2. Летающий замок Лебурж. "Злодей, герой и гений"

Генерал Ричард Сквориш бушевал, словно ураган, требуя от подчиненных ответа: где Стрекоза? Почему его до сих пор не нашли? Его сын, бледнея и краснея попеременно, слушал тирады, которых отец не позволял себе дома никогда. — Идиоты! Как вы могли позволить этому негодяю украсть нашу новейшую разработку? Немедленно разыщите их, из-под земли достаньте, если надо! — Сэр, мы нашли машину Джека. Но ни следа самого грабителя или Стрекозы. — Куда они девались? Выследите! Разыщите! — Сэр, если я говорю — ни следа, значит, так и есть, — с достоинством заметил эксперт, чьи черты явно намекали на четверть, если не половину крови коренных жителей Северной Вирджинии. — Все свободны! — рявкнул генерал. Покинуть кабинет разгневанного начальства были счастливы все, кроме Джонатана — его отец не отпускал. — Докладывай, — едва за последним офицером закрылась тяжелая дубовая дверь, Ричард Сквориш повернулся к сыну. — Как он себя вел, о чем говорил? — Как обычно, ничего такого. Пил воду, рассказывал про свои подвиги, никаких изменений, клянусь, — Джонатан развел руками. — Тебя к себе, конечно же, не подпустил снова? — с мрачным презрением уставился на него генерал. Джонатан покачал головой. — Он очень замкнут. — Ты должен был зацепить его! — рыкнул генерал. — Влюбить в себя, заставить есть из твоих рук! А ты уже чертову уйму времени блеешь о его замкнутости и, похоже, заигрался в свои игрушки, забыв все, чему я тебя учил! — Я пытался! Он сказал, что ему нужно еще немного времени! — рявкнул Джонатан. — Мне надо было его изнасиловать, или что? — Немного времени для чего? — генерал тяжело уселся за стол. — Идиоты. Вакцина должна была сделать его неутомимым, во всех смыслах. Ему должно было хотеться постоянно, однако ни на тренировочной базе, ни у тебя дома никто не может доложить о повышенном либидо Стрекозы! — Может быть, медики что-то напутали, — предположил Джонатан. — Реакция с другими лекарствами… — Все трое его предшественников накачивались теми же препаратами, и реакция была одинакова! Джонатан содрогнулся, вспомнив эти «эксперименты». То, что получалось, приходилось попросту пристрелить. — Индивидуальные химические реакции тела? Отец, я не медик, я не знаю. Могу сказать одно - он, скорее, стал холоден как ледышка. — Ладно, свободен. Может, он справился с Джеком и забился в какую-то нору отлежаться. Как только появится — телеграфируй. Джонатан кивнул и поспешил убраться, надеясь, что Стрекоза хотя бы жив. Джек ведь раньше никого не убивал, может, подержит у себя Стрекозу и выпустит. Надежды на это было мало, что попало в руки Джека, никто больше не видел. Молодому изобретателю Стрекоза нравился, и потерять его, хотя бы и не как любовника, а как друга, не хотелось. Пусть близки они и не стали, но Джонатана привлекала холодная сдержанность героя, его красота, пусть и померкшая от точившей его душу печали. Стрекоза как-то оговорился, что у него кто-то погиб, но кто — так и не сказал, как бы лорд Рэйн не выводил на это разговор. Пока что оставалось лишь грустно вздыхать и работать над изобретениями, надеясь, что получится однажды их показать Стрекозе. Отец презрительно именовал их «игрушками», что не мешало ему использовать многое из того, что придумывал Джонатан. Сам юный лорд на это не обижался, зная, что похвалы от отца ему получить не суждено. Для генерала он стал самым большим разочарованием в жизни. Матушка, настояв, чтобы единственный отпрыск обучался в лучшем колледже Старого Света, отправила ребенка в Оксфорд, откуда Джонатан вернулся с полным принятием своей инаковости и влечением к мужчинам. Любовников его генерал с презрением окидывал взглядом и отпугивал всем своим видом. После смерти матушки Джонатану стало совсем плохо, встречаться ни с кем он не мог, в любой момент мог явиться отец, уехать на ночь куда-то ему запрещалось, а потом и вовсе к нему приставили Стрекозу, который шагу ступить не давал никуда, кроме званых ужинов. И сам не давался в руки, ускользая, как насекомое, коим прозывался. Сколько труда стоило хотя бы добиться от него снять маску. А коснуться руки, сжать аристократически изящную ладонь! Но когда он попытался поцеловать своего телохранителя и надзирателя одновременно, тот отпрянул так, будто он хотел его прижечь каленым железом. В общем, в жизни Джонатана были только его изобретения, они занимали время и мысли. Когда Стрекоза впервые согласился попробовать что-то из них, например, ту же ткань, или очки, изобретения обрели смысл и цель. Теперь, если его герой не вернется, ни смысла, ни цели снова не будет. Ни в изобретениях, ни в жизни. Джонатан окинул мастерскую взглядом, захлопнул дверь. Надо сегодня все-таки поехать в какой-нибудь клуб для таких, как он. И пускай генерал потом хоть расстреливает. *** Газеты Роланду доставлял забавный летательный аппарат, похожий на жука, к которому приделали две ясеневые «крылатки». Они вращались, как маленькие винты, отчего сходство с жуком еще усиливалось басовитым гудением. — А как же ты думаешь, я получал известия обо всех крупных аукционах и поставках драгоценностей? — усмехаясь, сказал мужчина. — Реклама — двигатель торговли… и грабежей. — И что там пишут интересного? — Андре лениво потягивался в постели. — О, много чего. Настоящая истерия по пропавшему герою. Город и окрестности прочесывают солдаты. — Как же меня все любили, — хмыкнул Андре. — Иди сюда, будем вместе читать. Роланд скинул халат и улегся рядом, развернув газету так, чтобы он мог увидеть свою фотографию, сделанную на каком-то званом вечере. Пусть и в компании лорда Рэйна. — Интересно, как они планируют меня вообще узнавать без маски? — засмеялся Андре, потом погрустнел. — Джонатан… — Твой друг, вероятно, волнуется о том, что с тобой произошло, — Роланд внимательно посмотрел на него, перевернувшись набок и приподняв голову. — Не хочешь хотя бы телеграфировать ему, или послать письмо? — Он сын военного, отвечавшего за меня. Джонатан меня не предаст по своей воле, но отец может из него все вытрясти. Впрочем… Да, я напишу ему. Все-таки он очень много для меня сделал. — Я слышал, что он известен в узких кругах как изобретатель, — Роланд прищурил тотчас загоревшиеся глаза. - Хм, насколько он в этом хорош? Таланты не валяются на каждом футе земли. — Он? Он очень хорош, Роланд, он придумал для меня эту маску и костюм. Глаза мужчины уже полыхнули поистине дьявольским пламенем. — Как он посмотрит на похищение Золотым Джеком? — Хм, думаю, весьма-весьма. Он был бы отличным авантюристом лет двести назад. — Что ж, тебе появляться внизу пока не стоит, только если без маски и костюма. Но лучше будет, если ты останешься на борту и проследишь за приборами. Ну, и закажешь Джениусу то, что хочешь на обед, конечно. А я скоро вернусь с гостем. — Хорошо. Джонатан никуда почти не выезжает из своего дома, разве что на вечера. Принеси его сюда, я так по нему скучаю. — Бедняга, — посочувствовал лорду Роланд. — Отлично, проводи меня, mon amour. Обещаю не задерживаться долго. Андре поднялся провожать его, на прощание одарил долгим и нежным поцелуем. Полюбовался, как слаженно сдвигаются части костюма-«усилителя», как прячется под маской любимое лицо, а под кепи — собранные в хвост волосы, и вместо Роланда Лебуржа предстает неуловимый Золотой Джек. Джениус доложил о готовности дирижабля, и Джек гулко протопал из гостиной в ангар. Андрэ тотчас метнулся в рубку, любоваться тем, как уверенно плывет в воздушном потоке маленький и весьма маневренный летательный аппарат. Джонатану здесь понравится, в этом Андре был уверен. Они точно найдут общий язык с Роландом. *** Джонатан Сквориш решительно отбросил перчатки и отвертку на верстак, поднялся, уронив высокий табурет и не спеша его поднимать. Все бесило до белых кругов перед глазами. Особенно, запрет покидать поместье. О, какой скандал вышел вчера! От пощечины, отвешенной отцом, до сих пор дергала и ныла опухшая щека. Перехватили его уже у самого клуба, надо полагать, аккуратно и незаметно. По крайней мере, он очнулся уже в машине, помня лишь то, что до неприметной двери оставалось буквально сотня шагов. Что говорил отец, вспоминать не хотелось. «Позор рода» там было самым мягким из обращений. — Как же я ненавижу его! — Насколько сильно? — прозвучал за спиной голос с чуть заметным акцентом. — Сильно! — сперва признался Джонатан, а потом уже повернулся. Увиденное заставило его замереть на месте, судорожно перебирая в голове, что он может применить. Что вообще можно сделать, если в мастерской из готовых образцов ничего нет. — Не нужно так волноваться, милорд, я не причиню вам вреда, если вы отправитесь со мной добровольно, — Джек чуть улыбнулся, даже галантно склонил голову. — Я явился сюда по поручению одного знакомого вам человека. — Знакомого мне? — нахмурился Джонатан, затем слегка просветлел лицом: — Стрекоза? Он вас послал? — Не сказал бы, что он меня послал, скорее, он был совсем не против того, чтобы я похитил еще и вас. Так что, милорд, будете пытаться отбиться от злобного грабителя, или дело решится малой кровью? — Хорошо, я… Я пойду с вами, — решился Джонатан. Джек вынул из поясного планшета платок и крохотный флакон, вылил его содержимое на платок: — Прижмите это к лицу. Мне не хотелось бы бить вас, чтобы лишить сознания. Джонатан сделал то, что ему было сказано. Сбежать от отца было отличной идеей, пусть даже таким вот способом. А еще он снова увидится со Стрекозой. Сознание заволокло дымкой, все звуки отдалились и погасли, он уронил платок и упал бы сам, не подхвати его Джек в свои усиленные механизмами объятия. — Вот и чудно, — усмехнулся грабитель, и усмешка эта была весьма далека от приятной. Когда дирижабль поднялся с крыши особняка, окутанный туманной завесой и почти неотличимый в этот мрачный и дождливый день от слишком низко спустившегося облака, в лаборатории занимался пожар, который вряд ли сумеют потушить. Андре встретил их улыбкой. — У тебя все получилось! Так здорово! — Конечно. Твоему другу понадобится несколько часов, чтобы проснуться, пришлось усыпить его эфиром. Я отнесу его в гостевую спальню. Но, думаю, будет лучше, если по пробуждении он увидит тебя рядом, — сказал Роланд, избавившись от кепи и очков, но пока не снимая брони. Таскать крупного, высокого парня просто так, надрывая спину и руки, он явно не собирался. — Думаю, да. Но как тебе удалось? Я думал, отец его тройным кольцом солдат окружит… — А так и было. Вот только в поместье Джонатан все же был сам себе хозяин, потому оно было пусто. Солдаты все мерзли и мокли снаружи, поднять голову не удосужился ни один, а мой дирижабль движется бесшумно, когда это требуется. Солнца нет, тени нет, — усмехаясь, объяснял Роланд, устраивая молодого человека на постели в не менее роскошной, чем хозяйская, гостевой спальне. — Я просто спустился с чердака и нашел его в мастерской. Кроме того, я там еще немного покуролесил, — он злорадно усмехнулся. — В кабине есть несколько «подарков», я прихватил все, что только могло представлять ценность, потому как поместье, боюсь, не спасут и все пожарные расчеты города. — Какая жалость, — хмыкнул Андре, устраиваясь в кресле около постели Джонатана. — Воистину, — заключил Роланд и отправился снимать свои доспехи, принять ванну и переодеться. Джениус вскоре принес в гостевую комнату чай и пирожные, графин подсоленной воды для несчастного похищенного, который проснется не в лучшем состоянии, и мазь от синяков, так как Роланд совсем не хотел любоваться опухшей и темной щекой молодого человека. Ему вообще претили свидетельства грубого обращения, если только это не было следами страсти. Но и те он предпочитал не оставлять. Приходил Джонатан в себя медленно, часто моргал, пытаясь понять, где он находится. В голове всплывали события последних часов — ссора с отцом, домашний арест, Золотой Джек, похищение. — Наконец-то, очнулся. Знакомый голос. — Стрекоза… — сухие губы с трудом выдавили слово, горло словно наждаком продрало. — Вообще-то, мое имя Андрэ. Да, он был прав, тебе срочно нужна вода. После того, как его напоили, стало полегче, Джонатан смог осмотреться. — Ого, вот это покои. Но… Но как ты? Что происходит? Где мы? — О, — Андрэ расплылся в предвкушающей улыбке, повергнув Джонатана в еще больший шок: Стрекоза улыбался! — Тебе понравится, мой друг. Главное, не вздумай кидаться на хозяина этого замка или делать что-либо столь же безрассудное. Я поручился за то, что ты благоразумен. — А ты объяснишь мне, что происходит? Ты так изменился… Я никогда тебя таким не видел. — Что происходит… Хм… Скорее, что произошло. Пять лет назад один генерал, не будем называть его имени, приказал предоставить для эксперимента молодого человека, лет так семнадцати, желательно — сироту, до которого никому не будет дела. Однако, у найденного сироты был взрослый опекун, любовник и возлюбленный, который в тот самый момент, когда сироту, загремевшего в больницу, увозили в лапы военных живодеров, метался по банкам в надежде взять кредит на покупку весьма и весьма дорогостоящей вакцины для своего подопечного. Итогом всего этого стало то, что сироте сообщили о гибели его любовника во время ограбления банка, а опекуну — о смерти его подопечного, выдав урну с прахом, а не тело. — И что? Ты так светишься… Неужели… — Джонатан посмотрел на него. — Он жив? Твой возлюбленный? От такого известия почему-то было немного холодно внутри. — О, да, он жив, — улыбка из холодной и неприятной мгновенно стала просто чарующе-нежной, исполненной такого чувства, что Джонатан ощутил зависть к этому неизвестному возлюбленному Стрекозы… Андрэ. — Мало того, сейчас мы находимся в его замке. И, скажу тебе честно, это самое чудесное место, которое ты только способен представить. — И что в нем такого чудесного? — вяло поинтересовался Джонатан, трогая щеку. К его удивлению, болело гораздо меньше, чем он мог это себе представить. — Когда окончательно придешь в себя, сам поймешь. В дверь постучали. — Андрэ, твой друг уже проснулся? — Да, сейчас я как раз ему рассказываю, что он в самом чудесном на свете месте, — откликнулся Андрэ, снова засияв улыбкой. — Поднимай его, тащи умываться, Джениус принесет одежду, а я жду вас в столовой, — последовало сказанное почти приказным тоном. Но при этом улыбка Андрэ ничуть не померкла. — Идем, — он весело кивнул Джонатану. — Обещаю, тебе тут понравится. — Но где мы вообще? Что за город? Андрэ засмеялся: — Город? Отнюдь, скоро увидишь. Идем же. Пришлось бедному лорду собирать себя в кучку и подниматься, потом тащиться следом за Андрэ к незапертой двери, потом — по какому-то коридору, по пути все старательнее тараща глаза и придерживая норовящую повстречаться с металлическим полом челюсть. — То ли еще будет, дружище. Давай, умывайся, приходи в себя, — Андре только улыбался. Приходить в себя предлагалось в изумительной ванной комнате, подобную которой он прежде видел только попав в гости к одному из приятелей в Оксфорде. Тот был, кажется, графом или даже герцогом, точнее, наследником, и милостиво пригласил неотесанного варвара из Нового Света посмотреть, как должны жить настоящие лорды. — Сейчас явится Джениус, не пугайся. Я сам к нему все еще не привык, но свое дело он знает великолепно. — Джениус? А это кто? Двери распахнулись, и в ванную комнату, смешно передвигаясь на шести суставчатых ножках, вошло нечто, напоминавшее цилиндр с четырьмя такими же суставчатыми ручками, расположенными по кругу, какими-то трубками, шестеренками и гидравлическими поршнями, видимыми в многочисленные прорези. Мелодично звякнув, нечто остановилось, распахнуло дверцу в верхней части цилиндра и принялось вынимать оттуда согретую одежду. — Какой чудесный механоид, — сразу загорелся Джонатан. — На чем он работает? Как он собран? — Спросишь у Роланда, — рассмеялся Андрэ. — Это его личное изобретение, кажется, с доработкой всей его команды таких же, как ты, гениев. — Я должен с ним поговорить! Андре смешливо фыркнул, решив, что теперь и Роланд и Джонатан для него потеряны. — Поговоришь-поговоришь. Он ведь не зря согласился тебя похитить. — То есть, что значит — согласился? — Ну, пересмотрел свои планы, — невинно повел плечом Андрэ. — И вообще, хватит вопросов. Вылезай из ванны и немедленно одевайся. Роланд любит, чтобы обед подавался вовремя, и исключения позволены только в одном случае. В каком — изволь догадаться сам. Джонатан покраснел, быстро оделся. — Но все-таки, зачем он меня похитил? Сказал, что по твоей просьбе… — Скорее, после того, как я расхвалил ему твой изобретательский гений. Роланд не меценат, он, скорее, предприниматель и собиратель, готовый пригреть под своим крылом, — Андре почему-то хихикнул и покосился на стену коридора, куда они вышли, - тех, в ком разглядит светлый ум и готовность к штурму новых вершин знания. — Но все мои наработки остались в мастерской, — растерялся Джонатан. — Шутишь? Чтобы Золотой Джек прошел мимо драгоценностей, пусть даже они представляют собой три баула разрозненных листов? — Они не разрозненные, а очень даже методично пронумерованные, я же не должен путаться в своих собственных черте… Ого, — Джонатан с восторгом осматривал столовую. — Опаздываете, молодые люди, — голос высокого златокудрого красавца, сверкнувшего на них серыми глазами, был Джонатану знаком. С таким же легким, почти неуловимым акцентом говорил его похититель. — Прошу за стол. — Прошу прощения, заговорились, — Андре уселся за стол напротив хозяина замка, Джонатан примостился рядом с другом. — Приятного аппетита, — пожелал им Роланд, чинно снимая со своей тарелки серебряную крышку. - О, грибной крем-суп? Благодарю, mon amour, ты помнишь, что мне нравится! Андре церемонно склонил голову. Джонатан скомканно пожелал обоим приятного аппетита и уткнулся в тарелку. Значит, Стрекоза счастлив. Нет, лорд не завидовал ему, просто хотелось, чтобы и у него было когда-нибудь счастье. Перемену блюд доставил ранее незамеченный лифт, расставлял тарелки сам хозяин дома, если это был дом, не гнушаясь поухаживать за своими гостями, или кем уж там они были для этого эксцентричного аристократа, о котором он знал пока только то, что его имя Роланд. — Благодарю, — улыбка Джонатана становилась все более ослепительной. Обед был выше всяческих похвал, хозяин был вежлив и немногословен, после трапезы пригласил молодых людей пройти в гостиную, и тут Джонатана ожидало еще одно потрясение: он очутился в самой удивительной гостиной на своей памяти. Металлические перекрытия потолка сочетались со сдержанной роскошью и камином. А за гигантскими панорамными окнами расстилалось что-то невообразимое, что Джонатан сперва принял за покрытую туманом воду. — Облака, — объяснил Андре. — Об… Облака? Мы летим? Но это невозможно — приводить в действие махину такого размера. — Кхм, — вернул их внимание к своей скромной персоне Роланд. — Итак, я прошу прощения за вопиющее нарушение этикета. Позвольте представиться: Роланд Гийометт Лебурж. Или же Гийом Бурш. Он же — Золотой Джек. В глазах мужчины черти отплясывали канкан, бесстыдно задирая подолы. — Джонатан Сквориш, — кивнул лорд. — Рад знакомству, но все же - как? — Пойду, посплю недели две, — пробормотал Андре. — Не стоит, — усмехнулся Роланд. — Я не собираюсь сейчас читать лекции о подъемной силе и прочих заумях. Все это твоему другу пояснят в исследовательском отделе, если ему будет интересно. Ma belle, ты можешь провести гостя по замку, устроить ему экскурсию, потом подняться ко мне на мостик. Думаю, нам пора в путь. — Хорошо, — Андре послал ему горячий взгляд и потянул Джонатана за собой. — Итак, мы находимся… Джонатан внимал, кивал, ахал, переспрашивал. Это все казалось каким-то чудесным сном, какого не бывает. Чтобы снова увидеться со Стрекозой, то есть, Андре, потом еще и очутиться на борту летучего замка. Явившись на мостик, он просто впал в прострацию и не осмеливался потревожить сосредоточенно передвигающего какие-то рычаги и штурвалы хозяина или же капитана этого летучего совершенства. — Ну-с, все готово к путешествию. В данный момент мы находимся на высоте в двенадцать миль над уровнем моря, и пока продолжается набор высоты. Андрэ, желаешь управлять своим первым полетом? — Конечно! А ты пока приведи Джонатана в чувство. — Боюсь, это практически невозможно. Не поможет ни вода, ни нашатырь, а бить его по щекам — чревато, кажется, их и без того привели в болезненное состояние не далее как вчера. — Ничего, скоро он очнется. Прогноз Андре не оправдался, он уже вывел замок в полет, проверил, чтобы все системы работали исправно и перевел управление в самофункционирующий режим, а Джонатан все стоял, таращась в стену. Роланд развел руками: он понятия не имел, как можно привести в чувство столь тонкую натуру. Будь это Андрэ, он бы попросту уволок его в спальню. — Что же с ним делать, — пробормотал Андре. — Джонатан, ты меня слышишь? Не слышит. — Это нехорошо. Может быть, отведем его в ванную? Пара галлонов холодной воды приведет его в чувство. — Давай попробуем. Даже странно, никогда его таким не видел, — Андре подхватил Джонатана под руку, потянул за собой, тот шел, не сопротивляясь. С другой стороны беднягу-лорда подхватил Роланд, вдвоем они довели его до ванной комнаты. — Раздевай. Будем устраивать ему клин клином. Шоковая терапия! — с умным видом приподнял палец Роланд. — Контрастный душ. Джонатан на попытки его раздеть ответил вялым сопротивлением, однако с Андре не справился. — А это точно поможет? — Попробовать не помешает. Сначала теплая. На обнаженного молодого человека обрушился шквал горячей, едва терпимо, воды. — Теперь холодная. После нее Джонатан вздрогнул, осмотрелся. — Что? Что вы себе позволяете?! — Отлично. И горячая, чтобы согрелся. Андре, полотенце. — Ты просто впал в ступор, мы тебя вывели, — Андре принялся Джонатана еще и вытирать, не думая, как это выглядит со стороны. — Думаю, немного горячего вина не повредит, — Роланд рассматривал себя, с головы до ног обрызганного, и такого же Андре. — Как и переодеться. Он подошел к двери, передвинул какой-то рычажок и громко сказал в открывшееся отверстие: — Джениус, одежду, полный комплект для меня и гостей. И принялся раздеваться, ничуть не стесняясь. Андре тоже стащил с себя мокрую одежду. Джонатан вспыхнул до корней волос, отвернулся, наткнулся взглядом на Роланда, сразу же уставился в потолок. — Мой бог, чего можно стесняться трем мужчинам? — фыркнул Роланд. — Вы чего-то не знаете о строении тела, или подозреваете, что у других мужчин оно чем-то отличается от вашего? — Н-нет, я… Простите, — Джонатан совсем смешался. — Вы играете за другую команду, так ведь? — почти утвердительно заметил мужчина. — Этого не стоит стыдиться, хотя ханжеская мораль способна перевернуть все с ног на голову и выставить подобное влечение смертным грехом. — Простите, — снова повторил Джонатан, так и не поняв, за что он вообще извиняется. — Перестаньте, Джонатан, то, что вы влюблены в Андрэ, мог не увидеть только полный болван. Ну, или сам Андрэ, — рассмеялся Роланд. — Что? — сразу подтвердил его слова Андре. — Влюблен? В меня? Да помилуй боже, Джонатан, ты меня видел три или четыре раза без маски. — Какая разница — в маске ты или без нее, — с прорвавшейся горечью вдруг заговорил юный лорд. — Ты единственный, кто не относился ко мне, как к никчемной ошибке, не обливал грязью. — Ну-ну, — Андре погладил его по спине. — К тебе никто так не относился, кроме твоего отца. — А кто был со мной рядом, если не считать тех навязчивых дам и девиц, что липли на каждом приеме? — Джонатан прикрыл глаза, не понимая, чего хочет больше — уйти от этого прикосновения, такого жаркого даже через слой мягкой ткани, или остаться на месте, впитывая случайную ласку. — Кажется, только я, — признал Андре, кидая полные паники взгляды на Роланда и требуя что-нибудь сделать. Мужчина посмеивался, не торопясь одеваться, да и Джениус еще не принес одежду — механоиду требовалось время для того, чтобы собрать все нужное, к тому же, вещи Джонатана он еще не распаковал и не разложил. Роланд приблизился к молодым людям, решая сейчас, пожалуй, самую сложную задачу в своей жизни. — Джонатан, вы говорите по-французски? — Ч-что? — тот встрепенулся. — Нет… нет, простите… — André, il est plaisant de vous? Voulez-vous devenir son amant? — Oui, mon cher marquis, — отозвался Андре, едва ли не облизываясь. — Puis l'embrasser, mon amour, viens*, — Роланд мягко подтолкнул его ближе к Джонатану. — Что за издевка? — почти со слезами поинтересовался тот после первого поцелуя. — Я серьезен, — Андре потянул его за собой. — В спальне покажу, насколько. — Но ведь ты… вы… — Джонатан оглянулся на Роланда, тот улыбался, следя за ними блестящими глазами. И, судя по тому, как топорщилось прикрывшее его полотенце, не остался равнодушен к зрелищу того, что его возлюбленный целует другого мужчину. — Неужели Роланд тебе интереснее, чем я? — Андре увлекал его в ближайшую спальню. — Я не… О, боже… Я не понимаю… — Не нужно понимать, Джонатан, просто расслабьтесь и получите удовольствие, — за ними следом в комнату шагнул и Роланд, опустил на прикроватный столик флакон из непрозрачного стекла. — Но как же, вы ведь пара и… — Помолчи, — Андре снова заткнул ему рот поцелуем. — Мы не просто пара, — усевшийся в кресло Роланд делал вид, что на кровати перед его носом не происходит ничего из ряда вон выходящего. — Я люблю Андрэ и готов сделать для него все. Вы ему нравитесь, Джонатан, а я абсолютно не ревнив. — Присоединишься? — поинтересовался Андре. — Возможно, позже, mon amour, боюсь, не стоит настолько шокировать нашего гостя в первые же сутки. Но, если хочешь, помогу тебе немного, чтобы все получили удовольствие. — О, поверьте, — опомнился Джонатан. — После учебы в Оксфорде шокировать меня можно мало чем. Роланд окинул обоих внимательным взглядом, усмехнулся: «Мальчишки!» и скользнул на постель, благо, спальня была его собственная, и кровать позволяла разместиться даже не троим, а полудюжине любовников. Андре уже самозабвенно целовался с Джонатаном, который понемногу раскрепощался, переставая стесняться Роланда. Мужчина опустился пониже, незаметными движениями поправляя положение юных любовников так, как ему требовалось, облизнул губы и приступил к ласкам, которые считал даже более приятными, нежели соитие. Тихие постанывания над головой вознаградили его усилия. Стесняться перестали уже оба его аманта. Он прекрасно знал, что в их возрасте одним разом желание не излить, тем более, когда этот раз наступает так быстро, особенно, если он наступает после долгого воздержания или забав с собственной ладонью. Поэтому продолжал ласки, умудряясь равно делить внимание между обоими. Наконец, они оба раскинулись по кровати, полностью удовлетворенные и счастливые. Неудовлетворенным остался только Роланд, и молодые люди, придя в себя, вскоре это заметили. — Мне так стыдно, — тоном, противоречащим этим словам, заявил Андре, накидываясь на возлюбленного. Джонатан просто помалкивал, не решаясь встревать. Ему и так было очень хорошо. Зато он с весьма пристальным вниманием пронаблюдал, как старший в этом любовном тандеме мягко, но непреклонно удерживает младшего, не позволяя ему навредить обоим сразу, как готовит к соитию, вырывая из груди Андрэ захлебывающиеся стоны удовольствия, переходящие в несдержанные крики, когда тот все же получил свое, бесстыдно выгибаясь под Роландом. — А теперь мы плавно и медленно поползем обратно в ванную, — решил Андре, со смешком перекатываясь, чтобы оказаться между обоими партнерами по любовным играм. — Согласен, теперь нам необходима ванна, — расслабленно улыбнулся Роланд, коснулся губами его плеча. — Тебе понравилось? — Андре обратил безмятежный взгляд на Джонатана. — Шутишь? — тот чуть прикусил губу, припухшую от жарких поцелуев любовника, кивнул: — Это было лучшее, что я испытывал в жизни. — Не лучшее, — многообещающе произнес Андре. Роланд тихо рассмеялся, потом поднялся и протянул руки им обоим: — Вставайте, господа, иначе приклеитесь к простыням, а это неприятно. Ступайте в ванную, я перестелю постель. Думаю, гостевые комнаты нам уже не понадобятся. — Вы намекаете… — начал Джонатан. — Что спать ты будешь с нами, — Андре фыркнул. — Во всех смыслах, — продолжил его фразу Роланд, набрасывая на Андрэ свой халат, а на Джонатана - тот, что предназначался Андрэ. — Ступайте уже, ну. Обсудите в ванне. Мое мнение вы слышали. Андрэ поспешил утащить Джонатана за собой. — Это как-то… неправильно? — растерянно произнес тот. — Почему? Да и кто нас тут осудит? Наверное, только Джениус, укоризненно будет подавать тебе одежду, и все такое. Боже, Натан, ты получишь двух прекрасных любовников, возможность творить изобретения и свободу от отца, что тебе еще нужно? — Я… мне… Честно признать, я и на один-то пункт из этих трех не рассчитывал, ну, кроме свободы. Точнее, я думал, что мне будет позволено только повидаться с тобой, а никак не… — Натан, тебя, скорее всего, сочтут мертвым, — вздохнув, поведал ему Андрэ. — Роланд основательно порезвился в поместье и поджег его с помощью какого-то адского изобретения своих гениев. Боюсь, на месте дома осталось лишь пепелище, притом, до самого основания. — То есть, я свободен? — Джонатан уловил самое главное. — Как вольный ветер. Правда, кроме немногих драгоценностей, картин и безделушек, которые Роланд счел стоящими внимания, у тебя за душой только твои мозги. Джонатан беспечно улыбнулся: — Две мои самые большие драгоценности — мои идеи и ты. Обе при мне. — Значит, ты согласен? — Андрэ подтолкнул его к ванне, уже почти наполнившейся водой, сдернул с плеч халат и сбросил свой. — Но учти, что меня придется делить с Роландом, без обид, я люблю его всем сердцем. — Это ничего, — Джонатан опустился в воду. — Я не претендую на многое. — М-м-м, зато я претендую на все! — заявил Андрэ и с шумом плюхнулся туда же, расплескивая воду. — А на что именно? — уточнил Джонатан, придвигаясь поближе и с удовольствием обнимая его. — На тебя, на Роланда, на все ваше внимание, — Андрэ согнал с лица улыбку, стал серьезнее. — Со мной что-то творится, Натан. С момента, как я понял, что Роланд жив, с нашего с ним первого поцелуя мне с каждым разом нужно все больше. — Это… Это сыворотка, Андре. Они хотели привязать тебя ко мне, поэтому накачали тебя сывороткой, повышающей и разгоняющей твое либидо. — Что? — глаза молодого человека вспыхнули, а кулаки сжались. — И как давно? — Я не знаю, генерал только упомянул о сыворотке и о том, что она не подействовала. — Черт! Роланду это не понравится. Он и без того весьма зол на военных, — пробормотал Андрэ. — Что ж, я сам ему скажу, но приготовься к допросу. В смысле, Роланд будет расспрашивать тебя обо всем, что ты знаешь касаемо моего эксперимента. Джонатан растерянно посмотрел на него. — Но я ничего не знаю, кроме того, что генерал говорил. — Вот это и расскажешь. Я, как ты помнишь, не знаю вообще ничего. Джонатан обнял его, кивнув. — Расскажу. Разговор состоялся тем же вечером после ужина. До него Роланд говорить отказался, мотивируя тем, что портить аппетит не позволит ни себе, ни двум юным организмам, которые обязаны питаться отлично, так как им требуются силы. «Для всего и побольше», — добавил он, усмехнувшись. Ужин привел Джонатана в состояние, близкое к райскому блаженству, и даже предстоящий разговор не пугал уже так, как представлялось часом ранее. В гостиной пылал камин, согревая помещение, вокруг него полукругом выстроились три глубоких кресла и кофейный столик, Джениус принес бокалы и бутылку «Бордо» урожая тысяча восемьсот семьдесят девятого года, панорамные окна были раскрыты, показывая чудеснейшее зрелище — закат над равниной великой реки Гурон. Джонатан залюбовался им, ему редко приходилось видеть что-то, столь же красивое. А это созерцание помогало привести в порядок мысли и обдумать пару новых изобретений. Ему пришлось вспомнить все, даже слышанное совершенно мельком, мимоходом и краем уха. И, как ни странно, он это вспомнил. Сведения словно бы сами всплывали в памяти, повинуясь вопросам-крючкам Роланда. — Что ж, мне ясно, что нам придется несколько задержаться в столице, пока тебя, mon amour, не осмотрят доктора. Все эти сыворотки и прочая гадость, давая какие-то преимущества, могут разрушать что-то иное. А рисковать твоим здоровьем я не могу и не хочу. — А если выяснится, что сыворотку не вывести? — Андре снова смотрел на обоих поблескивающим взором. — И вообще, мы можем этот вопрос отложить? — Значит, мы будем любить тебя столько, сколько нужно, — кивнул ему Роланд, протянул руку, приглашая перебраться к себе на колени. Андре перебрался, наградил возлюбленного долгим чувственным поцелуем. — Но ты не должен поддаваться ей и сам, — Роланд провел по его спине ладонями, вытянул рубашку из-под ремня и коснулся обнаженной кожи. — Я буду вести себя в рамках приличий, когда будет нужно, — клятвенно заверил его Андре. — Просто я пять лет тебя не видел, а Натана вообще не распробовал толком. Роланд глянул на пунцовеющего лорда, подмигнул ему: — Флакон с маслом на столике у кровати, будь так любезен, Натан. Джонатан принес затребованное, уже внимательно оглядывая любимого героя, без капли стыда выгибающегося и потягивающегося. — Может, сыворотка вообще ни при чем, — заявил Андре. — Может быть, — согласился с ним Роланд, притянул к себе, поднимая так, чтобы колени Андрэ оказались на подлокотниках кресла, а сам он мог упереться в спинку. Маркизу доставалось то, что он любил, Натану - то, до чего он пока так и не добрался ни разу, но, судя по виду, жаждал. Зажатый между ними двумя Андре только и мог, что стонать и что-то несвязно бормотать, мешая все языки, которые знал. Любовник из Джонатана получился отличный, конечно, не Роланд — Роланд вообще был вне конкуренции, — но удовольствия было много. Когда диспозиция сменилась, он не заметил, но его любовники поменялись местами, и удовольствие воспарило на новую ступень. Даже если повинна во всем была сыворотка, он не возражал. И заснул, утомленный, со счастливой улыбкой на лице сразу же после ванны. — А теперь мы можем поговорить об инженерии? — глаза Джонатана разгорелись. — О мой бог! — рассмеялся Роланд, но кивнул, приглашая его подняться все же в рубку: следовало проверить курс и перевести «Лебурж» в ночной режим. Джонатан засыпал его вопросами об устройстве замка, о принципах двигателей, о том, как они работают. В вопросах науки он был куда напористей, чем в вопросах любви, если б можно было провести сравнение между двумя этими умениями, можно было б сказать, что Роланда час не слишком нежно любили во всевозможных позах, не давая перевести дух. — Думаю, на сегодня достаточно механики и прочего, — наконец, сказал уставший за день маркиз, прикрывая зевок ладонью. — Идемте спать, Натан, ночью «Лебурж» идет на автоматическом управлении. — Вы серьезно говорили насчет того, что спать мы будем втроем? — осведомился Джонатан. — Серьезнее некуда. А вы отказываетесь? — приподняв бровь, уточнил мужчина. — Я? Нет-нет, что вы, просто не хочу стеснять вас с Андре. — Вы видели нашу кровать, не говорите глупостей, там поместитесь и вы, и я, и еще останется место для Андрэ, который обожает раскидывать руки и ноги во все стороны. Джонатан слегка смутился, но посмотрел в глаза Роланду прямо. — Я люблю Андре, вы правы, но он любит вас. И стеснять вашу семейную жизнь своим присутствием я себя вправе не считаю. Роланд ответил ему не менее пристальным взглядом, со вздохом заговорил: — Когда мы познакомились, ему было пятнадцать. Когда стали любовниками — чуть больше шестнадцати. Мы прожили вместе около года. Вот и вся наша «семейная» жизнь, Натан. Без него я промучился пять лет, ежедневно запрещая себе думать о том, что можно отключить двигатели «Лебуржа» где-нибудь над Аппалачскими горами. Когда я понял, что Стрекоза — это он и есть, в моем мире снова взошло солнце. И этого солнца хватит, чтобы согреть весь мир, не деля его по кусочкам. Он пожелал вас, возможно, сам того не зная, он испытывал к вам нечто большее, нежели дружеские чувства, и я не хочу лишать его ни капли тепла, что может дать кто-то, кроме меня. — Я не знал… Что ж, я постараюсь дать ему все тепло, которое во мне есть, — Джонатан немного поколебался: — И вам, если вам оно будет нужно. Роланд глубоко вздохнул, только сейчас понимая, что все сказанное — практически, исповедь, чистая правда, и что в его мире в самом деле снова светит солнце. Даже несмотря на то, что сейчас ночь. Протянул руку и поймал юного лорда за подбородок, целуя осторожно и нежно чуть сухие губы. — Спасибо. Идем спать, я, правда, устал. Андре, только почуяв, что они пришли, сразу же подкатился под бок к Роланду, прижался спиной, закинул на Джонатана руки и ноги. «Собственник», — подумал Роланд, обнимая его не менее собственническим жестом. «Лебурж» плыл своим курсом, величественный и невозможный с точки зрения обычного обывателя. Утром первым проснулся выспавшийся Андре, сразу же принялся будить Роланда поцелуями и ласками. Их полусонная возня разбудила и Джонатана, первый тихий стон Андрэ заставил его ощутить странную горячую волну во всем теле. Либидо Натана было на достаточном уровне для молодого человека его возраста. Но ранее он не испытывал подобного, чтобы желание возникало настолько быстро и непреодолимо. — Доброе утро, — Андре на миг отвлекся от своего занятия. — Да, оно воистину доброе, — хрипло пробормотал молодой человек, сползая все ниже и ниже, чтобы можно было видеть обоих любовников, точнее, место, где соединялись их тела. — Поможешь разбудить Роланда? — Что мне сделать? — облизнулся Натан. — Применить фантазию, — коварно заявил Андре. Пришлось применять, от напора двух молодых любовников Роланду некуда было деваться, довели его достаточно быстро, после чего он потихоньку сбежал, оставив их продолжать любовные игры, но предупредив, что завтрак будет по расписанию. На завтрак они оба явились одетые, церемонные и очень чинные, ни в жизни не скажешь, что еще час назад предавались разврату, как кролики. После завтрака Джонатан попытался снова насесть на маркиза с расспросами, но тот в приказном порядке велел разобрать заметки, вещи и прочее, что забрал из особняка, затем приходить на тренировку, а уж потом, если останется время до обеда, он покажет обоим сердце «Лебуржа» — двигательный отсек. Пока Джонатан разбирал свои заметки, сортируя их, Андре раскладывал его вещи, общался с Джениусом насчет того, что подавать на обед. — Как он все-таки понимает человека? — изумлялся Натан. — В его памяти заложены определенные слова, сочетания слов и даже предложения, — пояснил Андрэ. — Только не спрашивай у меня, как, я не имею ни малейшего понятия. Спроси у Роланда, Джениус — детище и его гения, и его инженеров. — А что там насчет тренировки? Мы не опоздаем? Андрэ взглянул на часы и подскочил: — Ох, бежим скорее! Сейчас Роланд спустит с меня сто потов за опоздание! — Это же всего лишь фехтование, — удивился Джонатан. — Всего лишь? Нет, я не буду тебе ничего говорить, ты все увидишь сам, — зловеще подвигал бровями Андрэ. Джонатан изумленно посмотрел на него, но шаг ускорил. Что там такое может быть? Через три часа, уползая из тренировочного зала на полусогнутых, он поклялся, что больше никогда не переступит порог этого страшного места. Однако слово не сдержал — невозможно было противиться приказу и насмешливым искоркам в серых глазах маркиза, настойчивости Андрэ, который каждый день тащил его с собой, несмотря на жалобы. Невозможно было лишить себя удовольствия ощутить сильные руки Роланда, разминающие каждую натруженную мышцу в теле, приводя в состояние блаженства. Андре было легче, все-таки он после сыворотки двигался намного быстрее, да и был выносливее. Хотя постепенно Джонатан научился владеть шпагой на должном уровне. Ему помогло еще и то, что в колледже давались уроки, а он не мог позволить себе не брать их, отставая от иных наследников лордов. Путешествие длилось, Роланд никуда не спешил, часто останавливаясь над водоемами и пополняя запасы воды, возле крупных городов, чтобы купить газеты, послушать местные новости, позволить своим спутникам размять ноги на твердой земле. Некролог о собственной смерти Джонатан воспринял со смешанными чувствами. С одной стороны, он теперь был официально свободен. С другой… Черная рамка и теплые слова от отца. Пожалуй, первые и, как на смех, последние в его жизни. Роланд положил ему руку на плечо, с другой стороны прижался Андрэ, поддерживая без слов. — Я, оказывается, талантлив, — глухо сказал Джонатан. — Никогда б не подумал. — Думаю, за это нужно немного выпить. Я имею в виду, за то, что твой талант он все же признал, пусть и поздно. Но это поздно для него, а не для тебя, — Роланд потрепал его по плечу. — У тебя-то все впереди. — Главное что у меня есть вы, — газету Натан скомкал и бросил в камин. — Laisse les morts ensevelir leurs morts**, — торжественно заключил Роланд и приказал: — Джениус, шампанского!