Сжигая

Одинокая пыльная лампочка под потолком разбрызгивает тусклый свет по полу, стенам помещения рядом с прачечной. Брызги холодного света на одежде Ведьмы, ее руках, на лице Кузнечика, немного любопытно задирающего голову. Бледные теплые пальцы Ведьмы приподнимают клапан нагрудного кармана рубашки Кузнечика и вытягивают оттуда конверт. Он немного смят и шелестит от мимолетного касания. Кузнечик замечает на нем пару коричневых пятен и задумывается, пьет ли адресант кофе, пока занят письмом. Ведьма тем временем извлекает из конверта письмо. С обратной стороны листа на Кузнечика наступает рельеф от написанных букв, но разобрать слова, к тому же «отзеркаленные», не получается. Череп пишет достаточно аккуратно и разборчиво, хотя пространство вокруг слов зачастую пестрит отрывистыми синими штрихами — расписывал ручку. Понятия «черновик» и «чистовик» для него не имеют никакой разницы.

***

В закутке под лестницей мрачно и темно, лампы коридора слишком далеко, чтобы хотя бы малая крупица их желтоватого света могла туда попасть. Время от времени там вспыхивает яркий огонек, движется вдоль бумаги и угасает, чтобы появиться вновь. Череп читает по абзацу высокие, немного колючие буквы ведьминого почерка. Бегло проходится глазами по строкам, странно написанные слова угадывает с первого слога. Строки вьются перед взглядом, то и дело налезая друг на друга, как вьются под ногами надоедливые кошки, приходящие весной.

***

Ведьма читает письмо, внимательно вчитываясь в каждое предложение. Тут и там строки обрываются зачеркнутыми словами, их места занимают другие, по мнению Черепа, более подходящие или более точные. Писавший не брезгует длиннохвостыми запятыми и жирными точками — отчетливыми границами.

***

Письмо подходит к концу, неизбежно, хотя и медленно, незаметно. Местами оно «водянисто», местами — слишком подробно. Если бы Череп верил во всю ту чушь, что в Доме болтали о Ведьме, ему бы показалось, что он читает страницу какой-то колдовской книги или личного справочника Ведьмы. Но Череп не верит. Череп просто знает, что не в этом дело, не в магии. В сущности Ведьмы, в ее привычке так писать, хотя говорит она достаточно кратко, без излишек, как и он. Когда письмо кончается, в руках Череп держит бумажку с последними строками. Он сжигает его абзац за абзацем: отрывает от письма один, прочитав его, и подносит зажигалку к бумажной полоске. Полоска горит быстро, и вскоре от нее ничего не остается. Затем еще один абзац, и еще, и еще — и так до конца, пока все письмо не остается лежать на полу чем-то непонятным, может, пеплом, может, чем-то еще. Что там остается от волшебной бумаги? А от обычной?

***

В руках Ведьмы пылает конверт. Огонь жрет кофейные пятна, синие-синие буквы, гигантские точки, отрывистые фразы — одну за одной, одну за одной. Она быстро бросает взгляд на Кузнечика. Тот пожирает взглядом маленький костер, письмо, теряющее форму. Смотрит и не видит того, что видит Ведьма. А может, и видит. В руках Ведьмы пылает маленькая частичка Черепа, в ладонях Черепа сгорает крохотное отражение Ведьмы.