Холодные воды Абукумы

— Остались только мы. — Да, отец. … Несет свои воды Абукума. В шорохе ее вод скользят черными водорослями старые слова. Красным льются пенистые буруны — игривые и заманчивые в своем плеске, как шепот из уст предателя. Лазурный рюдзин скользит по зрачкам тонкими плетями раздвоенного языка, собирая ярость из складок серебряных глаз. И сжимает веки, вздымаясь гневной бурной волной. Пенятся воды, подергиваясь мучительной рябью, где брызги сыновней крови касаются боков его. Абукума рыдает, обнимая тело Тэрумунэ, качая на водах своих. Черные волосы водорослями плывут сквозь ее нежные пальцы. Целует мерклые глаза. «Отец!» Немой выкрик, застрявший в груди, рвется наружу скрюченными пальцами, впившимися в рукояти Когтей дракона. — Внешняя ярость — спокойствие внутри… Покой — внутри, — шепчет одноглазый дайме. Порыв встревоженного ветра несет до слуха его верного вассала обрывки ярости и боли. Масамунэ поднимает руку, давая сигнал застывшим асигару — готовности к нападению. И чувствует ту же ярость, освобожденно хлестнувшую из десятков глаз при виде жеста — родившуюся в момент, когда тело Тэрумунэ изломанной птицей слетело в воды реки. — … Кодзиро, — тихий голос последнего из дома Датэ, в котором слышится угрожающий рокот стихии, спокойствие принятого решения, рев молодого дракона и слезы Абукумы, — Не мешай мне. — И срывает в галоп демонического коня, обнажая все шесть Когтей. Ярится воздух, опаленный синими разрядами. Расправляет кольца лазурный рюудзин, вдыхая силу в последнего из повелителей Осе, пенятся воды, довольная рябь покрывает бока его, когда омывают их жирные багряные токи. Встает вода, плывут черные водоросли. Смеется молодой дракон. — Хит-то! Хит-то! — несут его на своих крыльях иступленные вопли асигару, в запале и боевой ненависти вздымающих копья. Сияющими глазами провожают молодого владыку. Кодзиро чуть опускает подбородок, прикрыв глаза. Садацуне конец, как только дракон из Осе доберется до него. И как только это произойдет — нужно отправить в бой всех, кто остался за спиной — исполненных ненависти за старого дайме и восхищением перед молодым. Отправить в бой до того, как опомнятся застывшие вассалы Оучи, пораженные малодушием своего владыки и грозой, павшей на их ряды синими молниями Кагехиде. Одноглазый дракон из Осе вступил в свою силу. Лазурный рюудзин гремит торжествующе, швыряя черные тела в холодные плети мертвых водорослей. Смеется Абукума, грохочут по камням воды ее. Плывут по реке старые слова… Датэ Тэрумунэ не уходит один. «… Ты последний, Датэ Масамунэ. На тебе лежит долг перед нашим кланом». … Шелестят втянутые когти. Шесть катан вновь оттягивают пояс, разместившись в своих ножнах на бедрах, будто темные гребни рюудзина Абукумы. Тяжелый шлем с полумесяцем, и горящие глаза молодого Датэ. — Да, отец. … … Широкая ухмылка по губам в ответ на неистовство воинов. — Are you ready, guys? — Hit-to! Hit-to! — скандируют они. Рокот молодого шторма и напряжение готовой взорваться молнии — озоном по стихшему в предчувствии воздуху. — Let's ROCK! — и счастливые улыбки зажигаются на лицах, прежде чем воздух вспыхивает шальным синим огнем дракона из Осе.