Жизнь в розовом цвете.

Мне снова плохо, снова руки дрожат, а тело просит, тянет само меня к этим шприцам, которые я припрятала для себя в шкафу, но надеясь все-таки устоять перед соблазном. Каждый раз все заканчивается криками, но я верю, что смогу побороть эту чёртову зависимость. Да, я сильная. Я себе это доказала. Нет, нет! Снова начинается ломка. Я кричу, а тело скручивает от невыносимой боли. Вы когда-нибудь чувствовали, как вам вытаскивают ваши кости из плоти раскалёнными щипцами? А потом треск! Снова! И ещё! Мне кажется, что это мои руки пополам ломаются.. И я опять кричу! Кричу так громко, что, кажется, меня можно услышать на другой планете. И плачу. Плачу навзрыд. Когда это все кончится? Хотя я сама знаю ответ. Все кончится, когда я перестану петь.. Но если я перестану петь, то и жить тоже перестану. А жить я хочу. И только поэтому буду терпеть, страдать и мучаться. Вы знаете, я не могу спать. Часто ночами я смотрю в потолок и вспоминаю своё детство, свои мечты, свою Симону.. Да, она и сейчас не так далеко, но я вспоминаю ту наивную, другую Симону. Она всегда верила в меня, восхищалась мной — я видела это в её глазах. Какими детьми мы были.. Дети улицы.. Артисты.. Интересно, сколько таких ещё людей в Париже? Я вздыхаю, поворачиваюсь на бок, заворачиваясь одеялом по нос, с горем пополам закрываю глаза, и передо мной возникает папа Лепле. Я ему мягко улыбаюсь, смотря в его большие добрые глаза. — Ну что, мой воробышек, пойдём, я покажу тебе мой мир? — говорит он, протягивая мне свою широкую руку. Я с удовольствием хочу вложить свою ладошку в его, но в этот момент, как я только прикасаюсь к нему, моя боль исчезает, появляется другая, похожая на иголки под кожей. Я бледнею и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, бегу, бегу и плачу. А куда бегу? В темноту. Вдруг меня хватает какой-то мужчина и притягивает к себе, шепча на ухо: — Девочка моя, я нашёл тебя.. Мне так холодно.. Останься со мной.. На миг я забываю, как дышать. Он. Нет сомнений. Я помню наизусть каждый вздох, каждый звук, каждый шорох, который он когда-то издавал. Я поднимаю глаза, полные слез, впившись пальцами в воротник его белоснежной рубашки, и встречаюсь с его, такими печальными, умоляющими и безумно влюблёнными. О, Марсель, ты бы знал, как я хочу остаться с тобой навсегда, но я чувствую, что в мире я что-то не закончила, что я что-то ещё должна сделать. Говорю ему это одним лишь взглядом, а он понимает.. Он всегда понимал меня без слов. Он осторожно убирает мои руки и отходит от меня. На минуту я опускаю голову вниз. Меня трясёт, мне жарко. Снова температура. Наверное, уже рассвет. Посмотрев на горизонт, я увидела силуэт двух мужчин, которые машут мне рукой. Марсель послал мне воздушный поцелуй, и они скрылись во мраке, оставив меня одну. Темнота. Мне не привыкать, я даже, можно сказать, полюбила эту темноту за столько лет. В первое время своих выступлений на сцене я даже не видела людей, так как свет прожектора ослеплял мне глаза. «Эдит, ещё рано, нужно жить.» Я ещё долго повторяла себе эти слова. — Эдит! Эдит, вставай, пожалуйста.. Тут один человек написал для тебя песню.. Ты должна.. Прошу. Эдит, вставай! Ну, давай. Каждое утро я слышу её голос. Он для меня, как путеводная звезда, которая помогает мне найти выход из мрака. Я открываю глаза, не двигаясь, Симона обеспокоено и немного растерянно теребит край моего одеяла. — Ты должна его пустить! Я умоляю! Это того стоит! Я клянусь! Ты просто не представляешь..! — неразборчиво говорила она, на что я подняла руку вверх, чтобы она перестала тараторить. — Дай мне десять минут, выйди..– я снова грублю. Что со мной? Ведь она столько для меня делает, а я тут ни с того, ни с сего вот так вот ей говорю. Я даже не благодарила её, не говорила, как люблю её, уже очень давно.. Стыдливо отпустила глаза. Ничего не сказав, она вышла, с надеждой взглянув на меня. Я небрежно откинула одеяло, медленно села, скинула ноги на пол и тяжело вздохнув, встала, сморщив лицо, словно откусила кусок от лимона. Тяжелыми шагами я подошла к стулу, на котором висел мой халат. Накинув его, я зашла в ванную, где как можно быстрее умылась. Выйдя в гостиную, я удивилась, что мои друзья меня там уже ждали с нетерпением. Посмотрев на мою Момону, я поняла, о чем она мне говорила не так давно. Пройдя за фортепиано, я села на табурет, который стоял в шагах пяти от него. У меня не было ни сил, ни желания. Но я устала, чтобы кричать, устраивать скандалы и даже, чтобы просто сказать «нет». — У вас пять минут.– бросила я, отвернувшись к окну. Все сразу засуетились, зашептали, забегали и заволновались. Мне даже тяжело было натянуть усмешку. За окном светило тусклое солнце, все было какого-то коричнево-серого цвета. Мерзко, противно. В комнату вошёл противный мне человек, пугливо и неуверенно прошёл он к инструменту, сел, разложил свои ноты и закряхтел. Закрыв глаза, я откинулась назад, опираясь о стену, ожидая, когда можно будет выгнать его. — Нет! Ни о чем! Нет, я не жалею ни о чем! ..– с этих слов началась его песня. Перед моими глазами поплыли воспоминания: я прозрела, меня забирает отец, все плачут, мы выступаем на улицах, там и живём, грязь, нет денег, больные люди, крики, кровь, смерти, разврат, снова выступления.. И так все яркие моменты в жизни пронеслись у меня за одну минуту. Я закричала: — Стоп! В этот момент все замерли, а я, дрожа, привстала со стула, потом села снова, во все глаза смотря на этого гениального человека! Он правда стал для меня гением в это мгновение. — Это восхитительно! Это я! Вы слышите? Это моя жизнь! Продолжайте, молю, не останавливайтесь! — продолжила на эмоциях я, прижимая к груди католический крест, следя за губами этого человека, который исполнял этот шедевр. Когда Мишель Вокер закончил, я посмотрела прямо в его глаза. — Это вы написали? — ошеломлённо спросила я. — Да.– неуверенно ответил он, боясь смотреть на меня — Я должна исполнить эту песни! Вы все слышите? Я просто обязана спеть её! — чуть ли не плача от радости говорила я. Я попросила оставить меня одну на какое-то время. Больше я не разговаривала с Мишелем. Последнее выступление. В завершение которого была спета песня обо всей моей жизни..«Non, je ne regrette rien». Ведь я действительно ни о чём не жалею. Я получила всё, что хотела, всего добилась.. Все мои беды не напрасны. Я не верю в случайности, я верю в жизнь. Может, если бы ничего плохого и страшного в моей жизни не было, меня самой, Эдит Пиаф, бы и не было? Скорее всего. И я хочу, чтобы все знали и помнили, что я пою не для всех, а для каждого. Снова ночь победила день и тьма захватила весь Париж. Что самое странное, мне одновременно хорошо и плохо, а главное, что я больше не боюсь, мне больше не страшно. Я закрываю глаза: передо мной темно-красная скамейка, на ней сидит Марсель с букетом роз и смотрит на меня широко улыбаясь. — Милая моя, ты замечательно пела сегодня! — тихо шепчет он, притягивая меня за руку к себе на скамейку. Я ничего не ответила, счастливо улыбаясь, лишь крепко поцеловала его нежные губы. Когда я положила голову на его плечо, он немного грустно добавил: — Эдит, сегодня мы уйдём вместе.. Ты же как прежде будешь со мной? Ты любишь меня, Эдит? — с надеждой вглядывался он в моё лицо. — Марсель, ты даже и представить не можешь, что я к тебе чувствую..– нежно сказала я, ласково погладив его по щеке, –.. сегодня я с тобой уйду хоть на край света.. Мы так и сидели весь вечер в тёплых объятиях друг друга, наслаждаясь розовым закатом и нашей близостью. «Вот она, жизнь в розовом цвете, »– подумала про себя я, взяв Марселя за руку. Эпилог. 10 октября 1963 года. Воробушек больше не вернулся. Он улетел. Улетел туда, где его жизнь была вся в розовом цвете. И поверьте, мои дорогие друзья, что для него это лучшая награда.