Стокгольмский синдром

Слова — это цепи, сковывающие людей. Каждое такое слово действует на тебя, как волна. Ты не можешь этому сопротивляться.

Адриан заходит в комнату, но вместо того, чтобы оставить все так, как есть — выключает лампы, автоматически загорающиеся в темное время суток. Сейчас любой источник света лишний в этой комнате, любое посягательство на его вещи кажется таким кощунством, что не хватит слов, чтобы рассказать обо всем. Он закрывает дверь, вслушиваясь в дрожащую тишину. Кажется, она всхлипнула, но больше никаких звуков более не было, и Агрест сделал вид, что не услышал ничего, хотя уж кому, как не ему — знать обо всем, что происходило за закрытой дверью его комнаты. Медленно стягивая с себя толстовку, юноша почти ощущал физически свое нетерпение, колыхание воздуха вокруг своего сокровища и то притяжение, которым его тянуло скорее обратно к ней.  — Адриан… Нуар… — ее голос почти крошится в тишине, Леди все же не удерживается и всхлипывает, отчаянно вслушиваясь в тишину. Она не знает, к кому обращается, просто не видит ничего, так как повязанная лента закрывает глаза так плотно, что даже при ярком свете Маринетт не увидела бы ничего, кроме тьмы. Адриан в мгновение ока оказывается рядом, аккуратно прикрывая рот девушки ладошкой и сладко потягивает: «Ш-ш-ш-ш», — словно убаюкивает плачущего ребенка.  — Тише, Мари, тише, — все же не удерживается Кот в личине человека от слов, ласково проводя по волосам девушки, чувствуя, как она вздрагивает от неожиданности и страха, как дрожит, не зная, что будет следовать дальше. Боль или ласка? Страх или снова одиночество, сводящее с ума?  — Отпусти меня, прошу, — жарко шепчет девушка, поддаваясь вперед, как только ладонь отпускает ее, и рука плавно перемещается на спину той, что была ЛедиБаг в костюме, а теперь всего лишь человек, без всяких сил и способностей. Все, что она может — это только умолять, жарко шептать в его близкие губы и мечтать выбраться из этой обители тьмы, где она уже потеряла счет дням и ночам. Адриан улыбается, и его улыбка больше похожа на оскал. Хорошо, что Маринетт не видит ничего, пробегает мысль, которая тут же тонет во вдохе удовольствия, когда девушка, повернувшись, неловко заваливается немного на бок, наваливаясь на юношу. Тот, чуть сощурив глаза, возвращает девушку в привычное ей положение, после чего, поддев рукой ее подбородок, произносит, смакуя каждое слово, дыханием согревая ее лицо, чувствуя внутренний трепет от того, что его Леди связана и беззащитна, от того, что она не видит его лица, его истинной сущности, на ощупь прикасается к нему:  — Ты — моя, — и легкий, щемящий от нежности поцелуй, сначала в губы, отчего у Мари на щеках выступает приятный румянец, а затем в глаза, покрытые лентой. Настолько интимно, что невольно хочется приблизить развязку, но Нуар сдерживает себя, отрываясь от своего лакомого кусочка, слушая ее учащенное сердцебиение, почти урча от довольства. Мари замирает, боится пошевелиться, но ее выдают чуть приоткрытые губы, словно бы жаждущие большего. Кот не привык отказывать своей Леди, но иногда стоит немного подождать, чтобы все было еще желанней и слаще.  — Я прячусь от тебя, моя Леди, — шепчет в ответ Адриан, вдыхая ее аромат духов, что остался лишь на коже за ушками. По телу девушки пробегает дрожь, и юноша знает, что это не от страха, совсем не от него. — Я прячу ото всех тебя, моя Леди, — продолжает шептать Кот, рукой скользя по девичьей шее, пальцами очерчивая ее ключицу. Она на мгновение поддается вперед, словно бы желает продолжение этой ласки, но затем отступает назад, испуганно прижимаясь к дивану, у которого Маринетт сидит. Кот недовольно ворчит, но отступает, покорно позволяя своей Леди чувствовать, что она спаслась от своего мучителя. Он до сих пор помнит слова, сказанные своей Принцессой о том, что Нуар — только ее напарник. Только ее и ничей больше. Помнит, как приказала захваченному не прикасаться к нему, Черному Коту, ведь это может делать только Она, ЛедиБаг. И тогда, словно спятивший, Адриан не выдержал. Плевать на все запреты и установленные рамки. Он ее украл. У целого мира, у всех, кто разделял их. Конечно, при желании Маринетт могла сбежать. Агрест не был настолько сумасшедшим, чтобы привязать на цепь свою Леди. Все, что он сделал, как только занес в комнату перевоплотившуюся в человека ЛедиБаг — это связал несильно, но ощутимо руки и завязал глаза лентой, чтобы она не боялась более темноты. Ведь только так Мари смогла бы увидеть его, без всяких рамок и условностей. В его истиной сущности. Но вот бежать было некуда. Кажется, девушка осознала это, как только увидела глаза Адриана, как только коснулась его дыханием в темноте, услышала его жаркий шепот, открывающий все потаенные двери души, наглухо запертые, опечатанные от самой же себя. Бежать было некуда ни ему, ни ей, нужно просто переждать первую волну, сметающую все грани. И тогда уже все будет так, как должно.  — Адриан, — она зовет его, потому что боится остаться одна во тьме. Она боится не почувствовать его дыхания на своей коже, боится не ощутить того трепета, того наслаждения, когда он проводит ладонью по ее спине, когда он аккуратно поцелуями опускается вниз по шее, иногда прикусывая кожу, оставляя едва заметные следы. Она боится, что просто надоест ему, и он отпустит свою Леди на волю, лишая ее этой привычной тьмы. — Нуар, — жарче, ближе, чем может себе представить девушка, интимней, чем она может себе позволить. Он в мгновение ока оказывается рядом, поднимая на сидение дивана, прижимая ее к спинке, вдавливаясь в нее всем телом, притягивая ее настолько близко, насколько может позволить обстановка и комната.  — Больше не кричи, моя Леди, — почти смеется Агрест, чувствуя, как Мари отвечает на его поцелуи, распаляясь еще больше, чем рассчитывал изначально Кот, заключенный в человеке. Кажется, она что-то отвечает, но ответ тонет в приглушенном стоне, который вырывается из горла ЛедиБаг, когда Адриан начинает выкручивать девушке соски, запустив свои руки под футболку. Она смущенно опускает голову, словно бы стыдится происходящего, но затем, отринув все сомнения, поднимает подбородок, приглашая Нуара к своей шее. — Мне нужна только ты, — шепчет ей в кожу Адриан, языком вырисовывая узоры на плечах, одной рукой расстегивая лифчик, а второй продолжая мять грудь Мари. У нее бегут мурашки, Маринетт дрожит от нетерпения, ей мало того, что она получает. Девушка делает рывок вперед, после чего умудряется сменить позицию, оказавшись на коленях юноши. Коленка упирается в шов его джинс, и она чувствует, что не ей одной кажется мало того, что происходит между ними.  — Развяжи руки, — шепчет в губы Адриану Леди, слыша, как тот недовольно ворчит из-за смены положения. — Я все равно не сбегу. Потому что твоя, — на длинные предложения не хватает дыхания, которое сбито к чертям. Кот замирает на мгновение, после чего одним махом лишает пут свою партнершу. Тут же на пол летит ненужная одежда, как отжившая свое шелуха. Мари прижимается грудью к торсу Адриана, трется об него набухшими сосками, садится так близко, что мысли смущенно замирают, стоит только представить, как это выглядит со стороны. Ей все равно, она во тьме, где ничего не видно. Важно лишь то, что он рядом, важно лишь то, что он желает ее так же, как и она его. Юноша продолжает ласкать свою Леди, руками забираясь ей под джинсы, сжимая ее ягодицы в руках, то причиняя ей боль, зубами прикусывая грудь, то губами ловя каждый ее вдох, каждый полустон, срывающийся в пустоту. Затем, когда одежда кажется настолько неправильной, что хочется завыть, Адриан стягивает штаны вместе с трусиками прочь с Мари, и через мгновение сам избавляется от всего. Маринетт протягивает бледные руки навстречу, ищет его в темноте, и он приближается к ней, готовый увлечь за собой на кровать, но неожиданно замирает, когда Леди насильно усаживает его обратно на диван, возвращаясь в ту позицию, в которой они были в одежде.  — Может, хотя бы ляжем? — от его дыхания жарко, поцелуи становятся все страстнее и требовательнее, то жёстче, то нежнее, словно бы не могли определиться.  — Нет, — кажется Маринетт смеется в перерывах между поцелуями, чувствуя, как его рука скользит по внутренней стороне бедра. Дыхание замирает, кажется, его не хватает, и потому его шепот в ухо кажется таким неожиданным, в тот самый момент, когда пальцы касаются намокшей промежности:  — Как скажешь, Принцесса. И затем пальцем касается набухшего клитора, катает его, чуть придавливая, наслаждается тем, как отчаянно ловит воздух пересохшими вмиг губами девушка, цепляясь за его плечи, прижимаясь к его груди. Прикусывает ей шею, слушая судорожные вдохи, пальцами проводя вдоль половых губ, аккуратно запуская в щелку сначала один, затем уже два, все глубже и глубже продвигаясь внутрь. Маринетт дрожит от возбуждения, она льнет к Адриану, как кошка, выгибая призывно спину, чуть приподнимаясь на ногах, чтобы ему было удобнее. Когда внутри оказываются три пальца, Мари не выдерживает, почти плача стонет, чувствуя себя совершенно неестественно раскрепощенной:  — Больше. Всего одно слово, всего одно мгновение, за которое Адриан успевает провести пальцами по своему стоящему члену, чтобы покрыть его смазкой, полученной от партнерши, а Маринетт оно кажется вечностью, за которую она успевает едва-едва успокоиться, чтобы затем, когда ее направят, опуститься до самого конца на член, чувствуя, как грудь сжимает от ощущений. Они замирают на мгновение, привыкая друг к другу, слушая оглушительное сердцебиение, и медленно начинают двигаться навстречу, едва заметно прибавляя в темпе. Мари приподнимается так, что член почти выходит из нее, чтобы затем резко сесть обратно, слушая уже тихий стон Кота, ощущая себя настолько развратной, что невольно хочется продолжать то, что начато. Он продолжает держать партнершу за бедра, — помогает ей приподниматься, задает темп, иногда приостанавливая, иногда наоборот двигаясь навстречу, рукой поддерживая спину, губами целуя груди и шею, — все, до чего может дотянуться. Тишина прячется от этих вдохов, от этих тихих хлюпающих звуков из-за обилия смазки, и Маринетт кажется, что это никогда не кончится. Адриан кажется ей таким большим, таким горячим, что его плечи жгут, а член просто прожигает ее изнутри, и жжение с каждым движением становится все больше и больше, и его хочется достичь все быстрее. Любое прикосновение кажется еще острее, и чем ближе эта сладостная развязка, тем быстрее и резче становятся движение. Наконец, на мгновение замерев, Маринетт опускается так, что все ее напряжение преобразуется во что-то новое, и она уже не в силах сдерживать собственный стон-плач. Прижимается к Нуару, чувствует, как ее тело трясется, но не может остановить этого блаженства, накрывающего всю ее. Нуар почти рычит, опрокидывая на спину девушку, и так же резко начинает входить в нее, опираясь руками на подлокотник, уже не заботясь об ощущениях своей партнерши. Миг — и Мари слышит приглушенный вдох, после которого ей на живот обильно кончает Адриан. Наступает тишина, в которой люди пытаются вернуть себе дыхание, слушая, как сердца замедляют свой ход, прислушиваясь к новым ощущениям, оставшимся после всего произошедшего. Никто никуда не спешит, и потому жара спадает постепенно, но не уходит насовсем, а остается где-то внутри, лишь скрываясь до поры до времени.  — Только моя, — шепчет Агрест, прежде, чем подхватить на руки свою ношу, и отнести в смежную к комнате ванную. Ему невыносимо от одной только мысли, что Леди принадлежит ему, он медленно сходит с ума, теряет последние остатки разума. А она лишь отстранённо смотрит на него из тьмы, на то, как его мир рушится под ее взглядом. Смотрит, и едва заметно улыбается улыбкой Снежной Королевы, поймавшей Кая в свои руки.