***
Я зашел в квартиру, сбросил с себя ботинки и поставил их на этажерку, снял пуховик и повесил в шкаф. Дома было очень тепло и пахло цедрой мандарина, корицей, свежим кофе и чем-то таким особенным, принадлежащим только нашей квартире. По стенам были развешаны разноцветные светящиеся гирлянды, воткнутые в удлинители. Они переливались разными цветами и заливали коридор цветными пятнами. Новый год был месяц назад, но мы решили оставить их висеть, чтобы было более уютно. Всегда думал, что в коридоре чего-то явно не хватает. Хорошо, что Артем согласился их оставить, они замечательно вписываются в интерьер квартиры и создают праздничную атмосферу. Рядом со входной дверью на небольшом комоде стоял рюкзак Артема, лежал мой шарф, перчатки и какие-то другие зимние вещи Артема. В следующий раз, когда он соберется куда-то ехать, нужно будет проследить, чтобы он надел их, а не бегал по улице в одном тонком свитере и не грозился всех убить. На полу посреди коридора валялась кошка, которая смотрела на меня взглядом, выражающим брезгливость. Эта наглая белая морда всегда на меня так смотрит, а перед Артемом стелется, как лист. Проститутка пушистая. — И тебе привет, тварь эволюции, — я перешагнул через животное, думая, что после этого я точно получу по рукам или лицу, когда попытаюсь ее в следующий раз погладить. Но оно того стоит. Когда я зашел в свою комнату, в коридоре послышался хлопок входной двери и стук ботинок. Артем точно зол на меня за то, что я не брал трубку. Я сел в компьютерное кресло и повернулся в сторону своей двери, ожидая, когда в дверном проеме возникнет его фигура с паяльником, утюгом или еще чем похуже. У меня в комнате тоже висели гирлянды. Но они были белого цвета, прям по Тамблеру, как сказала бы Вика. Она всегда любила зависать в социальных сетях, помимо Тамблера и Вконтакте. Твиттер, Инстаграм, Пинтерест — это все ее места обитания. Какие еще есть социальные сети? В прочем, это не важно. Пальцы на руках у меня все еще были ужасно холодными и болели, а ног я совершенно не чувствовал, но хорошо, что дома у нас работали батареи отопления. Что бы я без них делал? Иногда я жалею, что не могу завернуться в них, как в плед. Это было бы замечательно. Нужно кому-нибудь предложить такую идею — сгибающиеся переносные батареи отопления! Я получу миллион за идею, а изобретатель получит два за изобретение. Я гений! Вот наконец в проходе возник Артем, но в руках у него ничего не было, чему я действительно удивился. Неужто он будет душить меня голыми руками? Или втопчет ногами в пол? Посмотрим, что он будет делать. — Май, — Артем дотронулся кончиками пальцев до своего ремня. И тут я понял, что меня ждет. Да ладно? Серьезно, что ли? Он будет меня лупить? Как в первом классе? Я, что, маленький? — Да? — я нервно поерзал задницей по креслу и сглотнул. — Я на тебя зол, и ты это прекрасно знаешь. Поэтому, — Артем начал расстегивать ремень, а я начал вжиматься в свое кресло, мысленно крича своим друзьям о помощи и умоляя Вселенную, чтобы та послала какую-нибудь вещь для отвлечения внимания Артема, — сейчас я тебе надеру задницу в буквальном смысле. — Может…. Может не надо? — он стал подходить ко мне ближе, я же стал, передвигая ногами, отъезжать в кресле назад, ближе к окну, чтобы, если вдруг, у меня был вариант побега. Да, высоко, да, страшно, но Артем с ремнем еще страшнее. Пусть меня потом придется отдирать лопатой от тротуара, но получить ремнем по попе все же хочется меньше, чем некрасиво распластаться на дороге. — Надо, Май, — Артем с ремнем в руке подошел вплотную к креслу, я же уперся спинкой кресла в подоконник и уже совсем вжался в кресло, надеясь, что кожа поглотит меня в себя и я оттуда уже не выберусь никогда. Я отправлюсь в страну синтепона, где бегают синтепоновые пони и едят синтепоновых бабочек… Я не наркоман, я просто боюсь Артема с ремнем в руках. Да он с утюгом или паяльником менее страшный, чем с ремнем! — Мы же с тобой взрослые люди, — Вселенная, я все еще жду какого-нибудь звонка или еще чего, пожалуйста, спаси меня, Вселенная! Нет?.. Ты жестокая женщина, Вселенная! — Вот именно, Май, мы с тобой взрослые люди, так что не сопротивляйся, — Артем взял меня за шкирку, сам сел на мое кресло и перекинул меня через свои колени. Коленные чашечки уперлись мне в живот и диафрагму и мне стало тяжело дышать. Я почувствовал как с моих ягодиц сползли мои штаны и трусы и я заметался на коленях отчима. — Май! Прекрати! Чем раньше ты получишь свое наказание, тем быстрее ты реабилитируешься! Будь взрослым мужчиной! Артем прав, и лучше сейчас получить свою дозу порки, чем вертеться у него на коленях, как уж на сковородке, и получить не только ремнем по попе, но и люлей по голове. Я повис у него на коленях, упираясь одной рукой о пол, другой держась за его ногу. Безысходность. Жизнь боль. Все тлен и прах. Спасите… Надеюсь, что моя задница настолько заледенела, что я ничего не почувствую. Я услышал свист и в тот же миг мои ягодицы окатила волна боли. Твою мать! Я застонал от боли и сжал ногу Артема. Спасибо, Вселенная, ты сегодня жестока как никогда. За что ты так со мной? Из глаз посыпались искры, и наполнились слезами, а место удара загорелось огнем. Зато стало теплее. Всегда находи положительные стороны, Май, всегда. Будь то порка от отчима, будь то апокалипсис. Ремень вновь с размаху врезался мне в задницу, и я вновь застонал, сжимая икру Артема. Снова боль, но тепло. Май, терпи. И снова удар, и еще один. Удар за ударом я стал привыкать, но все еще выгибался в пояснице и сжимал ногу отчима. В какой-то момент я понял, что мне это нравится…. Мне… Нравится… Что же, Май, ты нашел в себе новое качество — ты мазохист. Поздравляю. Просто поздравляю. Зарегистрируйся на сайте для садистов и мазохистов и найди себе девушку, которая с удовольствием всыпет тебе по первое число. Думаю, таких найдется дохрена и больше. Я почувствовал, как лицо начало гореть еще хуже, чем сейчас горели мои ягодицы. Мне ужасно стыдно за это, но и приятно одновременно. Настолько приятно, что у меня встал. Чтоб тебя. Но пусть это продолжается. Отвратительно. Я просто отвратительный человек. Как общество меня еще принимает? Как меня вообще Земля носит? Стоп… Кажется, я понял, почему Вселенная меня игнорирует. Ах, ты, извращенка!.. Дай пять, Вселенная, с меня выпивка. Я сжал штанину Артема и опустил голову, выдыхая при каждом ударе ремня о ягодицы. Никогда бы не подумал, что мне это понравится. Иногда Артем поглаживал меня по голове, от чего мне сносило крышу и я как течная баба еле сдерживался, чтобы не кончить от этого. Волны боли начинались в месте соприкосновения ремня с поверхностью ягодиц и распространялись по всему телу пряной болью, если можно так сказать. Эти волны вызывали наслаждение и удовольствие в нервных окончаниях, расслаблял мозг, к лицу приливала кровь и я не мог больше стонать, я мог только выдыхать. Казалось, что воздух в комнате был настолько холодным, что тот воздух, что выходил из моего рта, превращался в пар, как показывают во многих хентайных аниме. Я бы отдал все, чтобы эти ощущения продолжались вечно. Я сделал все, что меня попросили бы, лишь бы Артем продолжил пороть меня. Хочу увидеть красные следы от его рук у себя на ягодицах. Наверняка, это выглядит красиво. — Все, Май, слезай, — я встал на дрожащие ноги и быстро натянул на бедра трусы и штаны, прикрывая стоящий член, и лег на свою кровать задницей кверху. — Извини, но я должен был сделать это. Он вновь погладил меня по голове и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Это прикосновение разлилось по телу очередной пряной волной наслаждения и я чуть выгнулся в пояснице. Через какое-то время я сжался в клубок, зажимая в руках подушку и пища в нее. Вселенная, ты прокляла меня? Или даровала качество, благодаря которому мне будет приятна любая боль, причиняемая другими людьми? Член в штанах все еще стоял и ждал разрядки. Что делать?.. Ждать когда само пройдет или подрочить?***
Утром я вошел в кухню и увидел Артема, который сидел ко мне спиной и пил чай, читая книгу. Вспоминая вчерашний вечер, я задержал дыхание, успокаивая сердце. — Доброе утро, — я провел рукой по его плечу и подошел к столешнице, чтобы налить себе чай. Я не часто дотрагиваюсь до него, чтобы лишний раз не вызывать в нем желание затискать меня до полуобморочного состояния. — Доброе, — Артем продолжил читать книгу, потягивая кофе из своей кружки. Что же, либо он не заметил моего прикосновения, либо он просто проигнорировал его. Что очень странно. Скорее, первый вариант. Налив чай, я сел напротив отчима и уткнулся в стол. Не смотри на него, Май. Не слушай его дыхание, углубись в свои мысли, только не думай о той порке. Подумай о чем-нибудь другом, например, о маме. Да, чтобы сейчас сказала мама? Она бы дала мне подзатыльник и сказала, что я отвратительный извращенец, но потом погладила бы по голове и сказала, что все нормально и, если мне нравится боль, то я могу найти этому применение в жизни. Мама всегда умела найти слова, чтобы меня успокоить. А если я сейчас приду с этой проблемой к Артему, то он отвернется от меня или выгонит из дома. На самом деле, я не знаю, что он со мной может сделать. Ведь он мне как мама, можно сказать. Хоть и звучит это странно, но выглядит это именно так. Делаю вывод — если я приду к Артему с этой проблемой, то он даст мне подзатыльник, а потом посоветует что-нибудь. Я гениален! Да, нет, я тупой ублюдок. Лучше посижу еще и подумаю, что делать. А если бы мама меня ремнем отхлестала, у меня была бы такая же реакция? Не думаю, тогда бы я действительно из окна выпрыгнул. Мама — это святое. Я же не настолько извращенец, чтобы у меня была эрекция на собственную мать! Фу, гадость какая, боже. Я поднял глаза на Артема и тяжело вздохнул. Я снова посмотрел на скатерть и принялся рассуждать, что мне делать. Я не могу ему сказать, что я почувствовал, когда он меня порол, иначе он меня зароет где-нибудь подальше от России. Но и скрывать этого я долго не смогу, потому что рано или поздно я сорвусь и тогда мне действительно грозит могила где-нибудь в Марианской впадине. Лучше сейчас рассказать и принять всю кару Артемину на свою голову, чем ждать и гадать, что же мне будет за такое извращение. Это точно хорошая идея, Май? Ты хорошо подумал насчет этого? Если ты точно решил это сделать, то иди достань из секретера бутылку виски и выпей для смелости. Хотя, лучше не надо, иначе тебе прилетит за то, что пьешь с утра пораньше. Или просто пьешь. Тем более пьешь виски Артема. Сиди, Май, не ходи никуда. Когда я стал с собой разговаривать? Между прочим, это первый признак шизофрении, Май. Серьезно, Май? Да, Май. Так, все, отставить болтовню, мне лишь бы не говорить ничего Артему. Я надеюсь, я все это время не разговаривал вслух? Ладно, была не была… Я набрал в грудь воздуха и посмотрел на отчима. Ну, не пуха, Май, покойся с Миром. — Артем, — я повертел в руках кружку и подождал его реакции, но он был настолько увлечен чтивом, что не услышал меня. Так, мне повезло, что он не реагирует, могу оставить все как есть и молчать всю свою оставшуюся жизнь. Нет, Май, раз уж решил признаться, то действуй, как настоящий мужик. Да, пойди в свою комнату и поплачь в подушку. Ладно, ладно, шучу, Май. Все, мы решили, что скажем ему, так хватит медлить. Подожди, кто мы? Здесь кто-то еще есть? Господи, Май, прекрати вести себя как ребенок и иди в атаку, что ты все как маленький? Ну, соберись! Так… Крайние меры. Перейдем к крайним мерам. Я никогда тебя так не называл и ты сейчас безумно удивишься, но я должен. Фух, — Пап. Глаза, которые только что бегали по строчкам книги, внезапно остановились и какое-то время смотрели в одну точку. Я поджал губы и меня слегка передернуло на стуле. Да здравствует мандраж, самый гуманный мандраж в Мире!.. Эх, я такой идиот. Вот теперь точно стоит хорошенько подумать, пока не поздно. Ты действительно этого хочешь, сынок? Да, точно хочу. Хватит ломаться, Май, ты не чайник и тем более не девушка, ты мужчина! А мужчина должен держать свое слово. И не ломаться. Опять же, ты не чайник. Давай. Артем поднял глаза на меня. И… Я удивился. Я увидел в его глазах слезы. — Ты никогда меня так не называл, — Артем опустил книгу на стол и внимательно посмотрел на меня. — Да, я знаю, — я снова вздохнул и понял, что пальцы на руках у меня похолодели. Все, удачи, Май. Надеюсь, тебя не закопают где-нибудь во дворе. Спасибо, внутренний голос, я буду всегда по тебе скучать, если меня убьют. А если не убьют, то я буду благодарить тебя до скончания моих дней. — Я не просто так тебя назвал папой… В общем, мне нужно тебе кое-что сказать…. Артем свел брови к переносице и выпрямился на стуле. Что ж, скоро меня не станет, мир, я пишу эту записку под дулом пистолета. Надеюсь, что все мои вещи попадут в хорошие руки. Коля, носи мой свитер аккуратно, иначе я восстану из могилы и придушу тебя, понял меня, ублюдок? Паша, перестань копаться в моем телефоне, ты все равно не найдешь там гей-порно, как бы ты не старался. Вика, прекрати рыться в моих тетрадях, ты не найдешь там записок для какого-нибудь парня, у меня не было гомосексуальных наклонностей при жизни. Влад, я знаю, что ты хотел отобрать у меня фигурку ТАРДИС, но хрен тебе, я завещаю тебе фигурку Десятого Доктора, жопа ты еврейская. Слава, я помню про долг. Возьми деньги у меня из книги Достоевского. Из какой? Сам думай — вот тебе квест. — Да, Май, говори, — он заложил страницы самодельной закладкой и закрыл книгу. Ну все, точка невозврата. Пошел, Май! — В общем… Я не знаю, убьешь ли ты меня после того, что я тебе скажу, или же выгонишь меня из дома, или сделаешь со мной еще что-то более ужасное, чем-то, что я перечислил… Но послушай меня, пожалуйста, внимательно. Я не собираюсь тебе говорить ничего такого, касающегося моей ориентации, как ты мог, возможно, подумать, я не употребляю наркотики и я не болен никакими венерическими заболеваниями. Я знаю, что ты мог так подумать, потому что я хорошо тебя знаю. Слишком хорошо. Но не достаточно хорошо, чтобы знать, что ты со мной сделаешь после того, как я тебе это скажу. В общем, — я выдержал некоторую паузу, собираясь с силами. Серьезно, мир, прощай. Скоро на одного человека станет меньше, -…. Я извращенец. Вчера, когда ты меня порол, я понял, что мне это понравилось. Мне понравилось то, что ты причинял мне боль. Возможно, мне просто нравится боль, возможно мне нравится только та боль, которую причиняешь мне ты. Я пока еще не выяснил этого. Но скажу только одно, я хочу, чтобы это повторилось снова. И, прошу, только не закапывай меня живьем во дворе. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул, ожидая, что сейчас мне прилетит ножом в горло или вокруг этого самого горла сомкнуться его руки. Я прямо-таки почувствовал, как они ко мне приближаются и вот-вот сомкнуться вокруг моей шеи, но… Но ничего такого не произошло, лишь тишина царила в нашей квартире. Я услышал скрип стула, на котором сидел Артем и почувствовал руку на своей голове. Я открыл глаза и поднял голову вверх. Передо мной стоял Артем, у которого по щеке текла слеза, он гладил меня по волосам и смотрел на меня самым теплым взглядом, который я когда-либо у него видел. — Мне не важно, гей ты, натурал ты, мазохист или садист, наркоман или алкоголик, болен ли ты венерическими заболеваниями или здоров. Я люблю тебя таким, какой ты есть, Май. Мне важно лишь твое счастье. И я очень счастлив, что ты наконец-то назвал меня папой. У меня перехватило дыхание, и глаза наполнились слезами. Я никогда не видел его плачущим. Никогда не слышал от него таких слов. Я медленно встал со стула и обнял его. В этот момент я возненавидел себя за все те моменты, когда я с ним ругался и после этого приходил, как ни в чем не бывало. Я мысленно попросил у него прощения за все те разы, когда я приходил домой и говорил ему, что ненавижу его, хоть такое случалось ужасно редко. Я возненавидел себя за те разы, когда приходил домой пьяным, когда говорил ему, что он меня не понимает, когда сбегал из дома из-за очередного нравоучения, когда разбрасывал свои и его вещи в порыве гнева и уходил на балкон, а он убирал все за мной. Я никогда не просил у него прощения за свои ужасные поступки. Я не извинялся перед ним за то, что рвал его книги в гневе, когда швырял его тетради с записями о затратах на лекарства для мамы, когда я грозился выбросить ее кружку. Когда выбросил его одежду за дверь из-за приступа гнева, когда ушел из дома холодной осенью в два часа ночи в одной футболке и штанах. Я совершил много ужасных поступков, когда был моложе. Я совершил много ужасных вещей, которые отразились на его лице морщинами на его голове седыми волосами. Я вел себя как маленький неблагодарный мудак. И я понял это только сейчас! Как я мог быть таким ублюдком, который не уважал ни себя, ни его? И ведь он все это терпел, он прощал меня, хоть я и не просил прощения. Он не злился на меня, когда я крушил квартиру, он держал меня, когда я пытался выброситься из окна, он отобрал у меня лезвие, когда я грозился порезать вены, он любил меня даже тогда, когда я орал на него в приступе гнева. Он любил меня даже после всех этих ужасных поступков, которые я совершал. Я был ужасным сыном и, наверняка, им останусь. Но я постараюсь измениться ради него, ради себя и всех остальных. Я понял сейчас, что я делал ему много раз больно, произнося все те ужасные слова. Я начал плакать ему в плечо, сжимая его футболку на спине. — Прости меня, я такой идиот, — я слышал, как Артем шмыгал носом и чувствовал, что все так и должно быть. Все на своих местах. Это точно. — Прости меня за все те разы, когда я причинял тебе боль, прости за все те разы, когда я должен был попросить у тебя прощения, но не делал этого. Прости меня за то, что я такой мудак. Прости меня, Артем. — Все нормально, Май. Все хорошо. — И тебя не беспокоит, что я снова хочу, чтобы ты меня выпорол? — Нет, — Артем выпустил меня из своих объятий и посмотрел на меня. — Меня это не волнует,… Сынок.***
Месяц назад меня, за то, что я долго не отвечал на звонки, выпорол ремнем мой отчим. Мне понравилось. Я признался ему в этом, назвав его впервые папой. Теперь мои ягодицы каждый вечер красные, а папа доволен как слон. Вот вам и хэппи энд. P.S. Следы от его рук на моей заднице действительно смотрятся просто потрясающе.