***
В день, когда первый легкий снег в танце падал на землю, Луи уже собирался идти домой после своей смены и выспаться, хотя теперь это едва ли можно было назвать сном, но у выхода его попросили заменить врача, который заболел, и сопроводить одного пациента в машине до аэропорта. Некоторые люди верят в судьбу, знаки, предчувствия. Луи же верит только в силу сна и в победу рака над человеком. Сидя в холодной машине и ожидая, когда тяжело больного пациента доставят на носилках, Томлинсон наблюдал за серыми снежинками на фоне черной темноты (могла ли она быть чернее, чем в тот вечер?). В сотый раз он думал, что всех не спасешь, как бы ты ни пытался, жизнь человека не зависит от одного тебя, этого слишком мало. Желание жить другого-вот, что важно. Как часто люди отчаивались, опускали руки, когда Луи убеждал, что нельзя. Пока желание жить так велико, Томлинсон будет верить, но как только он поймет, что в серых глазах погас тот огонек, он станет бессильным. Его слова не значат ровно ничего для человека, измученного болью. Дверь открывается, носилки вносят в машину, а на карточке ровным почерком написано Гарри Стайлс. 1 февраля 1994 года. Рак костей. Особая пометка на карте означала, что его положение крайне тяжелое. В таком состоянии перелеты могли оказаться смертельными, но медлить было нельзя. Луи смотрит на парня, лежащего на носилках, практически его ровесника, и кажется, что вселенская грусть становится чуточку сильнее. Закрытые глаза, бледно-серая кожа, которая будто просвечивает тонкие кости, отказавшиеся принимать своего хозяина, длинные кудрявые волосы Гарри спутались и стали мокрыми от пота, а дыхание обрывистое. Трубки в руках, которые нескладно пели о морфине, были непозволительными, лишними, потому что этот парень выглядел так, как будто его судьба должна быть счастливой. Луи не знает, что это, но, возможно, вид некоторых людей, говорит об их жизни, какой она должна быть. Но все это оказывается ложью. Что-то в Гарри сразу показалось родным, таким привычным молодому врачу. Томлинсон инстинктивно придвинулся ближе к парню и осторожно коснулся пальцами его головы, гладя по волосам. Глаза парня медленно открываются, уставший взгляд без того самого огонька натыкается на такой же уставший взгляд Луи и о боже. Луи чувствует, как его глаза начинают гореть, покалывать так, что приходится зажмуриться. Томлинсон совершенно сбит с толку и все еще не верит в происходящее до тех пор, пока не открывает глаза и не видит цветные волосы Гарри. Парень не знает название этого и остальных цветов, лишь тот особенный цвет- цвет глаз Гарри. Последний парень пребывает в таком же шоке, как и молодой врач, жадно разглядывая его и забывая все слова. С каждой секундой Луи чувствует нарастающую радость, которая следом чернет и мгновенно сгнивает, «пожалуйста, только не здесь». Цвета мира перестают быть важными и желанными, потому что, черт возьми, его родственная душа не заслуживает лежать на носилках, ожидая операции. Все его страхи на счет их встречи в одну секунду превратились в реальность, которую он сейчас так отчаянно пытается отвергнуть. Стайлс первый приходит в себя и тянет руку навстречу Луи, но провода, будто ядовитые змеи, окутывают ее, не давая поднять. Поняв, чего хочет парень, Луи быстро берет его за руку и крепко сжимает ее, пытаясь игнорировать жжение в глазах и тяжесть внутри. — Как тебя зовут? — Луи готов лишиться слуха навсегда, потому что голос Гарри не может быть таким прекрасным, до боли усталым и невечным. — Луи, — сонный взгляд кудрявого паренька немного оживляется, но этого недостаточно. — А я Гарри, — губы Томлинсона невольно кривятся в слабой улыбке, потому что, конечно, этот парень кажется милее всех людей на всех планетах. — Я знаю, Гарри…Черт…- голос противно ломается, и что он может сказать? Никто никогда не готовил его к такому- встреча с его родственной умирающей душой, какого? И он не выдерживает.- Обещай продержаться эти часы, а потом врачи все сделают, ладно? — И если бы Гарри знал сколько сил пришлось приложить врачу, чтобы озвучить это. Сказать вслух- значит принять. Подтвердить. А Луи не хотел это осознавать, не хотел понимать, что глаза выдают Гарри с потрохами. — Я так устал, Луи…- кажется, он хочет отвернуться от Томлинсона, но потом решает не делать этого. Времени слишком мало, машина уже на ходу. — Я знаю это, но ты должен это сделать. Ты справишься. Гарри, мы родственные души, и кажется я всю жизнь любил тебя, даже не зная об этом, все только начинается, — Луи пытается говорить убедительно, унять дрожь в голосе и уверить в этом Гарри, а заодно и себя.- Будь сильным эти пару часов, люди преодолевают болезни. Скоро ты проснешься, будешь чувствовать себя лучше, и лишь шрамы будут напоминать тебе об этом. Как только тебя выпишут из больницы и доставят обратно сюда, я сразу же встречу тебя в аэропорту и буду рядом. Все это будет лишь в прошлом, только будь сильным сейчас… Мне не разрешат полететь с тобой, — бормочет Луи, понимая всю трагедию ситуации, и может ли начало стать концом? Гарри долго молчит, а затем тихо отвечает: — Наш разговор не должен был начинаться с такого, да? Прости, что встретил меня именно здесь и именно такого, ведь тело убивает меня. В какой-то мере это даже забавно, не правда ли? — Горькая ухмылка, заставляющая безмолвно взвыть. — Не говори глупостей, все еще будет хорошо. Ты ни в коем случае не должен извиняться за себя. — Ладно, — послушно. Гарри молчит, жадно разглядывая Луи, пытаясь запомнить каждую линию, деталь, желая сохранить точную картину на последние пару часов. Словно он забылся, а придя в себя, слабо мотает головой.- Почему ты выбрал именно эту профессию? Выглядишь устало. -Луи фыркает, потому что нет, не он выглядит усталым. — Потому что иногда люди не справляются, и им нужна помощь. «Спасай, пока можешь», — так говорил мне мой отец. Сейчас его уже нет в живых, но я все еще чувствую, что должен. — Всех не спасешь… Ты красивый. Цветной, — и Луи кажется, что он видит небольшие ямочки на щеках Гарри. — Как думаешь, был ли у нас шанс встретиться где-нибудь в другом месте совершенно при других обстоятельствах? — Разве что в другом мире, — слабая улыбка, и рука Луи снова гладит волосы Гарри так же, как мать гладит своего ребенка. Нежно, заботливо, аккуратно. — А что думаешь ты? — Я не верю в другие миры. Да и какой смысл, если мы здесь- в этой машине с кучей лекарств и пищащих приборов. Я просто…- Парень закусывать губу, и Луи кажется, что ему больно прямо сейчас. — Все истории о соулмейтах, которые родители рассказывают детям, до безумия однообразны и скучны, у всех них неизменно счастливый конец. Никогда не любил слушать их, но сейчас я бы отдал все за такую банальность в нашей истории. — Возможно все еще сбудется. Ты не можешь сейчас взять и перечеркнуть все это, еще слишком рано. Ты моя гребаная родственная душа, и мне никогда не рассказывали истории, где кто-то из соулмейтов был смертельно болен. Поэтому я не собираюсь так просто сдаваться, понял? Не вздумай, Гарри Стайлс. Даже не вздумай опускать руки, только не сейчас.- Кажется у Луи начинается истерика, и он думает, что пора взять себя в руки, но вместо этого обхватывает ладонями бледное лицо Гарри, наклоняясь к нему.- Я не отпущу тебя, и ты не смей. — Споешь мне? — измученный, умоляющий взгляд после долго молчания, и Луи отступает. — Конечно, — парень обхватывает руками худое тело Гарри и тихонько напевает ему на ушко незамысловатую песню, закрывая глаза и представляя, что не существует больницы, скорой помощи и сирен, рака. Sing me to sleep/Спой мне, чтобы я уснул Sing me to sleep/Спой мне, чтобы я уснул And then leave me alonе/А затем оставь меня одного Don't try to wake me in the morning/Не пытайся разбудить меня утром Cause I will be gone/Ведь я уйду Дорога кажется вечной, дрожание машины успокаивает, а холодные руки Гарри, цепляющиеся за белый халат Луи, заставляют его хотеть остаться навечно в этом мгновенье. Sing to me/Спой мне Sing to me/Спой мне I don't want to wake up/Я больше не хочу просыпаться* Томлинсон жалеет, что выбрал именно эту песню, но еще больше он жалеет о звуке тормозов и хлопке двери водителя. — Гарри? — Да? — Мы приехали, — и кажется из всех произнесенных когда-либо слов именно эти были самыми сложными. А в ответ тишина, будто он что-то решает для себя. Луи прерывает его: — Выбери надежду. И обещай мне, что мы еще увидимся. — Таким как ты нельзя работать здесь. Найди другую работу, потому что грусть в твоих глазах слишком очевидна… Болезни бывают не только физическими. — Горло сковывает тисками. — Будь, — просто будь. Луи наклоняется и соединяет свои губы с шершавыми губами Гарри в слабом поцелуе. Больно. — Я бы хотел. Кудрявого парня выносят из машины, когда Луи спрашивает напоследок: — До встречи? В ответ тишина. Носилки с Гарри слишком быстро уносят, и Луи остается один. Звон аппаратов все еще стоит в ушах. Снег застилает глаза, а красные огни самолета светятся слишком ярко в ночи. Слишком громкая тишина среди шума, слишком много реальности в жизни, и слишком много несправедливости. Тревожное чувство появляется внутри груди, когда самолет скрывается за облаками, унося вместе с собой едва ли знакомого человека, который теперь слишком сильно засел в сердце Луи. Такого не бывает, но весь наш мир состоит их невозможных вещей. Луи знает, он видел бледно-зеленые глаза Гарри. Он понимает, что его песня стала последней песней для преданного своим телом парня. Он знает, что, возможно, тот почувствовал тоже самое к Луи, но жизнь для него стала слишком невыносимой. Сдавшиеся- не слабаки. Не падшие, низкие, недостойные люди. Они достойны больше всех нас, потому что на их долю выпало слишком много. Они-именно те, кто заслуживает лучшей жизни, поддержки, которой многие лишены. Каждый справляется как может. Луи знал это и старался стать поддержкой для всех тех, кого уже практически обняла холодными руками смерть. Совершенно несправедливо не верить в силы Гарри, но и совершенно глупо верить в счастливый конец. Нет, не в этот раз. Луи так и стоял один в белом халате около машины скорой помощи. Мыслей не было, чувства пропали. Неверие, шок, обреченность. Он поймет все случившееся потом, а пока это все еще нереально. Снег больше не был серым, но черная темнота была все еще черной, и это то, что теперь никогда не изменится. Тогда он видел Гарри в первый и последний раз. То тело в морге больше не было им. Теперь Томлинсон больше не может сказать, что хорошие люди не заслуживают плохих вещей.***
С того дня он больше не любит сон. Закрывая глаза, он видит здорового Гарри среди желтых цветов, который, улыбаясь, протягивает ему руки, зовя по имени в лучшую жизнь, которая не может быть не в одном из миров. Просыпаясь, он еще долго смотрит в серый потолок, представляя, какой бы была их жизнь с Гарри. Он бы хотел узнать, есть ли у парня ямочки на щеках или ему показалось. Он бы хотел чувствовать его рядом, держать за руку, показать ему весь мир и сделать так, чтобы улыбка на его губах никогда не исчезла. Он бы хотел узнать, что любит Гарри. Он бы хотел, чтобы Гарри полюбил его. Он бы хотел другой жизни. Луи больше не работает в больнице. Он больше курит и выбросил все зеленые растения с подоконника, потому что теперь с ними не легче. Отныне он не стремится сделать мир лучше, все бесполезно. Все, что оставил ему после себя Гарри- цвета, как напоминание о той короткой встрече. Возможно, когда-нибудь Луи вновь станет ходить на работу, будет рад ярким краскам и сможет часами смотреть на деревья, а пока вторая пачка сигарет летит на пол, и жизнь бессовестно продолжается. You made me sleep and uneven and I didn't believe them/ Ты сделал меня сонным и неуравновешенным, но я не поверил When they told me that there was no saving you/Когда мне сказали, что тебя уже не спасти**