Осеннее сближение.

Листопад. Яркие лучи заходящего солнца играючи освещали еще по-летнему теплым светом бездумные лица прохожих. Красные листья сливались с желтыми безумно-красивыми красками. Солнце, не спешившее уходить за горизонт и оставлять сине-алое холодное небо, продолжало свою кропотливую работу. Правда, багряный оттенок уже приобрело. В мгновение подувший неожиданно ветер подхватил пригоршню разноцветных листьев и закружил в вихревом танце угасающего дня, унося далеко-далеко. То вниз, то вверх. Она, как и обычно, как и в любое время, сидела в своем несколько обшарпанном кабинете за большим столом, полностью заваленным бумагами и прочими прелестями, иногда в напряжении грызла карандаш, если вопрос заставлял сильно задуматься. Ее чересчур внимательный взгляд пытливо въедался в каждую строку документа, не пропуская ни слова. Тихий щелчок по стеклу- янтарные глаза рассеянно оторвавшись от чтения, скользнули по окну. Всего лишь ветка. И снова уткнулась носом в бумаги. Она катастрофически не успевала доделать отчет, который, кстати, вообще был не ее обязанностью, а ленивых бездельников в студсовете! Да еще и проблемы с этими кружками... Устало вздохнув, Мисаки, заправив прядь волос за ухо, поднялась с места и, подойдя вплотную к окну, смотрела с высоты второго этажа на школьный двор, раскинувшийся как на ладони. Проведя пальчиком по холодной поверхности, Аюдзава вздохнула. Стекло моментально запотело, скрывая белой пеленой, прозрачный вид на всю усыпанную листьями площадку. Кто-то отлынивал от своих обязанностей. Ну, с этим она завтра разберется еще... А ведь все ученики давно разошлись по домам, одна Миса-тян торчала занозой в школе, разгребая такие завалы, с которыми обычный человек справился бы за неделю. Но ведь это же Аюдзава, президент школьного совета, невероятный трудоголик. Для нее не существует понятие "невозможно". Неутомимая, сильная, не знающая границ собственным возможностям. Она и есть совершенство, по-крайней мере для окружающих ее людей. Для Него она тоже совершенство. И только Он может понять все, вплоть до яблочного зайчика, вырезанного ее матерью. Почему? Почему именно он, источающий феромоны направо и налево, пришелец? Сама не заметила, как втюрилась по уши... Страх сковывал. Непривычно. Она же никогда ничего не боялась. Что если, наигравшись вдоволь, он уйдет, оставит ее? Поступит так же, как ее отец. Скроется, исчезнет, забудет, сотрет из памяти. Он же мужчина. Им ни в коем случае, ни за какие коврижки, ни в самой наиужаснейшей ситуации нельзя верить. Однако, ей не хотелось и молчать больше, светлые чувства окрыляли и притупляли предрассудки. Ей хотелось, чтобы он просто рядом был. Так, по-обычному...Чтобы шутил своими каверзными шуточками, делая скучную и унылую атмосферу какой-то легкой, теплой и непринужденной. Печаль волной нахлынула на нее, когда, опомнившись, вздрогнула от внезапного колючего холода. Почему же именно он? - Президент, вы можете хоть иногда не засиживаться допоздна? - послышался издалека такой родной и такой язвительный голос. Появляется всегда так внезапно, что она начинает даже привыкать. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку. Руки скрестил на груди, голова покоилась на плече. И смотрел на нее особой нежностью вперемешку с ехидством. - Тебе-то какое дело? - пробурчала Аюдзава, спешно отходя от рамы и упрямо пряча глаза от его, черт возьми, слишком проницательного взгляда. Будто бы он стерпел. Ну конечно. Его руки оказались по обоим краям письменного стола, а сам нависал сверху. - Я все-таки волнуюсь за вас, президент, - приторно-вежливым тоном обратился он к ней,- себя не жалеете- пожалейте меня. От звука его голоса внутри словно все переворачивалось, а кожа становилась гусиной. Она нашла в себе мужество взглянуть в его зеленые глаза, кровь тут же прилила к щекам. - Прекрати, Усуи. - голосом, полным усталости и раздражения, отрезала она. - Прекратить что? - склонился еще ниже. - Прекрати уже свои игры. - в ее словах так и чувствовалось отвращение, ей было противно даже говорить эту простую фразу. Тупая боль с каждым словом пронзала ее. Что она несет? Разве этого хочет? А он молчал. И молчание это порядком действовало обоим на и без того взвинченные нервы. - И с чего это мы взяли, что я играю, а президент? Ты у меня это сама спрашивала, может быть? - скептическим тоном завел новый виток разговора. - А разве не так? - в ее глазах отразилась такая боль, что он онемел - Усуи, я... Она тут же захлопнула испуганно рот, не позволяя таким возмутительным словам слететь с губ. Нет, он не должен узнать. - Аюдзава, знаешь, я... - сделал паузу, подбирая подходящие слова, - я просто взбешен! - Чего?! - Да, - он приподнял ее подбородок, чтобы видеть лицо, - сколько раз я должен сказать, что ты мне нравишься! Как мне тебе это доказать...Мисаки? Она тут же, словно очнувшись, скинула наотмашь его руку со своего лица. - Не могу, - с грустью прошептала она скорее самой себе, чем ему, - я не могу, Усуи. Я, кажется, влюбилась в тебя. Мисаки едва не оглохла от грохота, издаваемого сердцем, которое вырывалось на свободу из теперь тесной грудной клетки. Вновь это молчание. Слишком томительное. Усуи обомлел, не думал, что такое может свершиться: она это сказала. Мисаки поглощал страх смешанный с ненавистью к себе. Если он просто игрался, она, прежде чем потерять такую хрупкую и окончательную надежду на то, что мужчины не так уж плохи, убьет его самой мучительной смертью, которая только есть. За то, что игрался и за ее дурацкое чересчур громкое сердцебиение. Ну чего он молчит! - Аюдзава, посмотри на меня, - попросил он серьезным голосом, без своих иронических ноток. Она подняла голову и почувствовала, как он в ту же секунду впился в ее губы. Мисаки не отвечала. Потрясение было так велико, что ею овладело оцепенение. А потом словно заряд электрический ударил в голову и охватил все тело до кончиков ногтей. Мозг еще панически сопротивлялся, Мисаки хотела уже отпихнуть его, но... Его губы слишком настойчивы. Аромат его кожи затуманивал все разумное. И вправду пришелец. Медленно, робко, но она ответила. Ее руки неуверенно потянулись к его волосам, пропуская сквозь пальцы. Шелковые, и пахнут шампунем. Неизвестно сколько прошло времени, может, даже и целая вечность прежде, чем он поцелуй прервал. Оба судорожно вдыхают, наслаждаясь воздухом, попавшим спасительно в легкие. Миг, их губы снова встретились, на этот раз более страстно, чем в первый. Он обнял ее за талию и поднял над полом. Аюдзава не сопротивлялась больше. Все предрассудки полетели к черту, разбиваясь, ломаясь, улетая как осенние листья, сорванные с деревьев. Сейчас существовал он и его прикосновения. И никакая сила на свете не заставила бы их оторваться друг от друга. В тот вечер они ушли из школы вместе, держась за руки и идя по аллее, плохо освещенной уличными фонарями. Она красная от стыда, пыталась выдернуть руку, но разве Усуи бы отпустил? Для них это стало началом чего-то высокого светлого, и неизвестно, куда повернет судьба и разойдутся ли их дороги, но пока они вместе. Сумасшедшие влюбленные. А на школьные отчеты Мисаки решила потратить ночь, потому что глаз ей сомкнуть не удастся сегодня уж точно.