Забери меня домой

1.       Он был моим лучшим другом. Всегда следовал за мной, совершенно не волнуясь о том, что я говорю: для него важным было то, что я рядом с ним. Он знал, когда я хотел пробежаться, когда мне нужно было куда-то залезть, запрыгнуть или что-то исследовать; а когда я хотел просто спокойно и абсолютно молча посидеть. Он знал, когда мне нужны были объятия: забирался ко мне под одеяло, а я зарывался лицом в его шерсть — это помогало успокоить шум в моей голове.       Майкрофт понимал. Он лишь недовольно цокал, замечая, как я подкармливаю Редберда остатками своего обеда под столом, но никогда не выдавал нас.       Когда я с Редбердом играл в саду в пиратов, и пес гонял меня вокруг кустов и цветов, Майкрофт поднимал взгляд от своих книг лишь для того, чтобы закатить глаза. Я высовывал язык, а Редберд облизывал меня, из-за чего я восторженно взвизгивал и хихикал над ощущением его языка на моем лице. Я никогда не видел, чтобы Редберд так делал с Майкрофтом. Жаль. Выражение его лица было бы действительно забавным.       Я хотел брать Редберда с собой в школу, но Майкрофт сказал, что так нельзя. Мне было сложно это понять сначала: почему мой лучший друг не мог пойти вместе со мной? Майкрофт объяснил, что там будут и другие дети тоже. Я лишь фыркнул. Редберд им всем понравится, я был уверен, но они не смогут полюбить его так же сильно, как любил его я. Они не поймут его так, как понимал его я. Майкрофт улыбался, но мне показалось, что на мгновение его взгляд стал грустным. Нет, сказал он, другие дети не поймут. И я решил, что буду запоминать все, что будет происходить в школе, а потом рассказывать это Редберду. Каждый день, как только буду приходить домой. И скоро я понял: Редберд будет слушать меня так, как никто другой в школе.       Однажды Майкрофт был в машине, которая забирала меня домой из школы. Он сел со мной назад. Я радовался — было ощущение приближающегося приключения. Однако, на мой вопрос, куда мы направляемся, Майкрофт не ответил. Он просто смотрел в окно. Я пытался понять, почему он выглядел таким странным. Иногда я мог сказать, о чем Майкрофт думал. Ему хорошо удавалось скрывать что-то, но иногда он позволял мне увидеть.       Мы ехали не домой. Я начинал волноваться, и мне больше не нравилось это приключение. Я попросил Майкрофта сказать, куда мы едем. Он повернулся ко мне и молча смотрел на меня. Тогда я не мог сказать, о чем он думал — он не позволял мне увидеть. Затем он грустно улыбнулся и отвернулся от меня. Я был очень взволнован, как он мягко объяснил мне.       Ветеринар был тем, кто помогал Редберду и раньше. Он тоже выглядел очень грустным. Он позволил мне обнять моего лучшего друга и попрощаться с ним. Потом он забрал Редберда. Я стоял там, с Майкрофтом, с ошейником Редберда в моей руке. Я старался быть таким же взрослым, как и Майкрофт, но не смог удержаться от слез. Он позволил мне вложить свою руку в его.             Я держал его за руку, так что он мог забрать меня домой. 2.       От слов больше боли, чем от синяков и ран. Фрик. Это слово ранило меня больше остальных. Я не подавал вида, что мне больно, но это было не так.       Я много дрался. Я не позволял им просто бросать такие слова и ничего не получать в ответ, и очень часто это выплескивалось в мордобой за школой. Я научился ранить их в ответ: озвучивая все то, что мог выяснить с помощью дедукции, так громко, как только мог. На какое-то время они оставили меня в покое. К сожалению, не надолго.       Будучи самым маленьким в моем классе, я уже выделялся. То, что я был самым умным и совсем не боялся это показывать делало ситуацию только хуже. Я ходил с огромной мишенью, нарисованной на моей спине.       То, что я вырос тощим и неуклюжим юношей совсем не помогло. Другие мальчишки тоже вытянулись, но они занимались спортом, что хорошо сказалось на их мускулатуре. Они легко избавились от своей детской полноты. Я же просто вырос высоким и долговязым. Они загорали, играя в регби на улице, я же оставался бледным, усыпанным веснушками даже на солнце.       Казалось, будто я создан отличаться от других всеми возможными способами. Я ненавидел это. Ненавидел то, что никуда не подхожу так же сильно, как я ненавидел ту крохотную часть меня, которая все-таки хотела подойти для чего-то. Для того, чтобы играть в регби, смеяться и шутить, чтобы иметь друзей. Чтобы снова у меня был лучший друг. Просто кто-то, с кем можно было поговорить. Кто-то, кто выслушал бы меня. Я ненавидел то, насколько сильно я ненавидел все, что было во мне уникально. Я высоко ценил свой разум, и в то же время испытывал к нему отвращение.       Однажды я решил просто не давать этому ранить меня. Я спрятал боль так глубоко, как только мог. В самом темном месте в чертогах, что я выстроил в своей голове. Я давал отпор так, как умел; мой острый на слова язык выставлял на показ все, что их лидер хотел бы скрыть. После последовали удары. Я давал отпор так, как умел.       В итоге, я ускользнул и брел домой, вместо того, чтобы забраться в машину, которая приезжала каждый день, чтобы забрать меня. На самом деле было не так уж и далеко идти. Я игнорировал боль на той стороне моего тела, где, я знал, вскоре расцветут синяки в форме их обуви. Моя сумка осталась где-то во дворе школы, но со мной все еще был мой футляр для скрипки. Прижав его к груди, я шел по своему любимому маршруту до дома.       Я остановился, как только достиг ворот. Я еще не хотел заходить внутрь. Моя рубашка была порвана, моя губа едва перестала кровоточить, скрипка была поцарапана, но цела, а смычок был разломан надвое. Я не знал, почему взял его с собой, хотя он был окончательно сломан.       Водитель Майкрофта затормозил возле меня, и Майкрофт вышел из машины. Он нахмурился, стоило ему оценить мой внешний вид: синяки и ссадины. Мой сломанный смычок болтался на моих пальцах. Он никак не прокомментировал мое заплаканное лицо. Повернувшись к своему водителю, взмахом руки он отпустил его. После — он развернулся и пошел рядом со мной через ворота до самого дома.             Я дал ему отвести себя домой. 3.       Я не уверен, как так получилось, но каким-то образом я завел себе друга. Все началось с чертовой собаки. Ужасное, счастливое мелкое существо. Оно не принадлежало Виктору, он выгуливал его для своего друга. И казалось таким же надоедливым, как я, когда буквально прилепилось к моей ноге в тот день.       Виктор вскочил с места и подбежал ко мне, чтобы извиниться и схватил животное за ошейник, чтобы оттащить его прочь. Я сказал что-то едкое, а он засмеялся. Я изумленно взглянул на него и за секунду вернул к себе контроль. Он позвал меня выпить кофе, и я согласился, совсем не подумав.       С тех пор мы стали друзьями. Он изучал бизнес и юриспруденцию — предметы, которые я терпеть не мог. На слова об этом он снова рассмеялся и спросил, что же изучаю я. Он выглядел впечатленным, когда я сказал о том, что читаю химию, и спросил о моих лабораторных и проектах. Виктор был довольно умным и, по большей части, понимал то, о чем я говорил. Мы разговаривали довольно долго, и я осознал, что был немного разочарован тем, что ему уже было пора идти. Он взял собаку и уже начал идти прочь, как неожиданно остановился, а потом и вовсе вернулся ко мне. Он спросил, где я живу, на что я ответил, что на другой стороне кампуса. Он кивнул и уточнил, в каком именно здании, чтобы после навестить меня, и подмигнул. А все, что мог сделать тогда я — покраснеть и тупо кивнуть, уставившись на свои ноги. Он снова рассмеялся и легко хлопнул меня по плечу перед тем, как уйти. Его прикосновение ощущалось на моем плече в течение всего дня.       Когда он впервые поцеловал меня, я испугался и застыл. Он тогда отстранился и посмеялся над моим смущением, после — взял меня за руку. Он сказал, что мы можем не торопиться, но он все равно очень хочет меня поцеловать. Я ему позволил и на этот раз был готов. На этот раз я не застыл.       Я думаю, можно сказать, что мы практически встречались, но он никогда не целовал меня и не держал меня за руку за пределами моей комнаты. И я ни разу не пересекал кампус, чтобы прийти в его комнату. Он сказал, что нам удобнее видеться у меня, потому что я жил один, я же не видел причин не соглашаться.       Впервые мы накурились вместе, сидя на полу моей спальни. Он передал мне косяк, и я глубоко затянулся. У меня появилось желание посмеяться, и я словно бы стал глупее, а Виктор смеялся. Мы затянулись еще несколько раз, и Виктор сказал, что он может достать кое-что получше. Я не помню, где он достал кокаин, но я помню лучшее ощущение за годы своей жизни.       После этого мы часто находились в наркотическом угаре. На Рождество Виктор сказал, что остается в кампусе: его семья отправилась кататься на лыжах в Альпы. Я же даже не посчитал нужным сказать Майкрофту, что не прибуду домой на каникулы, а останусь в кампусе.       Первые дни каникул мы с Виктором провели вместе. Мы уже знали друг друга на протяжении нескольких месяцев, и я мог сказать, что Виктор со мной часто становился раздраженным. Потому, когда он поцеловал меня, я ответил с энтузиазмом. Но когда он начал расстегивать мою рубашку, я не был уверен, что хочу чего-то большего, чем просто поцелуи, но я очень хотел, чтобы он остался, а потому позволил ему все. После, когда он поднялся и ушел в душ, мне было немного холодно, я забрался под одеяло и не заметил, как ненадолго уснул.       Проснувшись, я обнаружил, что один в комнате. Виктор оставил мне записку. Там говорилось о том, что он переводится и переезжает в США сразу же, как только закончатся каникулы. Я пошел к нему в общежитие. Его комната была пуста.       Какое-то время я бродил по Лондону, постоянно касаясь записки Виктора в своем кармане. Было холодно и сыро. Я хотел все забыть. Я не знал, кто был дилером Виктора в университете, но был уверен, что смогу найти замену в городе.       Я продержался три дня, прежде чем Майкрофт приехал забрать меня. Он ничего не сказал, просто помог мне встать и довел до своей машины. Я не хотел его помощи и оттолкнул его. Я попытался уйти, но сказалось то, что я не ел со дня, когда был в последний раз с Виктором. Майкрофт поднял меня, и на какое-то мгновение я позволил себе почувствовать себя снова маленьким.             Я попросил его забрать меня домой. 4.       Он никогда этого не понимал. Я ожидал, что он будет разочарован, я не могу быть таким, как он. Холодным, не позволяющим эмоциям брать верх над моими действиями. Ледяным человеком, как я услышал о нем позже. Я не был таким, как он. Пытался, но мои попытки ни к чему не привели.       Майкрофт не понимал, почему мне нужна была доза, но все равно пытался меня найти. Неделю назад я стал пропускать свои занятия, потому что никак не мог на них сконцентрироваться. Я все равно не хотел продолжать. Мне нужно было что-то другое, что могло стимулировать мой ум, остановить мое саморазрушение. Кокаин помогал. Этого Майкрофт не мог понять.       На место преступления я наткнулся совершенно случайно, но стоять там и видеть столько очевидных деталей, которые полиция упускала… Я просто должен был вмешаться. В тот момент я не осознавал, что буквально ору о своих выводах во все горло. Той ночью я обнаружил, что кузов в полицейской машине совсем не удобный.       Я был все еще под дозой, когда сержант, который арестовал меня, пришел со мной поговорить. Он спросил меня, как я узнал, что это был брат, а не муж. Я объяснил ему про грязь на подошвах и про следы чернил на пальцах: сержант слушал и делал пометки в своем блокноте. Затем он мне сказал, что они собираются привлечь меня к ответственности за то, что было найдено в моих карманах. Я зло смотрел на него, пока он спокойно заполнял необходимую форму. Он пожал плечами и вывел меня наружу, чтобы довести до камеры предварительного заключения. Когда за ним закрылась тяжелая дверь, взгляд его карих глаз потеплел. Он сказал мне, чтобы я не растрачивал попусту такой прекрасный ум, что это дар — быть способным видеть так много и так ясно, и я должен найти себе куда лучшее применение. Я фыркнул, прерывая его. Он вздохнул, но его слова застряли у меня в голове. Это были первые добрые слова, которые я услышал за долгое время.       Майкрофт, должно было, все уладил, потому что в действительности меня никогда не привлекали к ответственности. Ни тогда, ни в следующий раз, когда сержант Лестрейд снова задержал меня. Тогда он мне сказал, что он рад тому, что я пытаюсь найти цель, но мне нужно делать это, для начала завязав с наркотиками, Бога ради*.       Я не мог. Не тогда. Я увидел Майкрофта, который разговаривал с Лестрейдом около полицейского участка. Это сработало для меня, наконец. Но сначала я опустился еще ниже.       Я не думаю, что тогда пытался умереть, но у меня вполне успешно почти получилось это сделать. Это был первый раз, когда Майкрофт нашел меня самостоятельно. Я лежал на засаленном матраце в отвратительной на внешний вид комнате в каком-то полуразрушенном здании на самой окраине отвратительного райончика. Майкрофт ничего не сказал, когда сел рядом со мной. Он просто поднял жгут, который я использовал, и отшвырнул его в угол. Я практически ничего не осознавал, только то, что рядом со мной кто-то есть. Пока меня ломало, а он ждал скорую, я осознал, кто это был. Я посмотрел вверх и увидел его, сидящего там и наблюдавшего за мной.       Мне вдруг пришло в голову, что он все еще одет для работы. Мой брат, успешно продвигавшийся по службе в Британской правительстве, сидящий на отвратительно грязном полу наркопритона, был в своем дорогом костюме-тройке, а его извечный зонт стоял, прислоненным к стене. Я почувствовал странную потребность хрипло рассмеяться, но звук, вырвавшийся из моей груди, когда я открыл рот, скорее был похож на всхлип, чем на смех.       Я услышал, как он сдвинулся и почувствовал, как он опустил мою голову снова назад и прикрыл мои глаза. Я игнорировал слезы. Он вздохнул, и в этом вздохе мне послышалось мое имя. Я почувствовал тепло, коснувшееся моей лодыжки. Мне показалось, что это было прикосновение руки.       Я хотел объяснить. Чтобы он понял. Я хотел, чтобы он оставил меня одного, чтобы вернулась тишина и поглотила меня. Я хотел никогда больше такого не чувствовать, хотел, чтобы он прекратил это все.             Я хотел, чтобы он забрал меня домой. 5.       Доведенный до отчаяния и едва успевавший дышать, я бежал сквозь лес. Я где-то просчитался, горько думал я. Я слышал лай собак позади меня и крики мужчин, дававших инструкции, пока они гнали меня сквозь тьму. Я лихорадочно пытался придумать план, но я был истощен, чувствовал сильную жажду и до сих пор истекал кровью после последних побоев. Голыми ногами я поскользнулся на мокрой листве и рухнул в грязь.       Я с трудом поднялся, попытался бежать дальше, но споткнулся и снова упал. Сильно. Я зажал себе руками рот, пытаясь удержаться от крика. Я до сих пор слышал голоса, но гораздо больше боялся быть пойманным собаками. Раны на моей спине уже были воспалены и гноились, я буквально чувствовал сердце разраставшейся там инфекции. Не хотелось добавить еще и отвратительную рану от собачьего укуса к развалинам, в которые превратилось мое тело.       Я пытался выбраться из леса, не имея никакого плана в отношении того, куда податься дальше. Мне просто нужно было выбраться. Они меня окружили и вернули обратно в бункер, где стащили меня вниз по лестнице, а мои грязные ноги, скованные на лодыжках цепями, волочились по бетону. Швырнув мне бутылку с водой, они закрыли дверь. Я слышал, как голоса удалялись, и дал волю своей жажде. Первые глотки были такими отчаянными, что вода, которую я набирал полный рот практически выплескивалась наружу. Я заставил себя успокоиться и начать пить медленнее и осторожнее. Неизвестно, когда мне снова достанется вода, так что лучше экономить ее. Я свернулся в клубок в углу, стараясь сохранить немного тепла, чтобы можно было поспать. Я закрыл глаза и спрятался в своих чертогах.       Крыло, содержащее воспоминания о Джоне, было всегда теплым. Мягкий свет проникал сквозь шторы. Я провел пальцами по обоям в гостиной. Их грубая текстура была такой знакомой, и я невольно сравнил ее по ощущениям с вязаным шерстяным платком, накинутым на спинку кресла Джона. Шерсть напоминала о Джоне и пахла им.       Он стоял посреди комнаты и нежно улыбался, наблюдая за тем, как я исследую детали этой версии 221В. Он всегда здесь, ждет меня.       Я подошел к нему, и он принял меня в свои объятия. Я притянул его к себе, касаясь щекой его макушки, а он уткнулся носом мне в плечо. Мы подходили друг другу так идеально. Он произнес мое имя и мягко погладил по спине. Еще немного, сказал он. Еще немного и у нас будет это. Я закрыл глаза и вдохнул его запах. Он держал меня — этого было достаточно, чтобы продолжать пытаться. Джон держал меня в своих руках.       Я всегда засыпал с этой мыслью. Когда я открыл глаза и провел рукой по лицу, мои пальцы остались мокрыми.       Они пришли практически сразу, как я проснулся. На следующий день снова. И снова.       Все мои мысли и воспоминания были словно в тумане. После одного особо долгого избиения я обнаружил, что думаю о брате. Я думал о том, знает ли он, что меня поймали. Надеялся на это. Прошло много времени с того момента, как я признал, что нуждаюсь в Майкрофте. Отчаяние от невозможности сделать хотя бы попытку к бегству, накатывало все сильнее, грозясь задушить меня. Я хотел, чтобы Майкрофт оказался рядом, как он делал это столько раз, когда мы были моложе. Я думал о Редберде, о своей скрипке, о Викторе. О Джоне. Я думал о Джоне. Еще немного.       Когда они пришли ко мне в следующий раз, я говорил с тем, кто бил меня. Мне удалось отвлечь его достаточно, чтобы он ушел. В комнате остался еще один. Он подошел ко мне и наклонился, чтобы говорить прямо на ухо. Голос был таким знакомым, и, к своему облегчению я едва ли разобрал слова. Я улыбнулся.             Майкрофт заберет меня домой. +1       Я стоял, уставившись на траву под моими ногами. Я был здесь раньше, прятался среди деревьев. Это казалось таким далеким сейчас.       Многое изменилось. Я чувствовал себя опустошенным. Внутри меня что-то сломалось. Я хотел злиться, я хотел орать, рвать и метать. Но я не мог. Это не должно было произойти. Это никогда не должно было произойти.       Головой я понимал, что что-то такое возможно. Но он всегда казался неуязвимым. Я помнил, как, будучи маленьким, думал, что он всегда будет рядом со мной. Он говорил так, на самом деле. Буквально на днях. Я всегда буду рядом с тобой, Шерлок. Он говорил так. Как он мог уйти?       Джон подошел и встал рядом со мной. Я не знал, как долго я стоял там, но я не мог перестать смотреть на имя Майкрофта, выгравированное на могильной плите передо мной. - Я здесь, любимый, — прошептал Джон, вкладывая свою руку в карман моего пальто и переплетая свои пальцы с моими. Я никогда не любил его сильнее, чем в тот момент.             Мы стояли там до тех пор, пока я не был готов. После я позволил Джону забрать меня домой.