Чем больше узнаю себя, тем уже петля

— Он мне написал. Спрашивал, не хочет ли Дима в качестве гостя посетить его баттл с Мироном. — И что ты ответил? — Сказал: спроси у него сам. А ты хочешь? Я засмеялся, а потом разговор как-то сам собой перетек на другие темы. К вопросу баттла мы больше не возвращались. Хотел ли я приехать на этот Версус? Встретиться с Мироном, наконец? Я не мог дать однозначный ответ даже себе. Вообще-то, первое, что интересовало каждого сраного фаната, хейтера или просто мимо проходящего еблана: Дим, когда баттл с Оксимироном? Было время, этот вопрос живо занимал и меня самого. Помню, как меня штормило. Я кидал вызовы Мирону, а передумав, собирался идти на попятную, потом кидал снова. Но это было все равно что о стену головой биться, потому что ни на один такой вызов он мне не ответил. А я все не мог успокоиться. Пережевывал тему так долго, что события реальности и мои мысли перемололись в сплошную кашу. Баюкал свое раненое эго, пил и писал диссы. Столько их было, что напоминало бесконечный диалог с пустотой, который ни на минуту не прекращался в моей голове. И ведь каждый раз находил, что сказать еще. Иногда ловил себя на том, что сочиняю раунды на воображаемый баттл. Представлял, как выхожу с Мироном в круг и смотрю ему в глаза. Я выливал на него всю эту накопленную грязь, крепко настоянную на жалости к себе, обидах и гневе. Фантазии заканчивались до того, как начинался его раунд. В стол я написал дряни куда больше, чем вываливал в интернет, хотя мне и похуй было, кто что скажет. Но там уже самому становилось тошно. Говорил сам себе: заткнись, просто заткнись, ведешь себя хуже брошенной бабы. И тут же бросался оправдываться: да мне просто нужно до него достучаться, ведь он неправ. Я прав, и он это поймет, и все вокруг это поймут, нужно только подобрать верные слова. Без шуток, я был уверен, что мы во всем разберемся. Ведь я и так уже простил ему многое. Ведь я тоже в чем-то повел себя как мудак. Нам просто нужно было поговорить. Он просто должен был меня услышать. Мирон в мою сторону сохранял полное эфирное молчание. Я бы, наверное, принял это за чистую монету, решил бы, что он с головой ушел в новую жизнь, если б не узнал, как за кулисами своей идиотской рэп-игры он настраивает людей против меня. Ему не нравилось, что они со мной контактируют. Это было забавное открытие, но главное, что имело для меня значение — да, да, ему не все равно. Он не вычеркнул меня из жизни — вернее, именно это он и сделал, но я все еще цеплял его самим фактом своего существования. В то время я слишком много думал о Мироне. Кажется, что только о нем и думал. Только потом, когда перебесился, понял, что это все было — о себе. Только потом сообразил, чего на самом деле так боялся Мирончик и почему он никогда бы не вышел против меня на баттл. Все это время у меня в руках было оружие против Мирона, о котором он знал, а я — нет. И когда я это понял, мне стало одновременно смешно и очень паршиво. Он все-таки умнее меня, и значит, думал наперед гораздо дальше. Я всегда был похуистом, я говорил: я хуже, чем все ваши представления обо мне. Мирон, оказывается, меня внимательно слушал. А еще он строил карьеру, и это для него стало действительно важным делом — не сразу, конечно, но я знал, что таким будет его естественный путь. Мне же было похуй, я мог просто сбежать в Европу, спрятаться в свою привычную среду обитания и спокойно зализывать раны. Меня не волновало, что станет с моими просмотрами, посещаемостью концертов, сколько слушателей от меня отвернется в итоге. Для меня было важно просто делать-что-я-хочу и быть в этом честным. Я думал, Мирон поступит, как я, мы договаривались встретиться в Лондоне, но он никуда не поехал. И на него свалилось все то дерьмо, которое, по-хорошему, должен был разгребать я — за свой длинный язык и вздорный характер. Но Мирон остался и справился с этим. Выкрутился, договорился со всеми, прогнулся под кого надо и вышел сухим из воды. Ценой какого вранья и предательства — другой вопрос, но имел ли я право его судить? Мне казалось, что да. Позже я понял одну важную вещь: то, что для меня являлось личной трагедией, потерей лучшего друга, для Мирона было главным образом продуманным политическим ходом. Не знаю, давно он все решил или просто спохватился в нужный момент — он всегда очень хорошо ориентировался в изменяющихся условиях, жизнь научила — но избавиться от меня у него получилось довольно изящно. Все поверили, я бесился: это было так нечестно. Да просто Мирон понимал, что я со своей дерьмовой натурой и похуистичным подходом ко всему тянул его на дно. После этого он пошел вверх и мог бы совсем забыть обо мне. Но дело-то было вот в чем: в представлении Мирона я оказался еще хуже, чем в реальности. В этих своих бесконечных диссах, в воображаемых баттловых текстах, которые никто никогда не увидит, я говорил о чем угодно, но только не о том, чего все это время боялся Мирон. Например, откуда я знаю, с какой силой нужно затянуть ремень на его шее, чтобы ему стало лучше. Или как он закатывает глаза, как хрипит, скулит и стонет, если долбить его дырку в очень быстром темпе под правильным углом. Или почему его напрягали объятия, когда кто-то смотрел. Как он подвисал на долю секунды, прежде чем вспоминал, что ничего такого в этом нет. И можно. Алё, мы лучшие друзья, братан, это нормально! Как хищно раздувал ноздри, если нужно было встать на колени. Как каждый раз ломал собственные барьеры — это было видно — и с каждым разом делать это становилось все легче. Как он старался молчать, когда находился в подчиненном положении. Боялся сболтнуть лишнего? И любил, чтобы рот был занят: хуем или пальцами. Сосал жадно, мокро, грязно. Каким мягким и теплым был, когда, вымотанный, засыпал под моей рукой. Гораздо мягче, чем когда бодрствовал. Как — иногда — просто укладывал голову мне на плечо и читал книжку. Мне было скучно, но я знал, что если до него доебусь, он просто уйдет читать в другое место. А мне нравилось чувствовать плечом тяжесть его неудобно твердого затылка. Мирон всегда был чертовски умным парнем, но, похоже, не очень хорошо разбирался в людях. Он думал, что я возьму все это и вывалю на баттле, перед всеми теми мелкими долбоебами, тупыми пиздюками, которые будут смотреть, слушать, набивать на ютубе миллионы просмотров. Когда я понял это, то очень долго смеялся, а потом напился. Мне было так грустно. А, да, Денис все-таки написал потом мне в личку. Я ответил, что не хочу портить ему баттл. Ведь если я туда приду, понятно, на кого все будут смотреть. Он спросил, могу ли я подсказать ему, чем Мирона можно задеть. Скажи ему про садо-мазо, посоветовал я. Денис воспользовался моим советом, но, как обычно, ничего не понял. Зато понял Мирон. Почему я не приехал на баттл? Естественно, то, что я сказал Денису, было тупо гнилой отмазой. Просто мне тоже было страшно встретиться с Мироном лицом к лицу.