«Какого хрена ребенок Сатаны делает в Академии?!» — срывающийся голос Бона до сих пор звенел в голове, будто отдавая приказ мозгу слайдами щелкать картины, скальпелем хирурга-художника вырезавшими из сердца затейливую фигурку: безумные глаза Сугуро, плачущая Шиеми…Даже она…она тоже…А ведь казалось, что сильная Шиеми сможет это принять, понять как никто другой. «Дурак, — пронеслось в голове и не смогло остановиться, волоча за собой всю грязь мыслей, — Дурак! Спрашивал еще, все ли в порядке…» Рин глубоко вздохнул и перевернулся на другой бок, пяткой случайно задев спящего в ногах Куро. Кот ухом не повел, лишь нетерпеливо задергал лапой, словно во сне его ждал рождественский обед из белых мышей.
— Я начинаю подозревать, что ты мохнатый свин в обличье кота, — недовольно пробурчал Окумура и отбросил одеяло, резко поднимаясь на ноги. «Рин?» — с соседней кровати раздался всхрап, так что не ожидавший внезапных «звуков ночи» Окумура не сразу понял, что сонный голосок в его голове принадлежал коту. «Я…эээ…развеяться, — откликнулся парень своему фамильяру и зачем-то, словно желающий сбежать из директорского кабинета школьник, добавил, — в туалет».
Рин не отрицал, что ему действительно требовалось развеяться, но участие белого друга в этом мероприятии ставилось под сомнение. Вместо следования своей нелепой лжи, Окумура-старший направился в сторону кухни. Готовка всегда позволяла отвлечься, а после размахивания блестящим ножом и громыхания кастрюльками мысли сами собой разбредались на правильные полочки. Тем более, что в столь ранний час, который некоторые принимали за глубокий поздний, встретить кого-либо представлялось маловероятным. Рин старался ступать бесшумно, но кое-где отсыревшие половицы предательски скрипели при каждом неверном движении, а ошибкой расценивалось любое шевеление, несшее за собой вес, превышающий массу демона угольная смола. Несправедливо, но факт — за столь богатую историю, наполненную промасленными воспоминаниями, пол общежития находил свое утешение в подобного рода подставах.
До кухни парень добрался без приключений, но стоило протянуть руку к приоткрытой двери, как за ней послышалось легкое шуршание, как если бы мыши решили совершить марафон на длинную дистанцию – неясная тень прошмыгнула по стене, изогнулась, обтекая картину с грушами, и исчезла, словно ее обладатель резко провалился под пол. Рука Окумуры инстинктивно дернулась за спину, но вместо надежного Коумакена пальцы зачерпнули холодный предрассветный воздух. По спине пробежал неприятный холодок, природу которого отчаянно хотелось списать на голую спину. «Должно быть, Укобак, — сам себя успокоил Рин, нервы которого еще со вчерашнего дня решили взять пит-стоп, — Очень, ммм, разъевшийся, не выспавшийся Укобак. Да кто его знает, вдруг очередной своеобразный огрызок фольклора решил сожрать мой будущий завтрак!» Резкий толчок двери — краткий, сдавленный вопль, и некто доброжелательно вывалился из проема, чуть не опрокинув при этом самого Рина.
— Огуфец в пфавом кафмане мне подфунули! – резво сообщил голос с плескающимися в нем знакомыми нотками.
— Ре-рензо?
Вообще-то, отпрыск повелителя Геены никогда не страдал заиканием и в ближайших планах не собирался начинать, но вид однокурсника требовал хоть какого-то разнообразия от привычной манеры речи: растрепанные, явно еще не тронутые расческой крашеные в розовый волосы, удивленно моргающие глаза, толстый бутерброд с колбасой, зажатый в зубах, и в довершение длиннющий огурец, заправленный за резинку пижамных штанов.
— Прикольно выглядишь, наш клоун-директор оценил бы, — улыбнулся Окумура. Уголки губ немного подрагивали: сложно делать вид, будто ничего не произошло. Прошедший день не был дурным сном, о чем свидетельствовал Шима, изо всех сил старавшийся смотреть куда угодно, лишь бы не на однокурсника.
— Что? А, да-да, Ри…Окумура-кун, — натянуто согласился Рензо. Бутерброд перекочевал в руку, где не мешал говорить, — Ты тоже на перекус? Нуу, я пойду.
Шима, не отрывая взгляда от пустых стен, зашаркал мимо парня. На секунду розовые вихры замерли, и Рину показалось, будто друг хочет добавить что-то еще, но тот лишь качнул головой, пробормотав: «Сам разберется! — поспешил уединиться со своими трофеями».
— И на что я надеялся, — злясь на всех и особенно на самого себя, выдохнул Окумура, заходя на кухню.
— Не понимаю, о чем ты, но надейся с той стороны двери! – негромко, бескомпромиссно, жестко и…смущенно?
Рин вежливо проигнорировал предупреждение, делая еще несколько шагов вглубь.
— Я нечленораздельно говорю? Предложения слишком сложные?
— Черт, чем я согрешил, что мне уже мерещится голос…Изумо??!
Нет, жизнь не пронеслась перед глазами, но парень понял, что впору хвататься за сердце. Главное помнить, что оно слева. Из приоткрытой дверцы холодильника лился голубоватый, мертвенно-бледный свет. Он плотно обволакивал фигуру, удобно устроившуюся на коленях перед агрегатом. Если звуки еще можно было списать на слуховые галлюцинации, то неизменный длинный хвост, торчащий из затылка, мог принадлежать единственному человеку в общежитии. Человеку, которого меньше всего ожидаешь встретить в предрассветное утро на свидании с содержимым холодильника.
— Я прекрасно знаю, как меня зовут.
— Сказала, как отрезала.
— Ты не уйдешь?
— Люблю твою краткость и деловой подход, — раздраженно отозвался Окумура, — не уйду!
Он ожидал возмущения, но Камики Изумо решила не отвечать, только плечи нервно дрогнули. С минуту Рин созерцал темноволосый затылок девушки, после чего затычка в вербальном фонтане не выдержала:
— Ты же там что-то ешь? Потолстеть не боишься, Камики-сан? – неожиданно, говорить хотелось, и много, — Не думал встретить тебя здесь в такое время! А что ты там…
— Хватит! Заткнись! – не выдержав, воскликнула Изумо, изо всех сил стараясь спрятать свое лицо от незваного гостя. Вертевшемуся Рину даже показалось, что щеки однокурсницы налились румянцем, а в голову заползла подозрительная мысля, что в лохматости Рензо виновата далеко не подушка.
Парень хмыкнул и переместился к стойке, активно зашуршав по шкафчикам в поисках съестного. Конечно, проще было совершить набег на содержимое холодильника, но там мешалась Камики. Чутье подсказывало парню, что стоит ему покуситься на ее «добычу», как в него обязательно вцепятся Инари. Обернувшись через плечо и бросив еще один взгляд на девушку, он понял, что лисы вцепятся ему в зад. Причем в обязательном порядке. И никакая демонская кровь не спасет от возмездия.
Через пару минут на стойке около плиты в ряд на зависть оловянным солдатикам выстроились разных размеров пакеты с рисом, мукой, солью и специями. Урчащий желудок был солидарен со своим хозяином: гурманы, безусловно, люди прекрасные, но они пополнят их ряды как-нибудь потом.
— Камики, ты слышала позывы моего друга? Хватит носом морозилку рыть, подвинься – я хочу сделать себе отменный завтрак! – решительно заявил подошедший сзади Окумура, про себя отмечая, что девушка не сменила своего положения, — Купи свой холодильник и организуй там туристическое агентство, а я есть хочу!
— А мне все равно, — ответила Изумо, демонстрируя свою краткость, которая таланту не в сестры, а в матери годилась, — У тебя свой завтрак, у меня – свой.
— Изумо! Да ты…ты…Ты и готовить-то не умеешь, держу пари, сейчас грызешь сырую морковку со злости!
Эксвайер поднялась так резко, что Рин непроизвольно сделал шаг назад.
— Готовлю я получше недочеловека в одних штанах! – Камики круто развернулась, упершись в грудь парня указательным пальцем.
Гордо вздернутый подбородок, легкий румянец на щеках не сочетается со светло-зеленой пижамой, привычное напускное презрение во взгляде и темные волосы, забранные в хвост. Грозная Изумо всегда казалась выше, но сейчас, стоя к ней близко, Рин понял, что при желании сможет положить подбородок ей на макушку. Однако из привычного образа повелительницы Инари выбивалась еще одна маленькая, но крайне забавная деталь.
— Ты чего ржешь? – подозрительно, чуть дрогнувшим голосом спросила девушка, наблюдая за хилыми попытками однокурсника скрыть прорывающийся смех.
— У те…У тебя, — Рин не мог заставить себя прекратить улыбаться во все лицо, — У тебя крем. Ночь тортиков, а? – прыснул парень, созерцая белоснежную часть кондитерского изделия на носу вспыхнувшей Изумо. Настолько нелепая ситуация придавала ощущение легкости и вседозволенности, Окумура не задумываясь пальцем собрал крем и отправил его себе в рот, — Недурно!
— Иди ты, О-окумура! Чтоб ты подавился своим завтраком…
— Который ты и приготовить не сумеешь!
— Сумею!
— Спорим?
Девушка уверенно сжала протянутую ладонь, жадно вглядываясь в голубые глаза провокатора, где полыхал задорный огонек.
— На желание, — уверенно объявила она.
«Я точно не проиграю! — хором взвилось к потолку кухни».
***
Редкие лучи утреннего солнца с трудом пробивались из-за туч и с не меньшим усердием проскальзывали сквозь стекло кухонных окон общежития академии Тру-Кросс. Они забредали сюда в надежде на тишину, но этим утром покой тарелок и чашек был нарушен двумя необычными гостями, находящимися в самом разгаре кулинарной битвы. Будь у солнечных зайчиков мозги, они бы пожалели об отсутствии ног, помогающих улепетывать как можно быстрее.
— Не забудь условие, мы отведаем стряпню друг друга! И от моей…
— Я отправлюсь на небеса раньше срока, — не отрываясь от остервенелой нарезки овощей, закончила девушка.
Подобные перепалки частили как из пулемета: Рин не мог долго молчать, а Камики не видела нужды отказывать себе в удовольствии парировать сказанное. Он впервые за сутки мог по-настоящему расслабиться и почувствовать облегчение; она не видела в нем то чудовище, о котором твердили остальные и, может быть, стала чуточку снисходительнее.
Рин орудовал у шипящей и плюющейся во все стороны горячим маслом плиты. Он пока еще не определился, будет ли жарить или варить, но на огонь поставил сразу и кастрюлю, и сковородку. В первой, кстати, уже находился рис. Безусловно, тоже на всякий случай! Камики ловко орудовала ножом, под бубнеж, среди которого можно было различить «мы со стариком», «Юкио вкусил нежный аромат» и «так радовались», прикидывая, как потеснить увлекшегося парнишку. В итоге, ничего лучшего, чем: «Не один, подвинься! – изобретено не было». Девушка боком пихнула мельтешащего Рина, но локтем случайно задела ручку сковородки. Кипящее масло, будто караулившее именно этот момент, лопнувшим апельсином брызнуло на руку. Изумо еще не осознала всей боли и собственного вскрика, а холодная вода уже струями стекала с запястья. Кожа быстро краснела и покрывалась волдырями там, куда попало обжигающее масло.
— Ты смотри, что творишь-то, полуграция, блин! – воскликнул Рин.
Он держал однокурсницу чуть пониже локтя и второй рукой регулировал напор воды из крана. Камики чувствовала, насколько крепко сжимались его пальцы. Сбивчивое теплое дыхание около уха – когда она стала слышать так отчетливо? Он обеспокоенно, кажется, испуганно даже больше ее самой, смотрит на вздувшиеся волдыри. Девушка почти физически ощущала, что начинает краснеть. Причем как-то глупо, пятнами. В голове не укладывалось, что вот это заботливое «Больно?» принадлежит потомку Сатаны!
Внезапно Камики почувствовала, как нечто легко щекочет ей подбородок. Медленно и несколько нежно, словно кисточкой, крадется выше по щеке, задевает скулу. Резко дергается вниз, и вот уже мягкие шерстинки прилипли к губам.
— Окумура, что…тьфу…что это! – форма вопроса потерялась где-то на стадии генерирования предложения, ибо хвост – самый настоящий черный хвост – в представлении не нуждался! Пленительно черный, изящный, с пушистым кончиком, он, казалось, жил своей собственной жизнью и в данный момент упорно лез в рот отплевывающейся повелительницы Инари.
— Проклятье! – выругался Рин. Только подступивший смех застрял где-то в горле, напоровшись на смущение, — Вылез-таки. Хочешь погладить? Только не сжимай сильно, а то я тебя знаю – с корнем вырвешь.
«Твой корень вырвешь, как же, Окумура!»
— Нет. Я в порядке. Са-сама дальше, — Камики поспешила высвободить руку, при этом стараясь не встретиться с Рином взглядом. Она сделала рассеянный шаг в сторону стола, где оставила нарезанные овощи, но, замявшись на долю секунды, сменила курс к холодильнику. Девушка могла поклясться, что прямо сейчас «этот балбес» улыбается во весь рот без помощи всяких эфемерных завязочек, — Спасибо.
— Что?
— Дважды не повторяю.
***
— Маринованные овощи, рис, натто и несчастная жертва дровосека-любителя – салатик? Камики, ты вот этим хочешь побить меня?!
Рин насмешливо созерцал аккуратно сложенный на тарелке завтрак от своего оппонента. Даже палочки казались ему лежащими с особой педантичностью. Наивная, наивная девочка! Она даже не предполагала, с кем связывается!
— А теперь смотри, что предлагает настоящий мастер!
С демонстративной величественностью, Окумура принялся раскладывать блюда перед Изумо. В собственном превосходстве парень не сомневался, не зря же поверх голого тела на нем был фартук с надписью «The King!», где жирное пятно красовалось на этом самом «короле». Вкус победы заключался в удоне с креветками, тофу и пореем (Рин благосклонно решил обойтись, что называется, малой кровью), уже теснившем кулинарное творчество Изумо.
Они сидели за столом далеко не круглым, да и сами не похожие на рыцарей, но повисшей напряженности могло позавидовать любое собрание Камелота. Обмен тарелками уже произошел, но ни один не спешил пополнить ряды первопроходцев.
— Ладно, я первый! – в конце концов не выдержал Окумура, — Где мои палочки?
— Вот.
Рин озадаченно скосил глаза на протянутые ему палочки. Конкретно против них он ничего не имел, но зажатая ими еда удивляла больше, чем если бы Юкио принял ухаживания одной из своих поклонниц.
— Ешь, — и не дожидаясь ответа, Камики отправила снедь в приоткрытый рот сидящего напротив парня, тут же подготавливая вторую порцию.
— Полефче, Ифжумо! – взмолился Окумура, и, прожевав, послушно открыл рот для следующего.
Камики то отводила взгляд, то смотрела исподлобья, забавно хмуря необычные брови. Только сейчас Рин заметил, какие у нее пушистые ресницы и как она забавно морщит нос, с которого несколькими часами ранее он так беззаботно слизал крем. Ему нравится смотреть на нее вблизи, каждая черточка внезапно становится значимой, и он словно видит другую грань обычно неприступной Камики Изумо.
— Рин…
Громко хлопает дверь, и недонесенная до рта Окумуры порция риса с натто сочным шмяком падает на стол.
— Камики-сан, Рин…
— И тебе утречка, Юкио!
Изумо, словно ужаленная, подскочила на месте и, быстрым шагом миновав растерянного Юкио, скрылась из кухни.
— Я что-то пропустил, брат?
— Да, седьмой сон, — недовольно наблюдая свое отражение в керамической тарелке, откликнулся Рин, — Дрых бы дольше. Из-за тебя…дуэль сорвалась!
— Я вижу, это была битва титанов, — ехидно вставил Окумура-младший, поднимая с пола капустные листы, — Надеюсь, ты не забыл, что едешь в Киото?
***
Удобный вагон, мягкие кресла, дешевый журнальчик, освещавший достопримечательности города, шебутная Киригакуре, застрявшая где-то в начале вагона – путь до Киото обещал быть комфортным! Почти…
«Шиеми вышла? Хах. Сугуро, Конекомару, Шима…Это совершенно естественная реакция, чего и следовало ожидать».
Сидение неожиданно прогнулось под парнем, а локоть несильно хлестнула ручка чужой сумки. Рин недоумевающее поднял голову и посмотрел на севшую рядом Изумо. Казалось, будто ничего не изменилось, все те же хвосты, гордый подбородок и презрительная недоступность. Спросить страшно – почему. Огрызается она тоже по-старому.
За окном один пейзаж сменяет другой с настойчивостью, какую обычно проявляют участницы конкурса красоты, спихивая соперниц со сцены; каждое деревце, будто мать с платочком на перроне; в суматохе вагона постоянно слышна возня, а где-то с другого конца – выкрики Сюры. И все-таки, гложет один вопрос.
— Изумо, — голос звучал тихо и впервые к искреннему удивлению девушки неуверенно, — Почему ты не ушла? Я же…Его сын.
— В семье не без урода, — в привычной категоричной манере отозвалась Камики.
