Моя

      Это случилось неожиданно. Я даже не планировал…       В жизни наступила чёрная полоса. Всё катилось под откос. И я просто решил прогуляться, развеяться. Отдохнуть, в конце-то концов.       На улице уже сгущались сумерки. На улице стало гораздо оживлённее — рабочий день у большинства, судя по моим наручным часам, закончился пятнадцать минут назад, — а я как раз был в центре города и недалеко от метро. Изредка поднимая глаза, чтобы какой-нибудь ненормальный тип не толкнул меня на землю, я шарпал по асфальту своими давно изношенными когда-то белыми, а теперь грязно-серо-бежевыми кедами. Порой с некоторым остервенением с силой наступал в лужи: мне нравилось, как в лучах заходящего солнца поблёскивали брызги воды. Хотя… Кого я пытаюсь обмануть? Мне просто нравилось, как шарахались от меня люди. Хе-хе, да, вот такой вот я гадкий.       Настроение всё ещё было паршивым.       Поднялся ветер. Лёгкая ветровка, что была на мне, нифига не грела. Она вообще была для красоты, как я понял спустя пару недель, после её покупки, когда попал под дождь с ветром, а от неё толка ноль с палочкой оказалось. Скоро зима. Зачёты. Экзамены. Да, кстати, я студента, ёпта. Так что болеть мне сейчас ни-ни.       Покрутив своей головёшкой по сторонам, справа обнаружил ТРК «Happyland».       «О, да это судьба», — усмехнулся я про себя, таща теперь уже свою тушку не куда-нибудь, а в конкретное место.       Внутри, как и положено, было тепло. А ещё из различных отделов доносились запахи. Выпечка, ваниль, мыло, цветы, духи.       Не-на-ви-жу яркие запахи. С детства страдаю из-за слишком острого обоняния: от сильного или резкого запаха начинаю чихать, а из глаз льются буквально крокодиловы слёзы.       Поэтому иду сразу к эскалатору.       Сегодня не выходные дни и тем более не праздник, а людей здесь пруд пруди. Кажется, что даже больше, чем снаружи.       Но это, конечно же, только кажется. Просто из-за наличия стен получается ограниченная площадь, а на улице свобода. Свобода, и ледяной ветер. Нет уж, спасибо, нагулялся. Мне и тут пока хорошо.       На третьем этаже народу было меньше. И я начал разглядывать проходивших, обгонявших меня, стоявших и сидевших людей, а заодно придумывать им их жизнь.       Вон женщина ведёт за ручку маленькой мальчугана, лет трёх. Малыш упирается и чуть ли не плачет. Женщина одета достаточно просто, если не сказать бедно. На кисти её бинт. И вот в голове представляется, как в однокомнатной квартире её ждёт муж-алкоголик, который, заревновав, снова ударит её. А в углу, забившись и закрыв глаза ладошками, будет тихонько плакать сын, чтобы, ни дай Бог, отец не обратил свой гнев на него. А может, он её не ревнует, а просто в очередной момент «просветления» поймёт, какой неудачник, что жизнь давно катится в тартарары, и, не справившись, снова сдастся и отыграется на близких.       Плечо задела спешившая куда-то девушка. Оборачиваюсь ей вслед. Короткая юбка, чуть видневшаяся из-под неё ажурная полоса чулок, бежевые туфли на высоком каблуке, приталенная кофточка, оголяющая шею и высокая прическа. Лицо не разглядел, но и так понятно: девчуле лет на пять-семь больше, чем она хочет казаться. И сейчас у неё будет свиданка. И сто пудово, она торопится в кинотеатр, что на пятом этаже. Не хочет, чтобы её сразу же бросили? Надеется выскочить замуж до тридцатничка? Думает, что сегодня последний шанс?       Глупые бабы.       Если оголиться на первом свидании, чем вы нас потом будете удивлять? Своими «большими и красивыми глазами»? А, быть может, покорите мозгами? Ох, ну да, конечно, пуская слюни на ваше декольте и глядя на ваши ножки, мы естественно слушаем вас внимательнейшим образом и определяем уровень вашего IQ. Да раз плюнуть.       Из двери с табличкой WC в тёмно-синей униформе с ведром, тряпкой и шваброй выходит понурая уборщица. Под карими глазами залегли многолетние тени усталости, морщинки вокруг губ и глаз указывают на наличие скорби, а короткий хвостик на затылке, перетянутый ярко-жёлтой резинкой, молит о ду́ше и мытье. В голове появляется образ сынишки, лет двадцати. Вечеринки, друзья, любимая девушка. Праздник, алкоголь, музыка. И первая травка. Лёгкая. А ещё ночь, Луна и звёзды. И мотоцикл, купленный на скопленные долгие годы деньги. Дороги по ночам у нас достаточно пусты, а асфальт без ям и рытвин. И это чувство эйфории, кайфа, свободы. А на встречке такой же свободолюбивый. На столбе, что недалеко от этого места, теперь два венка. Но было это давно. Лет десять назад уж точно. А дома так никто её и не ждёт. И работа, работа, работа. Побольше работать, лишь бы не думать, не вспоминать.       Это может быть моей фантазией, но возможно ей уже не долго осталось. Мешки под глазами указывают на бессонницу, чуть сутулые плечи — на усталость, излишняя худоба для женщины около пятидесяти — на отсутствие аппетита, а кожа желтоватого цвета — на желтуху. Так часто бывает, что люди, подверженные депрессии, страдают от болезней и расстройства печени. Надеюсь, что у неё не цирроз, и я ошибаюсь. Хотя… Для неё это может оказаться свободой от оков, от боли, от трагедии. И воссоединением с дорогим человеком.       Брр, что-то меня понесло. Не, я понимаю, что у меня депрессняк, но не все же вокруг меня им страдают!       Вот… Вот, например, стандартная семья: папа-мама-я — счастливая семья. Как раз приближаются к «Детском миру». По центру идёт ребенок. Из-за шортиков и панамки в светло-зелёных тонах не пойму, мальчишка или девчонка. По бокам идут родители, каждый держит своё чадо за ручку. Иногда они одновременно их поднимают и тогда ребёнок, заливисто смеясь, чуть взлетает вверх. Мама что-то говорит малышу, отчего тот иногда опять хихикает. Вот они заходят в магазин; отец что-то говорит жене, достав мобильник, и та, кивнув, удаляется к стеллажам с роботами. Сынишка, значит.       Ну что ж, ничего интересного. Но только я собираюсь пойди дальше по коридору, как мужчина, убрав мобильник обратно в карман пиджака, целенаправленно подходит к одной из касс. Я на противоположной стороне, поэтому отсюда не вижу точно, но за кассой сидит блондинка. И я более чем уверен, что крашенная. Таких за версту чую. Мужчина что-то ей говорит, а когда в ответ ему протягивается ладошка, целует её в самую серединку. «Конфетно-букетный», — проносится в голове.       Что ж, ещё одна трагедия, понимаю я, смотря уже на его жену, подглядывающую за парочкой из-за стеллажей. В соседнем ряду сын только что разбил робота, пока родители играют в детектива и изменника.       Что ж, дело не моё.       Надоело. Опускаю взгляд вниз. Грязные кеды стали ещё грязнее, хотя казалось бы: куда уж больше? А ещё за мной обнаружилась цепочка мокрых следов. Ну да, не зря ж по лужам то прыгал. Стало чуть стыдно перед видимой ранее уборщицей.       Ну вот, на душе стало ещё более мерзко и тоскливо. Закурить бы, да бросил пару месяцев назад. Дорогое это сейчас удовольствие — курить студенту. А работающему студенту ещё и некогда. Тут бы на сон и туалет с душем минутку оторвать.       Когда обошёл весь третий этаж и собирался подняться на четвёртый, я и нашёл её. Случайно поднял взгляд, случайно чуть не грохнулся из-за развязавшегося чуть подсохшего шнурка, и случайно же посмотрел именно в эту сторону. Вот так вот несколько случайностей в случайное же время решили мою жизни.       Она была хороша. Слишком хороша для меня. И ещё больше неприступна.       И всё же, я подошёл. Нет, не так близко, чтобы… Но так, чтобы можно было разглядеть её поближе. Каждую чёрточку. Чтобы запомнить и никогда не потерять её.       В метро я практически бежал. Даже не стал подниматься на четвёртый этаж, дабы полакомиться любимой пироженкой и утопить червячка печали. Я, кстати, ему даже имя дал. Васька. А что? Знаете ли, очень удобно сваливать, чуть что, всё на Ваську. Человек вообще такая скотина, которой легче всё свалить на кого-то, чем принять это самому. Поэтому, чуть что, я могу с чистой совестью сказать: «Васька, ты мне жизнь портишь!» или «Да мне тут Васька жить спокойно не даёт». А что Васька? А Васька терпит и молчит. Ну, ясен пень, что молчит, если б заговорил, я б по торговым центрам не шлялся, а лежал бы где-нибудь весь затянутый старыми истёртыми ремешками под каким-нибудь очередным успокаивающим «компотом».       Ну да что-то я опять о грустном. Всю дорогу — а это тридцать восемь минут на метро и пятнадцать на троллейбусе — я думал о ней. А ещё о том, что жизнь свою срочно надо менять. Не, не кардинально, конечно, универ бросать не буду, а вот работу точно сменю.       Вот так вот Даниил Кондратьев из продавцов секс-шопа стал официантом ночного мужского стриптиз-клуба «For you». Ну, а чё? Думал я думал, искал я искал. И как-то ночью приснился мне вдруг сон, как я, в костюме мальчика-зайчика, в белом передничке и блокнотом и ручкой в руках принимаю заказ у женщин пребальза́ковского возраста. А те мне так улыбаются загадочно, и чаевые в кармашек фартучка подсовывают. Ну, я и решил: знак это, Данька, быть тебе официантом. Пару дней погуглил вакансии моего города. Потом ещё пару дней решался. И вот, через неделю я тут. Правда, насчёт костюма сон наврал. Но вы не подумайте! Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Мне и в чёрных классических брюках неплохо. Рубашки, правда, ироды, не дали. Но чёрная бабочка на шее имеется. Вот только проблем от этой бабочки, я вам скажу! Вот вчера, например. Пришла троица бабулек-оттянулек лет по пятьдесят в обтягивающих (тут я уже весь слегка перекрестился!) платьях, на шпиленциях с длинными острыми коготочками и боевым раскрасом. Петька, паразит, зассал и подло толкнул меня в спину. Матеря его на чём свет стоит, я, растянув губы в улыбке а-ля Чеширский кот, вышел к ним навстречу.       Нет, сначала всё было неплохо. Ровно три парня спустя моих старушек занесло, и трусы третьего стриптизёра оттягивала не только резинка с купюрами, но и, кхэм, низ из-за мелочи. Нафига? Фот нафига, я вас спрашиваю, бросать мелочь в трусы стриптизеру? Молчите? Вот и я молчу. И не высказал этого бабулям. Ещё уволят. Или, что хуже, бабули в гневе изнасилуют.       Ох… Фантазия, прошу, умри.       А на сцену вышел Кэрри. Костя, по-нашему. Маша, она сидела в центре и, как я понял, у неё сегодня был развод, радостно захлопала в ладошки, довольно осматривая великолепное тело. А потом увидела меня. У меня даже сердце удар пропустило, когда она, как ей казалось, изящным пальчиком поманила меня к себе.       Мысленно перекрестившись, на этот раз трижды, я подошёл.       У девочек закончилась текила.       Сказав, что через секунду буду, я, потеряв бдительность, развернулся. И тут меня настигло ЭТО. Даша — подруга Маши — темноволосая леди в фиолетовом платье, ухватила сзади меня, нет, не за то, о чём подумали сразу же вы, а за бабочку. Я чуть не грохнулся от неожиданности на неё спиной вперёд. Оперевшись второй рукой о стол, она приблизилась ко мне и прошептала на ушко: — Данечка, — протянула, — может ну его? Давай к нам? Что мы, танцульки не видели, что ли? Да у них лица такие распутные, фу! А вот ты таааакой милый мальчик, — и она прикусила мочку моего уха.       Тут я и понял, что зря твердил мне папка в детстве, что я — мужиГ. Не мужик я, потому что я сейчас расплачусь! Нет, ну серьёзно! Да она ровесница моей бабушки!       И тут я понял: момент настал. Не надо больше мысленно креститься. Время обратиться. И я молвил, про себя, конечно же: «Господи, пожалуйста, не дай изнасиловать раба твоего Данилку. Пожалуйста!», — последнее я чуть не вскрикнул вслух, когда ощутил, как чужие пальчики почти добрались до самого моего сокровенного! — Простите, — начал было я. — Давай на «ты», Данечка. — Прости, но… — голос меня чуть подвёл. — У меня дома жена и двое детей. Нельзя мне никуда. Кто ж их поить-кормить-одевать-то будет? Чуть ли не си́роты при родном отце! Бедные, днём на одной работе, по ночам вот тут вот работаю, а ещё учёба эта проклятая на заочке, — к концу речи я настолько поверил сам себе, что чуть снова не расплакался. Но своего я добился: руки с паха Даша убрала и теперь поглаживала меня по голове, успокаивая, видимо. — Ты не плач, Данечка, успокойся. Может посидишь, отдохнёшь? Или, — она на секунду отошла от меня, — вот, выпей. Легче станет. — Мне нельзя на работе, — закивал я головой. — А кто тут главный? Администратора-ка мне позови.       Тут я мысленно уже не крестился, а обка́кивался. — З-зачем он Вам? — Как зачем, Данечка? Вот, смотри, — и она взяла с соседнего пустого стола меню. Я знал его уже наизусть. Но мозг отказывался подсказать, что же нужно подвыпившей женщине от меню, меня и администратора. Но когда предо мной открыли восьмую страничку, до меня наконец-то дошло. Кре́йзи-меню. Есть там пару пунктов, касающиеся и официантов. Но всё строго добровольно. — Давай-давай, зови своего адими… адмими… ад-ми-нистратора, — наконец справилась она с заплутавшим языком, — заказывать тебя будем, Данечка. И да, текилу с собой неси. А лучше - две.       В общем, Маша, Даша и Таня оплатили ещё шесть часов моей смены, и вот теперь я сижу с ними. Мне заказали безалкогольный напиток (мне ж утром к детям, нельзя напиваться!) и пиро́женку, мою любимую, с крупной клубникой сверху, а сами с двойным усердием налегли на текилу. Тосты теперь были не только на тему «Все мужики — козлы, а Рома — как я понял, бывший муж Маши — ещё и урод», но и «За прекрасное исключение из правил, за Данечку».       Через три часа моих рассказов о судьбе-злодейке, жене-студентке, общаге и двух двойняшках — Ксюше и Мише — растроганные женщины решили сделать мне подарок, со словами «всё равно спустили бы всё на стриптизёров, а у них и так машины-квартиры-дачи есть, а тебе нужнее» засунули, точнее, Даша засунула, в правый карман — я теперь сидел рядом с Машей, посерединке — несколько купюр. После того уже, когда я посадил подружек в такси, а каждая на прощание оставила на моей щеке по яркому следу от помады, я, уставший и сонный поволок свою тушку в раздевалку. Смена ещё не кончилась, но так как меня на сегодня «купили», я имею полное право отправляться домой. Да и метро откроется через минут пятнадцать, как раз успею. И какого же было моё удивление, когда в кармане я насчитал ни много ни мало пятьдесят тысяч! Да мне месяц работать надо, чтобы столько получить!       Ох, мама-мама, отчего в детстве ты не отдала меня на танцы?! Пару лет терпения позорных обзыва́шек типа «балеру́н» и вот, красаве́ц Я танцую стриптиз и получаю столько за день, а, точнее, за пару танцев. Эх, мама-мама.       Счастливый, я отправился спать.       А ещё через пару дней я вновь увидел её. Погода была теперь лучше, теплее. На мне были новые кроссовки, а сверху чёрная толстовка. В общем, да, я понял, что сегодня тот самый день Х.

***

      Мы были счастливы ровно тридцать семь дней. Да, чёрт возьми, я считал!       Моему счастью не было пределов! Мне нравилось касаться тебя, покапать новую одежду, а ещё гладить. Разговаривать с тобой, молчать с тобой, читать с тобой. Я даже познакомил тебя с друзьями! Петька определённо мне начал завидовать: ещё бы, такую отхватил!       А когда стало холодно, ты меня предала.       Сегодня уже второй день, как тебя гладят чужие руки.       Знаешь, я уже даже стал забывать, какая ты была.       Милая… Нежная… Умная… Ты понимала меня с полуслова, с полужеста.       Сегодня я психанул.       И я вернулся к нему. Мы были вместе пять лет. Пока я не встретил тебя. Пока Ты не заняла все мои мысли. И я бросил его, предал, отказался от него.       Оказалось, что всё это время он ждал меня.       Ждал, как и раньше. Всё так же преданно заглядывая мне в глаза.       На улице был вечер субботы. В комнате, где я сидел, был включён только ноутбук, поэтому света было очень мало. Мы наслаждались друг другом. Помнишь, как в старые-добрые времена. Времена До неё. Нет, не будем, слишком больно. Я сам виноват, что потерял её. Был невнимателен.       Моя милая, любимая, бывшая, украденная Сони Иксперия Z5. Хотя я предпочитал звать тебя ласково Соня.       Но со мной всегда был мой Самсунг. Старенький, раскладной. Саня.       Саня всегда со мной.       А ещё со мной снова Васька. — Чёрт, ребята, а я скучал по вам, — вдруг осенило меня, когда я зашёл в прихожую, чтобы надеть свои старые-добрые кеды грязно-серо-бежевого цвета и всё ту же лёгкую ветровку, что всё также не грела.