Blackberry

Кожа или джинса? Золото или серебро? Чёрный или белый? Чувствую себя маленькой прыщавой девочкой, которую впервые позвали на свидание, не хватает только нытья о невысохшем лаке и вечно гудящей фоном подруги. — Ради бога, Эрен, не надевай эту ужасную футболку, — вместо последней у меня была Микаса, невзлюбившая мою латаную-перелатанную футболку Металлики. Как будто я надел бы нечто подобное в Blackberry. У меня по-настоящему охуенные друзья, даже вечно пытающийся поднасрать Жан перестал казаться мудаком после того, как от имени всей нашей компании вручил мне на День Рождения пропуск на одну ночь в место, на которое пускала слюни вся молодёжь нашего города. Полторы тысячи вечнозелёных только за вход пугали обывателя не меньше известия о гипотетическом закрытии Tesco, но сделанные тайком фото действовали как афродизиак: и парни, и девчонки как течные суки стекались к бару и издалека смотрели на него с вожделением. Blackberry — экспериментальный бар с самыми красивыми работниками и официантами, и это не фигура речи: весь рабочий состав туда отбирали по строгим понятиям внешней привлекательности, и на любой вкус там находился свой идеал. Бар, к тому же, работал на все фронта: геи, лесбиянки и гетеро немыслимым образом сходились на одной танц-площадке, сливаясь в сверхтолерантную радугу. Если кто-то решил, что рвусь я туда исключительно ради оплота ЛГБТ-спокойствия и красивых мордашек, то я не настолько богатенький ублюдок, готовый на подобное спустить полторы тысячи баксов. Blackberry славился особенными услугами: доплати официанту или понравившемуся бармену пару лишних сотен долларов — и он сразу становится твоей грелкой на ночь. Так что да, я немного шлюха, рвущаяся в дорогой бар за лучшим сексом в жизни. Я надеюсь, что за лучшим. Однако сейчас, в день реализации пропуска, я неожиданно понимаю, что похож на бомжеватого гомосексуалиста-спортсмена, и позвал на помощь Микасу, о чём и пожалел. — Не надевай эти джинсы, у тебя сзади бельё видно. — Это пошив такой! — оскорбляюсь я за китайскую подделку левайсов. — Это извращение, а не пошив, — спорит Микаса. Мы дважды перебрали весь мой гардероб и в отчаянии даже сунулись в дебри шкафа моего лучшего друга и соседа по комнате Армина, но обнаружив среди шмоток заботливо упакованный ярко-розовый дилдо, решили, что лезть не в своё дело не стоит. *** Буквы прослеживались серебристым огоньком, петляющим по завитушкам, и заканчивались на крупной ягоде ежевике, переливающейся оттенками фиолетового. У входа не было огромной очереди, зато вдоль стен бара разодетые по-клубному парни и девушки заискивающе смотрели на каждого, кто обладал заветным билетом, приглашали одним взглядом, обещая себя взамен на вход в рай. Никто не вёлся на это, потому что знали, что внутри ждёт нечто поинтереснее. — Эй, красавчик, — оборачиваюсь на голос и вижу грудастую блондинку, одетую то ли в очень короткую юбку, то ли в очень широкий пояс. Верхом скудной одежды служит лифчик-бикини, и я невольно усмехаюсь: с таким видом ей не у дорогого бара стоит быть, а где-нибудь в переулке отсасывать первому клюнувшему клиенту. — Не интересуюсь, — вздёргиваю подбородок, окидывая её нарочито пренебрежительным взглядом и становясь в короткую очередь на вход в бар. За короткий промежуток времени ко мне успевают подойти ещё две девушки и один парень, которых я отшиваю не глядя. Надо признать, что с тех пор, как я прошёл переходный возраст и с удивлением для себя раздвинул рамки кандидатов на мою постель, включив туда ещё и парней, у меня на лбу будто зажёгся огонёк «бисексуален!». Теперь я мог выбирать, полагаясь на интуицию и реакцию своего члена на разных людей. Я пробовал завести долгосрочные отношения сначала с Энни, позже с Армином, но дальше приятной близости ночью ничего не заходило, и я решил пока что повременить с этой каторгой в виде постоянного партнёра. Зачем себя ограничивать? — Пропуск, — гнусавит охранник на входе, протягиваю ему плотную чёрную карточку с сиреневыми буквами, переминаюсь с ноги на ногу. Внешне я остаюсь спокоен, но внутри всё бурлит от страха, что сейчас что-то пойдёт не так и меня с позором отправит к неудачникам у стен, но всё проходит как по маслу: мужик долго смотрит на пропуск, потом на меня, отстёгивает крюк, держащий чёрный канат на входе, и кивает. — Проходи. Я слышу завистливые шёпотки за спиной, но на них уже плевать: передо мной коридор в тёмно-фиолетовых тонах с частыми бра на стенах, и я невольно срываюсь на быстрый шаг. В конце коридора — ещё охранники, смеривают долгими взглядами и распахивают передо мной дверь. Я видел фото, тайно сделанные в этом месте, но ни одно из них не могло передать настоящий атмосферы бара. Меня сразу захватывает музыка, здесь свой диджей, который, словно бармен звуков, мешает их в коктейль, который понравится любому. Я не фанат клубняка, но здесь всё так органично, так правильно, что я не успеваю оглядеться по сторонам — кидаюсь в гущу толпы, подстраиваясь под их ритм. Над нами сотня разноцветных прожекторов, выхватывающих разгорячённые тела в толпе, они не сталкиваются в танце, а гнутся друг под друга, и я становлюсь частью этой энергии. Песня перетекает из одной в другую, а я всё никак не устаю, обнимая первого попавшегося человека и с ним вливаясь в новый ритм. Так продолжается может десять минут, а может почти полчаса, но в итоге я всё же выбиваюсь из толпы и попадаю к барным стойкам и столикам. Они все отделены друг от друга матовыми чёрными ширмами, но никто в них не пользуется этим — всё по строгим правилам этого бара, — лишь изредка обмениваясь поцелуями. Я иду вдоль нескольких разных барных стоек, некоторые из них пустуют поначалу, и я догадываюсь, куда исчезли бармены, но почти сразу на их смену приходят другие. Легенда о самых красивых работниках оправдывает себя: они все настолько разные, но при этом их объединяет аура дикой сексуальности и привлекательности, я невольно сглатываю, нервно усмехаюсь. Хочется всех и сразу, но я держу себя в руках. Мимо меня проносятся девушки-официантки, все в достаточно закрытой одежде, но они возбуждают гораздо сильнее той полуголой девицы у входа. Я пытаюсь охватить взглядом каждого, но постоянно сбиваюсь, возвращаясь к наиболее понравившимся. В какой-то момент я замечаю сразу двух человек за одной стойкой: высокий широкоплечий блондин с невероятно развитой мускулатурой что-то пытается объяснить мужчине, на добрых две головы ниже его, но тот спокойно продолжает говорить, не позволяя перебить себя, и в итоге качок озлобленно швыряет на стойку полотенце, которое сжимал в руках, и уходит. Я не смотрю ему вслед, я цепляю взглядом стройную невысокую фигурку за стойкой. Совру, если скажу, что он идеален, но при этом он однозначно привлекательнее любого из тех работников, которых я успел увидеть. Меня тянет именно к нему, и я мысленно пересчитываю весь свой нал в кармане: я отдам их ему, и будь что будет. — Текилу, пожалуйста, — улыбаюсь мужчине, садясь на высокий табурет. Он поворачивается с прозрачной бутылкой, и у меня всё внутри буквально взрывается: стальной блеск холодных глаз вкупе с властным взглядом припечатывает меня к одному месту, не давая двигаться. Он не похож на всех остальных: они сами выбрали это место работ, но всё равно в их глазах пугливое осознание того, что их можно купить. Этот парень не боится, он смотрит и выглядит так, будто владеет всем вокруг, глушит чужую своенравность и подчиняет себе весь бар. — Пожалуйста, — низким вибрирующим голосом произносит он, ставя передом мной блюдце с лаймом, солонку и рюмку текилы. Я пропускаю момент, когда прогоняю всю процедуру и опрокидываю в себя жгущий алкоголь: не могу отвести взгляд. Полумрак не даёт полного обзора, но я вижу бледность кожи, стройное тело, необычную стрижку чёрных волос. Когда мужчина называет цену за текилу — пятьдесят долларов — я чуть дрожащими руками тянусь к карману и достаю оттуда сложенные вместе пятьсот баксов, кладя их на стойку и протягивая ему, с надеждой замирая. Он опускает взгляд, медлит, затем тянется к кассе под стойкой, но, заметив мой взгляд, останавливается, вскидывает бровь. Я поспешно киваю, и меня тут же хватают за запястье и тянут со стула. Я охотно подчиняюсь, спеша следом. В ушах бухает сердце, меня всего колотит как при лихорадке, таких ощущений я не испытывал ни разу, даю слово. Мы проходим мимо столиков, и я ловлю чуть удивлённые взгляды некоторых официанток, но не обращаю внимания: мы поднимаемся по винтовой лестнице на второй этаж и быстро идём по коридору мимо нескольких дверей. В одну из них меня и заталкивают, закрывая её следом на ключ. Я не успеваю оглядеться, да и не стал бы я сейчас рассматривать интерьер: болезненно простреливает спину, когда парень вжимает меня в стену и тут же целует. Я теряюсь в ощущениях, неожиданно осознавая себя как неопытного и какого-то слабого мальчишку: так меня не целовали ни разу. Я быстро прихожу в себя, обнимаю его за плечи, отвечаю на глубокий поцелуй, не пытаясь перехватить инициативу — не в этот раз. Его язык сплетается с моим, проходит по кромке зубов, скользит по нёбу и едва ли не достаёт до горла. Слишком много за раз, мне не хватает воздуха, но лучше я задохнусь, чем сейчас прерву это безумство. Меня, разомлевшего и потерянного в пространстве, оттаскивают от стены и отнюдь не ласково прижимают уже к постели, неожиданно мягкой и удобной. Он наваливается сверху, упираясь коленом мне между ног и вдруг велит охрипшим голосом: — Смотри… Я покорно поднимаю взгляд и закусываю губу, сдерживая восхищённый стон. Скудного освещения хватает на то, чтобы всё рассмотреть: мужчина поводит плечами, стаскивает через голову чёрную футболку, открывая вид на своё тело. Узкая гибкая талия, заметные кубики пресса и бледная грудь вызывают внутри меня такую дрожь, что это даже слегка пугает. Я резко тянусь вперёд, обнимаю его за плечи и тяну на себя, накрывая губами возбуждённый сосок, прикусывая его и тут же получая слабую пощёчину. — Не кусайся, зверёныш, — хрипит над ухом голос, и я вдруг обнаруживаю в себе склонность к мазохизму: стону на неожиданно высокой ноте, зализываю укус, ногтями слегка царапая его грудь. Он не даёт мне много времени на исследование своего тела, резким движением отталкивает от себя, заставляя рухнуть на постель обратно, предварительно стянув с меня футболку. Без лишних слов я всё понимаю, раздвигаю в стороны колени, на что парень вдруг усмехается, кивая вниз. — Прикажешь трахать себя через джинсы? Я стыдливо краснею, мысленно отвешивая себе затрещину: и правда, веду себя как неопытное чмо, хотя имею за спиной не один пример отвязного секса с мужчиной. В довершении к своей неловкости я путаюсь в собственных штанах, слышу недовольное цоканье языком и чувствую, как неожиданно сильные руки одним движением стягивают с меня джинсы вместе с бельём. Я невольно краснею под изучающим взглядом, стыдливо раздвигаю колени и слышу одобрительную усмешку. Тонкие длинные пальцы изучающе скользят по моей груди, кончиками сжимаясь поочерёдно на сосках, опускаются ниже, но не доходят до самого главного. Я недовольно вздыхаю, ёрзаю и получаю лёгкий шлепок по бедру. Не успеваю даже попросить прикоснуться к себе: слышу слабый хлопок, а в следующую секунду в меня сразу на две фаланги проникают пальцы. — А ты неплохо растянут, — деловито тянет парень, разводя их в стороны и вырывая у меня из груди прерывистый вздох. — Готовился к вечеру, — выпаливаю на одном дыхании и не сдерживаю стона, захлёбываясь не произнесёнными ещё словами: кончики пальцев давят на простату, поглаживают её, посылая в мозг разряд электричества. По телу расползается сладкая истома, я подаюсь навстречу движению, кажется, готовясь кончить от одних только пальцев в себе и неожиданного укуса в шею. Но чувство наполненности вдруг исчезает, я снова разочарованно стону, чуть приоткрытыми глазами замечая затянутую в перчатку руку. Это немного обидно — меня растягивали пальцами в латексе, но расстраиваться по этому поводу глупо и нет желания: перед моими глазами оказывается блестящий квадратик, я всё понимаю без приказа. Разрываю упаковку, раскатываю по возбуждённому члену мужчины резинку, с немым восхищением прослеживая пальцами длинный гладкий ствол. Мои колени разводят сильнее, я чуть прогибаюсь в пояснице и в следующее мгновение взрываюсь сотней ощущений. Тянущая привычная боль напополам с чувством заполненности бьют по нервам, я цепляюсь пальцами за чужие плечи, пытаюсь двинуться навстречу, но меня удерживают на одном месте. Он проникает нарочно медленно, знает, как это действует на меня: я нетерпеливо ёрзаю, сбивчиво то требую, то умоляю, пытаюсь ослабить хватку, чтобы наконец-то почувствовать его в себе полностью, но эти слабые попытки обрываются в одно мгновение, когда вдруг медленное проникновение сменяется на резкий толчок до самого конца. Головка члена проезжается по простате внутри, и меня буквально покидают все мысли: так восхитительно хорошо, так правильно, глубоко, просто охуенно… Он замирает на некоторое время, прерывисто дышит мне в шею, его влажные чёрные волосы щекочут мою кожу: даже так, без всякого движения внутри, я понимаю, что не ошибся в своём выборе. А потом он ведёт бёдрами, начинает с плавных медленных толчков, со временем переходя на более быстрые и резкие, постоянно меняет темп, не давая привыкнуть, и от этих контрастов всё только круче. Я подстраиваюсь под его движения, подмахиваю бёдрами, перебирая бездумно пальцами его чёрные пряди, обнимая за шею и тяну к себе, ловя тонкие приоткрытые губы в поцелуе. Единый ритм вдруг нарушается, когда меня крепко хватают за плечи и одним резким движением переворачивают: я оказываюсь сверху на нём, мои бёдра сжимают тонкие пальцы, я упираюсь в его грудь ладонями и веду бёдрами сначала вкруговую, затем резко опускаясь до конца. Даже в таком положении мне не дают право на контроль, да мне оно уже и не нужно: кажется таким правильным подчиняться этому человеку, всё так, как должно быть, и это чертовски круто. Окончательно меня выбрасывает из реальности невероятно яркий и сильный оргазм, одновременно перестают работать сердце и мозг, моё ослабевшее тело подхватывают сильные руки. Я чувствую внутри себя ещё несколько быстрых глубоких движений, а следом мужчина подо мной напрягается, вцепляясь ногтями в мои ягодицы и издавая глухой хриплый стон. Кажется, я на секунды потерял сознание, потому что пришёл в себя уже лёжа рядом на постели, глядя бездумно в тёмно-фиолетовый натяжной потолок с редкими точечными светильниками. В отражении я вижу размытого себя с согнутыми в коленях и чуть разведёнными ногами, закинутой под голову рукой. Рядом со мной какое-то движение, и мои испачканные в сперме грудь и живот быстрыми движениями утирает зажатая в чужой руке салфетка. — Эй, ты живой? — интересуется вкрадчивый голос, и я лениво улыбаюсь, поворачиваясь: серые глаза всё ещё затянуты дымкой удовольствия, от чего взгляд кажется мягче. — Не уверен, — отвечаю, — это был лучший секс в моей жизни. Мужчина самодовольно хмыкает, подаётся вперёд, оставляет на моих губах поверхностный лёгкий поцелуй и резко поднимается на кровати. — Даже не думай уснуть здесь, — бросает он, начиная одеваться. Я тяжело вздыхаю, лениво принимаясь за свою одежду. Руки не слушаются, когда я пытаюсь застегнуть ремень на джинсах, и тут бляшку перехватывают тонкие пальцы, ловко справляясь с ней. — Спасибо, — тяну с улыбкой, глядя сверху вниз на парня, с удовольствием замечая на его скулах лёгкий румянец. – Эй, а можно мне выпить за счёт заведения? А то я все деньги тебе отдал. Мгновение — и моя голова дёргается от подзатыльника. — Не наглей. Мы выходим из комнаты, спускаемся по лестнице в зал. Теперь эта атмосфера не кажется мне такой уж крутой: послеоргазменная нега ещё не сошла, поэтому музыка кажется слишком громкой, а движения людей — слишком хаотичными. Меня ведут к одной из стоек, за которой что-то увлечённо смешивает молодой темноволосый парень. — Гюнтер, два виски со льдом, — просит мужчина, и я замечаю странное: откуда он знает имя бармена? .. — Сию секунду, мистер Аккерман, — улыбается тот, оборачиваясь к стенду с алкоголем, а я удивлённо смотрю на своего любовника. — Мистер Аккерман? — переспрашиваю с сомнением, и понимание вдруг обрушивается на меня как снежная лавина. — Ривай Аккерман, совладелец этого бара, приятно познакомиться, — тянет он с ухмылкой и протягивает мне руку, которую я осоловело пожимаю. Совладелец… — Так ты не бармен? Почему ты тогда за той стойкой стоял? И почему пошёл со мной? Передо мной оказывается пузатый стакан с виски, я опрокидываю в себя его и даже не морщусь: не могу до конца прийти в себя от неожиданной информации. — Расслабься ты, — велит Ривай и берёт кончиками пальцев свой стакан за самый верх. — Когда ты подошёл, я как раз выдворил из-за стойки одного идиота с просроченной овсяной кашей вместо мозгов: он разбавлял алкоголь водой, мудак. Репутация бара мне очень важна, поэтому я его там же и уволил, не успел позвать замену, а тут ты объявился с таким щенячьим взглядом и играющими гормонами. — Так ты из жалости это сделал? — приятные воспоминания теперь вдруг вызывают обиду и неловкую злость. — Ты тоже идиот, — констатирует Ривай, хмурясь. — Я не делаю ничего из жалости, можешь вон хоть Гюнтера спросить. Отчасти я это сделал ради сохранения репутации, но в основном потому что ты попросту мне понравился. Симпатичный ты, до тошного милый, а я тоже люблю расслабиться и получить удовольствие. Я не знал. Как мне отнестись к тому, что я узнал. Я переспал с владельцем бара, чем вряд ли кто из посетителей мог похвастаться, секс был просто невероятным, а напитки и музыка доставляли уйму удовольствия: по всем параметрам я получил от этого места всё, что хотел. Но почему-то слова Ривая меня задели. Может дело в его деловитой интонации и усмешке, с которой он говорил о расслаблении, или в том, что он делал это ещё и ради того, чтобы всё было по правилам. Хотя какое правило тут работало? Моих пятисот баксов явно бы не хватило, чтобы расплатиться с ним даже за поцелуй. — Я, пожалуй, пойду, — стало немного противно от самого себя. На Ривая я почему-то не обижался. Уже когда я собирался встать, в мою руку насильно впихнули бумажку. Развернув её, я обнаружил телефонный номер и резко обернулся. Ривай сидел вполоборота, всё ещё держа стакан с виски и, прищурившись, усмехался. — Как тебя зовут хоть? — протянул он, глядя неотрывно мне в глаза. И снова я не смог отвести взгляд. — Эрен. Эрен Йегер, — выпалил я на одном дыхании, и Аккерман кивнул. — Позвонишь мне завтра, Эрен Йегер. Думаю, нам стоит познакомиться поближе.