания. На его волосах пыль и кровь – видимо, кусок одной из фресок попал ему в голову. Джинён поднимает его на ноги с трудом. - Вам еще слишком рано в рай, не так ли? – спрашивает Джинён, встряхивая его слегка.   Дверь не открывается – может быть заело что-то или у Джинёна слишком мало сил. Джинён сажает Джебома к стене и пробует толкнуть дверь плечом снова и снова так, что одна из створок поддается. Когда с потолка начинает сыпаться часть свода, Джинён вытаскивает экзорциста наружу к одной из могил и прислоняет его к надгробию. По его виску стекает кровь, Джинён отрывает низ своей кофты, чтобы стереть её, и закатывает рукава, замечая на запястьях свежие царапины. Глотать больно, на шее, наверняка, наливаются багровые синяки.   Джебом стонет, приходя в себя, и прижимает руку к голове. - Что случилось? - Ну, вас ударило по голове, - улыбается Джинён. - А вас? – Джебом угадывает выглядывающие из-под ворота синяки, которых раньше явно не было, и кровоподтеки на запястьях. - Меня, наверное, тоже. Джинён слышит, как разбиваются зеркала в церкви, когда на них падает что-то тяжелое, и вздыхает, садясь на землю перед Джебомом. - Если я поверю во всё это, вы сможете мне помочь? - Конечно, - кивает Джебом и морщится от боли в голове. Джинён всё ещё не уверен, но он считает, что можно попытаться дать себе второй шанс. На одном из покосившихся крестов каркает ворона; Джинён подставляет бледное лицо солнцу и позволяет себе немного забыться, перебирая бусины четок в руках. Пятьдесят один? Пятьдесят пять?