ИСПОВЕДЬ.

      Я - ассасин. Кто Я? Откуда Я? Как мое имя? Поверь - это не важно. Кто я: мужчина или женщина? Умудренный опытом старик или робкая и невинная дева? Сейчас Я бесполое и безликое существо, скрывающееся во мраке. Я дитя, рождённое от порочной любви смерти и тени. И знай - Я позади тебя всего на шаг.       Я стою, прислонившись спиной на стену дома в проулке у площади на которой восставший народ расстреливают за их борьбу против власти, но мне плевать на рядового палача, на рядового стрелка, не видящего в угаре пальбы, что он подстрелил ребенка, моя цель ты, тот кто отдал это мерзкий и аморальный приказ, знай твою участь решена. Я прячусь на красивом балконе во время венецианского карнавала. Я жду, жду, когда ты упоенный вином и сладкими ласками дам решишь выйти на этот балкон освежить голову, знай, Я уже тут. Я притаился в тени колоны в старом английском или немецком замке, я жду когда ты решишь выйти из своих покоев, когда ты отпустив свою охрану захочешь пройтись перед сном. Знай, я не промахнусь, знай, мой клинок не даст осечку.       Мне плевать кто ты. Бедняк, который пошел на это ради денег, ради того, что бы твои дети не погибли от голода. Может ты молодая девушка, отдавшаяся страсти с молодым возлюбленным и ради него, совершившая это. Власти имущий старик, дышащий на ладан, идущий по пути «отца понимания». Перед моим клинком вы все равны. Вас всех ждет одна участь, вас всех ждет смерти.       Я не церемонюсь. Я бью сильно, Я бью точно. Мой удар, отточенный годами, быстрый, но не всегда милосерден. Я могу ударить тебя с сзади, пробив печень и ждать пока все твоя кровь медленно не вытечет из тебя, как ты, корчась в агонии боли, медленно покидаешь мир живых. Я резко с полуоборота рассекаю тебе горло. Глупец! С мерзким хрипом ты держишься за горло, шаг два, три назад и ты подаешь, а алой гадюкой из твоей шеи течет кровь. Ты пытаешься звать на помощь, молишь меня о пощаде, но прости, сейчас Я не знаю, что такое «милосердие».

***

      Однако, теперь Я дома. Я устало снимаю с себя капюшон, скрывающий мой облик. Теперь Я — это я. Без рук я снимаю легкие сапоги из мягкой кожи, и становлюсь босыми ногами на пол, тихо фыркая от неприятного холода. Подхожу к старому слегка погнутому тазу с холодной водой, и пытаюсь смыть мерзкую чужую кровь, пытаюсь смыть ее с лица и рук. Пытаюсь застирать манжеты своего костюма, но это в пустую, просто так водой кровь не смыть. Я, медленно оглядывая свое лицо. Мелкие капли крови создают на моем лице багровую вуаль, которая скрывает мое лицо, но нагло и бесцеремонно оголяет мою истинную сущность. И сколько бы раз я ее не смывал она все равно остается на моем лице следом видимым только мной.       Ласково, подобно нежному созданию, я снимаю свой скрытый клинок. Словно, малого ребенка я нежно кладу его на стол, к другому оружию.       Вдох. Выдох. Легкая улыбка касается моих губ. — Ты мое оружие или я твое? — Еле слышно произношу.       Медленно провожу пальцами по лезвию, а потом этими же пальцами я провожу по двум параллельным едва заметным шрамам на моей ладони. Это моя метка. Такая метка есть почти у каждого из нас, это поцелуй оставленный братом — клинком на моей ладони.       Не раздеваясь, не снимая костюм, пропитанный потом и кровью, лицом вниз падаю на старую кровать. Закрываю глаза. И против моей воли, моя памяти показывает картины прошлого. Проносятся лица моих жертв. Едва слышно я шепчу, словно прося прощение, до самого утра: «Покойся с миром».