Мне никогда не понять

Капитан Америка — символ чести, доблести и отваги. На деле же — трус и предатель. Исходя из последнего, можно ли считать меня символом своей страны, примером для подражания? Абсолютно нет. Тони, однажды, сказал, что не верит людям без 'тёмной стороны'. Знал бы он о моей чёрной дыре в душе, я бы понравился ему ещё больше. 'Спас всех от смерти...' Многих, но не Его. Приятель. Лучший друг. Брат. Баки. *** С самого момента нашего знакомства я чувствовал вину за собой. Будучи мальчишками, он влезал в каждую драку, защищая меня и мои интересы. Он мог получить нехилый синяк под глазом, выбить зуб или сломать конечность, лишь бы меня не трогали. Баки жертвовал собой ради меня, а что мог сделать я? Компресс на глаз, забинтовать раненную 'в бою' часть тела и с гордостью слушать то, как он 'врезал тому ушлепку'. Он защищал меня, подставляя себя. Баки знал, что я 'дожал бы его сам', просто не хотел, чтобы случайно вышло наоборот. И я чувствую себя виноватым. Я с детства славился своими частыми простудами, болезнями и прочими невзгодами моего здоровья. Точнее, его отсутствия. Вместо танцев, Баки оставался со мной, лечил меня, веселил. Я же знал, как ему хотелось пойти на танцы и очаровать очередную девушку. Ему нравился его статус 'самого красивого парня Бруклина', я же был его якорем. Тянул за собой, сам того не желая. Я был счастлив, что он выбирал меня, отказываясь от развлечений. — Что это за танцы, если там нет тебя! — с наигранным удивлением спросил меня Баки одним ноябрьским вечером. Чем я только ни болел, но он всегда сидел предельно близко ко мне, словно болезни не могли подступить к нему. Он ничего не боялся. И никого. Хотя... Он боялся потерять меня. Баки ночевал у меня, когда я слёг с воспалением лёгких. Дела мои шли худо, я думал, что мне не долго осталось мучаться. В тот день я не мог уснуть. От кашля болели лёгкие. Мой друг же быстро вырубился, сотрясая стены квартиры своим храпом. Внезапно, он начал ворочаться, мычать, говорить что-то нечленораздельное. Я сел в кровати и попытался разбудить его (он уснул, сидя на моей кровати, оперевшись о стену), через секунду он проснулся, глядя обезумевшими глазами на меня. Не успел я спросить о кошмаре, как оказался в крепких объятиях Баки. Я слышал, как он восстанавливает дыхание, чтобы успокоиться. — Я думал, ты умер, сопляк... Так и жили вместе. После смерти родителей, Баки долго упрашивал меня переехать к нему, сославшись на 'без меня ты и половину улицы не пройдёшь, чтобы не попасть в передрягу, а мне так спокойнее будет'. Я чувствую себя виноватым, что всю свою жизнь он посвятил лишь мне без планов на будущее. Девушки, что не принимали меня, оставались с разбитыми сердцами. Бак не хотел быть с той, кто не примет 'частичку его'. Почти к тридцати годам он ни был в браке ни разу. Вторая мировая заставила его оставить меня. Он держался стойко, всячески подбодряя меня и шутя. Но его глаза выдавали его волнение и обеспокоенность за меня. Провожая его на фронт, он попросил себя беречь. — Не дай Бог, успеешь заболеть или нарваться на шпану, вернусь, и сам тебя убью. — Береги себя, тупица. *** Встречайте, символ нашей страны — Капитан Америка и его лучший друг и соратник, Баки Барнс. Единожды я стал его спасителем. Я вызволил его из 'лап' нацистов. Я никогда не забуду, как лихорадочно, будто в полном бреду, он повторял моё имя. Я спас его, чтобы дать ему умереть. С тех пор я ненавижу зиму. Перед глазами невыносимая для меня картина: Земля, покрытая снегом, окрашивается бурой жидкостью. Снежинки, словно маленькие магниты, тянут к себе кровь, создавая узоры. Красивые, изумительные и...страшные. По центру этих узоров лежит мой друг. Мой Баки. Моя рука была в считанных сантиметрах от его. Я не успел схватиться за него. Балка не выдержала, бросая часть моей жизни в пропасть. Эта часть была большая. Судьба беспощадно вырвала этот кусок, оставив взамен чёрную пустоту. Пара сантиметров отделяли Баки от гибели. Я смотрел, как он падает и не мог ничего сделать. Молниеносно мелькнула мысль бросить за ним, но поезд летел сломя голову, разделяя нас на десятки метров. Я чувствую себя виноватым. Я не спас друга. Я выполнил долг перед страной. Стране плевать на личные дела. Плевать на гибель друга. Я же отдалялся от Баки уже сотни метров и не мог ничего поделать. *** Алкоголь не спасает, не даёт забыться. И никто не даст забыть. Рядом Пегги, я влюблён в неё. Я чувствую себя виноватым, потому что у меня появилась любимая, а Баки погиб одиноким. *** Момент моей слабости и трусости проявился на последнем моем задании того века. Доля секунды, и я решил, что посадка самолёта станет моей гибелью. Я не смог бы жить без Него. Без Баки. Жить счастливо и помнить друга доброй памятью, рассказывая детям о его подвиге. Я жив, а Он нет. Это моя вина. Позднее напишут, что я погиб храбро, выполняя задание. Я спас мир. Храбрый Капитан Америка. Трусливый Стив Роджерс. *** Я очнулся в незнакомом мне мире. Все иначе. Судьба, словно, сыграла со мной злую шутку, не дав мне погибнуть. Чтобы я помнил все. Баки бы понравился этот мир. Недаром он потащил меня на выставку Говарда Старка. Я вижу этот новый мир, а он нет. *** Снова в строю. Новое задание. Ненавистная ГИДРА. Зимний солдат. Он жив. Баки жив. Но баки ли это? Увы, нет. Машина-убийца, которая устраняет своих жертв, не моргнув глазом. Убьётся и меня, если не дам ему вспомнить меня. Я обязан. Обязан вернуть ему его воспоминания и его жизнь. *** Его рука держит моё плечо, другая — безжалостно бьет по лицу. 'Холодные' удары бионической руки не доставляют такой боли, сколько душевной. По моей вине у Баки нет руки. Я не сопротивляюсь. Уж, если не вышло достучаться до него, пусть я приму смерть от его руки. Это будет более чем справедливо. Секунда. Его глаза смотрят иначе. Будто его ударило током. Он вспомнил что-то важное. Оттого слезы выступили из глаз. Взрыв. Я падаю в пропасть. 'Погибну его смертью, — подумал я'. Я не помню, как очутился на суше. Есть лишь странная боль в руке, она тянет. Словно кто-то тащил меня за неё. Спас меня. И почему-то я уверен, что это Он. *** Воспоминания возвращаются постепенно. Вспоминается что-то совершенно неинтересное людям, но важное для нас двоих. Имя моей матери. Мои ботинки и газета в них. Пустяки, но не для нас. Слабая улыбка выступает на моем лице. Грусти больше, чем радости. По моей вине он стал безвольным рабом, которого обнуляли сотни раз. Которого прятали в крио-камере, как кусок мяса в холодильник, пока не понадобится. Несмотря на все это, он со мной. Он знает, что со мной его место. Вернётся ли его обида и злость на меня, когда все пазл будет завершён? Я его пойму. *** Он все ещё рядом. И, кажется, не в обиде. Мне никогда не понять. Не понять его чувств.