***
Она звонко смеется, называет меня своим другом и по — дружески бьет в плечо, а потом, не рассчитав силу удара, шипит от боли, а я не могу наглядеться на её обтянутую в голубые джинсы попку и мечтаю сжать её ягодицы в своих металлических, холодных руках так, чтобы она застонала от боли и удовольствия одновременно. Конечно, у Фрай фигура не супермодели. Девочка из прошлого не изящна, как кошка и даже не суперсексуальна, как та же Эми Вонг. Но есть что — то в этой инфантильной девчонке, что заставляет меня думать о ней чуть ли не 24/7.***
Она ловит каждое слово этого фиолетоволосового, одноглазого «педика» (может он, конечно, и неплохой парень, но сути это не меняет, меня все равно он раздражает некоторыми своими замашками и этим, таким же одноглазым, безумным животным), который вряд ли ею когда — нибудь заинтересуется, потому что она не та девушка, которая нравится накаченным пилотам космического корабля, давайте признаем это.Этому лиловому нужна та перигидрольная блондинка Бранниган, которая вечно таскается со своим зелёным пришельцем — подчиненным. И меня раздражает эта ситуация до скрежета зубов, этот дурацкий Лилатерис со своим дурацким именем и с вечно геройским выражением лица, словно он единственный спаситель этой вселенной. Раздражает эта рыжая заноза в заднице, которая липнет к этому Лилу и скачет за ним везде хвостиком.***
Она неуклюже ест свой завтрак, разноцветные колечки падают на пижамные светлые шорты в еле — еле заметные бледно — розовые цветы, молоко белыми каплями стекает по подбородку, вниз по шее, пока не исчезает в вырезе помятой, белой майки, правая лямка которой спала вниз, оголяя слегка костлявое бледное плечо. Желание слизать все капли молока едва сдерживаемое, так же как и желание прикусить железными зубам нежную кожу плеча до крови, а потом зацеловывать красную рану и слушать о том, какой я идиот и зачем вообще это сделал. Да, я идиот, но ты не меньшая идиотка, Филипина. Я знаю, что ты не любишь свое имя и тебя раздражает, когда кто-то так к тебе обращается, в особенности я. Она не замечает моих томных взглядов на завтраке, незряче пялясь на стену за спиной профессора. Она медленно облизывает обсохшие, красные от её вредной привычки их кусать губы и потягивается, выгнув спину, от чего небольшая грудь с торчащими через майку сосками подрагивает.«Черт, лифчик забыла. „ — произносит сонно и недовольно Фрай, а из-за её неуклюжей забывчивости у меня уже в паху зудит. Чёртов кусок мяса. Никому нельзя узнать о моей тупой привязанности, пусть она тенью следует за Лилом, рыдая в моё ледяное плечо каждый раз, когда капитан чем — то, казалось бы, незначительным разбивает ей сердце. Пусть она не знает об этих моих идиотских чувствах, которые выводят меня из равновесия и бесят, мне не нужна её лишняя жалость и щенячий взгляд, когда ей нечем будет ответить на мои чувства, потому что она вряд ли видит во мне кого — то больше, чем просто хорошего, пусть и грубого, друга. Она пусть добивается внимания капитана, а я буду со скрежетом потрахивать робошлюх и всё будет как надо.***
Она лежит на старом, потрепанном грязно — оранжевом диване, смотря по зомбоящику какое-то дурацкое шоу и умирая от летней жары. Кажется ей не помогает вентилятор, направленный неё. Рыжеволосая опускает ноги с дивана, когда я прихожу с двумя бутылками пива, забирает одну и тут же засовывает прохладную тару себе под майку, позволяет мне сесть, и, как только я сажусь, она закидывает свои тонкие бледные ноги на мои металлические и холодные, одетые в короткие чёрные шорты и блаженно вздыхает, потому что даже в такой жаркий день мое тело, возможно, самое холодное, что есть в помещении. И теперь мне кажется я понимаю, как она себя чувствует в этот жаркий день, потому что внутри моего бездушного, железного тела горит огонь, который, кажется, вот — вот меня расплавит.