Ледяная сакура

Любовь не поворачивает вспять. Ты веришь неприрученному зверю? Прости... Но безопаснее ласкать Кинжальной сталью кружево артерий... Неждана Юрьева       Она тихо ступала по ночному саду, утопающему в лепестках цветущей сакуры. Казалось, в этом сезоне их особенно много. В темноте её белое кимоно словно светилось, а позади оставалась серебристая ледяная дорожка. Будто зима вдруг решила вернуться весной, перепутав своё время. Или просто устала ждать.       Остановилась. Подняла голову вверх – сегодня полнолуние. А вокруг благоухала цветущая сакура. И лепестков на земле уже было не счесть. Её ноги утопали в них по щиколотку. Не хотелось двигаться. Вот так бы стоять до скончания времён. Любоваться луной. И наслаждаться сладким ароматом.       Он подошёл к ней со спины. Под его ногами треснул тонкий лёд. Но она не обернулась. Стояла, прикрыв глаза. А запах цветов стал настолько остро-близким, что кружилась голова. Плеч коснулись сильные руки и слегка сжали. Она вздохнула. Повернулась. И сразу же обняла, спрятав лицо в складках его кимоно. Длинные пальцы нежно перебирали её бледно-голубые волосы. От кимоно пахло цветущей сакурой.       Она подняла глаза, чтобы встретиться с его непроницаемым взглядом – из-под скалящейся маски. Весеннее небо после дождя встретилось с льдисто-голубой лазурью айсберга. Она протянула руку, чтобы снять маску. Знала – он остановит её на полпути к цели. И всё равно каждый раз тянулась. Он мягко отвёл её руку, большим пальцем погладил запястье. Просит прощения без слов. Она кивает и начинает разматывать пояс своего кимоно. В ночной тишине слышится только шорох её одежды. И сбивчивое дыхание обоих. Она упускает момент, когда его взгляд из мягкого становится острым. Он роняет её на ложе из лепестков сакуры. Раздевается сам. И склоняется над трепещущей любовницей, прекрасной и горько-желанной. Она вздыхает, когда его губы касаются её тонкой шеи, а горячие ладони накрывают груди.       Умелые пальцы жарко ласкают её соски. И это больше, чем она в состоянии вынести. Спина выгибается дугой, и тихий стон вырывается против воли, как бы она ни старалась сдержаться. А когда ладонь опускается меж её бёдер – пальцы проникают внутрь – зубы сами собой смыкаются на бледном плече, прокусывая до крови. Которая на вкус – как нектар сакуры. Совсем не та, ко вкусу которой она привыкла. Зампакто – как их хозяева. Правда ли это? Кого он сейчас ласкает? Её ли? А она сама? Чьи прикосновения ей мерещатся в одуряющем жаре удовольствия? Ответа нет.       Контраст цветочного пламени и ледяной страсти дурманит сознание обоих. Он нежно проводит рукой по внутренней стороне её бедра, и она сама приглашающе раскрывается. Для него. Всё это лишь для него.       А когда в ответ слышится тихий стон, реальность окончательно гаснет для обоих. Её босые ступни скользят по его бёдрам, а руки неистово гладят спину. И на коже остаются багровые борозды. Чтобы он помнил, кто с ним сейчас. Не хозяйка-шинигами. О, нет! Она! Та, что носит совсем другое имя! И в этот момент ей и самой верится, что всё правда. И чувства их владельцев ни при чём. Смотри же на меня! На меня, понимаешь?! Кого ты видишь?..       Плавность движений сменяется неистовой резкостью. И его пальцы оставляют синяки на бёдрах любовницы. А её несёт уже каким-то девятым валом невозможного, почти нереального блаженства. Она яростно рычит, как одуревшая от удовольствия самка, и оказывается сверху. Склоняется, глядя ему в глаза, – в узких прорезях маски. И когда он тянется к ней, перехватывает его запястья, не разрывая взглядов. Прижимает их к земле, переплетает пальцы, тут же смыкающиеся в тугой замок. И её неистовство передаётся ему. Вот уже он сверху. Бедра двигаются резко и быстро. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Ей кажется, что она задыхается. Страх заполняет сознание. Руки сами рвутся из плена его пальцев. Он отпускает. И она вдруг срывает его маску, впиваясь в жёсткие губы, которые тут же размыкаются, – для неё. Глаза закрыты. Нет желания видеть, если он не хочет. Табу не нарушено, не так ли?       И для неё всё тонет в ярко-ослепительной вспышке удовольствия. Ладони скользят по крепким плечам, по спине. И тут же на коже оседает иней, тающий в следующее мгновение. – Соде но Шираюки… – мягкий шёпот у самого уха. Говорящий – он знает, что за женщина сейчас с ним. Это – только для неё.       И она изгибается в его руках. Звенит, как струна. И оба тонут в удовольствии.       А когда она открывает глаза – его лицо вновь спрятано за маской. Рука тянется сама – снять, убрать ненужную преграду. Он нежно охватывает её запястье. Качает головой. Сейчас ей почти тепло. Для ледяного зампакто это слишком много. Соде но Шираюки блаженно вздыхает, приподнимаясь на локте. Её любовник лежит рядом. Маска устремлена в небо. Она снова вздыхает, теперь тяжело и горько. Лицо Сенбонзакуры не тайна для неё. Но никому не позволено снимать его маску. Даже хозяину. А ей так хотелось бы…       Протягивает руку – касается его волос. Мягкие, шелковистые. И чёрные, как ночь. Они резко контрастируют с её собственными. Но это уже лишнее. Их почти-ласки всегда обрываются сами собой. Она всячески пресекает подобные порывы. Так легче – всё легче. И уйти тоже.       Соде но Шираюки поднимается. Отряхивает волосы от лепестков сакуры. И начинает одеваться. Сенбонзакура неподвижен. Кажется, он даже не стесняется своей наготы. Но она никогда не скажет точно. Чтобы знать, нужно видеть лицо.       Она обматывает пояс, завязав его спереди – совершенно неподобающе для зампакто, принадлежащему принцессе из клана Кучики. Ну и пусть! Какое им дело до неё?! Но любовник вдруг встаёт, набросив на себя кимоно. Развязывает её пояс, потом завязывает, как положено. А после подкалывает прядь её волос тёмно-синей заколкой с пятью гранями. И в её центре – бело-серебристая звезда. Это подарок.       Она знает, что теперь всегда будет носить «звезду» Сенбонзакуры. Но ответного подарка не будет. Всё уже отдано – ему. Или ей только кажется…       Соде но Шираюки поднимает глаза и несколько секунд колеблется. Протягивает руку, приподнимает краешек маски. Легко касается губами его тёплых губ. А когда он тянется за поцелуем, сама его разрывает. Резко разворачивается и уходит прочь. За ней снова тянется ледяная дорожка.       И только уйдя достаточно далеко, останавливается у цветущей сакуры. Касается дерева рукой. И оно леденеет. Соде но Шираюки горько усмехается. Сакура не цветёт зимой. Лёд убивает её. И никогда им не пересечься. Тяжелый вздох. Она и сама не знает, что есть её чувства – принадлежат ли они ей. Или же её любовь к Сенбонзакуре – только продолжение чувств Кучики Рукии к её «старшему брату». И это очень больно.       Рукоять зампакто неярко светится – и меч снова в ножнах. До следующего полнолуния.        А утром в цветущем саду семьи Кучики одна сакура засохла всего за ночь…