В рабочие часы

— И снова мы с вами остались наедине. Подумать только, — Джеймс улыбается широко и зазывно. Откинувшись на спинку кресла, выгибается в позвоночнике — обнажает полосу кожи над краем джинсов и вытягивает ноги под столом. Фассбендер — чисто статуя. Провожает тяжёлым взглядом. Молчит. — Не ожидал увидеться раньше четверга, — признаётся Джеймс. Крутанулся бы на кресле для пущего эффекта, да не хватает места между стеной и широким письменным столом. — Признавайтесь, детектив: соскучились? Фассбендер смотрит на него так, что впору бить тревогу и спешно продумывать пути к отступлению. Не то чтобы у Джеймса были причины для беспокойства, но он — исключительно любопытства ради, не более! — окидывает кабинет быстрым взглядом. Дверь заблокирована: Майкл, застывший в проходе, хмурится, прячет руки в карманах пальто и как бы невзначай разводит полы в стороны, демонстрируя пояс с зачехлённым табельным оружием. Помимо двери, в кабинете есть широкое окно. Замечательное окно, отмечает Джеймс и задумчиво проводит кончиком языка по губам. Незапертое решёткой, широкое. И что с того, что второй этаж, а внизу — голый асфальт? Фассбендер оборачивается — запирает дверь на замок и делает шаг к своему письменному столу. Опирается о его край ладонями. Осклабившись, разглядывает Макэвоя сверху вниз. Благо что врождённой наглости оказалось недостаточно, дабы дожидаться детектива, закинув обе ноги на заваленный документацией стол. Вообще-то, Джеймс всерьёз рассматривал такой вариант, но вовремя передумал. Он и так заявился сюда почти без спросу — согласно договорённости, Фассбендер должен был встретить его внизу у главного входа. Но на улице было сыро и ветрено, так что Макэвой, ничтоже сумнящеся, без особых проблем прошёл в департамент, где обнаружил, что Майкл забыл запереть кабинет на ключ. Очевидно, не ожидал от Джеймса такого нахальства. А зря. За последние четыре месяца физиономия Макэвоя примелькалась здесь сверх всякой меры, так что проникнуть сначала в департамент, а потом и в чужой кабинет не составило труда. Обаятельного и острого на язык посетителя здесь любили. Особенно — юные практикантки, с которыми Джеймс вёл себя особенно обходительно. Самому детективу Фассбендеру эта физиономия уже порядком успела набить оскомину. Глазастая, выразительная, сияющая извечной улыбкой, она раздражала до дрожи в коленках. Хотя бы потому, что преследовала Майкла везде и всегда. На работе. В любимом супермаркете, на людной улице. Даже в душевой кабинке и перед сном: закрываешь глаза — и вот она, здравствуйте, так и красуется перед внутренним взором. Открываешь глаза — и всё то же. Майкл делает глубокий вдох и скалится ещё шире. После двух выкуренных в ожидании сигарет жуть как хочется третью: что поделать — нервы. — Присаживайтесь, — ухмыляется Джеймс. — Чувствуйте себя как дома. С тех пор, как он выкрутился из текущего дела Майкла, по которому изначально проходил как основной свидетель, логично было ожидать, что их регулярные встречи с детективом сведутся к нулю. Но не тут-то было: напротив, Макэвой начал путаться под ногами пуще прежнего. Теперь без конца всплывали маловажные, толком не помогающие, но необходимые для уточнения детали, которые Джеймс вспоминал почему-то поочерёдно, небольшими порциями с интервалами в два-три дня. Фассбендер сам не понял, как так получилось, что его личный номер вместе с домашним адресом оказался забит у Макэвоя в телефонной книжке, а Джеймс, озаряя окрестности страсть какой паскудной улыбкой, завёл себе привычку время от времени заглядывать в гости. Угощать Фассбендера с его бессменным напарником горячим кофе, свежими круассанами из ближайшей пекарни (чёрт, Майкл терпеть не мог слоёную выпечку) и узнавать, как у них вообще идут дела. При первых же признаках появления Джеймса на горизонте Маккуин принимался похабно ржать, хлопал их обоих по плечам и в красочных выражениях описывал донельзя радостные перспективы. Перспективы пугали разлётом фантазии, но Макэвой не спорил. Улыбался, исподлобья поглядывая на хмурого Фассбендера, и заботливо стряхивал с его костюма невидимые пылинки. Ну, и что с ним таким делать? — Мистер Граймс, двадцать седьмое октября, с восьми до девяти вечера, — сухо произносит Майкл. — Вы сказали, что знаете, где он был и что делал в этот временной промежуток. — Вам торчать на ногах ещё не надоело? — очень вежливо интересуется Джеймс, пропуская вопрос мимо ушей. — Вы у дверей почти сорок минут стояли, ждали меня. Я из окна видел. Слова срываются с языка раньше, чем он успевает их обдумать. Выводить Фассбендера из себя — пускай даже такими дурацкими, наивными подколками — жуть как весело. Несмотря даже на то, что при виде лица детектива, застывшего непроницаемой маской, смешок встаёт поперёк горла. Хочется продолжать говорить. Глаза в глаза, придвинувшись ближе. Наблюдая за реакцией. Упиваясь тем, как расширяются зрачки в прохладной, голубой со стальным отливом радужке. Ещё (раньше времени об этом лучше не думать) очень хочется более тесного контакта. Фассбендер красив, как чёртова античная статуя с этим его бесстрастным взглядом, хорошо слаженной фигурой и безупречным пальто. Он весь — знакомый до мелочей. Джеймс говорил с Фассбендером уже столько раз, что знает его целиком, до кончиков пальцев, до усмешки в уголках губ. До мельчайших деталей. Знает его расслабленным и улыбающимся, вымотанным, злым, и таким, каким он может быть, когда устало давит на веки подушечками пальцев или трет виски, когда пьет крепкий кофе, хмурит брови, вертит в руках документацию, курит, выдыхая терпкий дым, глотает сигаретную горечь и запах табака, уже, наверное, въевшийся в кожу и всю одежду пропитавший насквозь, сколько ни стирай. Этот запах Джеймсу хочется слизнуть с тонких губ и длинных пальцев. Вжать чёртова детектива Фассбендера в край стола, нагнуть, губами коснуться шеи, укусить, чтобы болезненно зажмурился, выдохнул, выстонал его имя. Джеймсу хочется ещё много чего. Всеми, чтоб их, фибрами. — Благодарю за беспокойство, — отзывается Фассбендер, когда пауза в кабинете растягивается до неприличия. По его губам скользит тонкая, почти неразличимая тень улыбки. — Не утруждайте себя. Я и постоять могу. Джеймс не отвечает. Издаёт приглушённый смешок, вскидывает подбородок и утыкается взглядом в серый монолит потолка. Он уже давно решил: напролом идти нет никакого смысла. Всё должно быть по-честному — наравне, и свой сегодняшний ход он уже сделал. Ну, почти. — Вообще-то, — признаётся Макэвой, не без труда удерживая на лице серьёзное выражение, — я вам соврал. Нет у меня никаких важных сведений о мистере Граймсе. Не сегодня. Он не смотрит на Фассбендера, но краем глаза видит, что тот, вздохнув, стягивает с плеч пальто, оставляет на вешалке у двери и, невесть зачем закатав рукава рубашки, подходит ближе. Когда Майкл оказывается у Джеймса за спиной, тот спешно прикусывает губу, чтобы не выдать себя улыбкой. Чужие ладони опускаются на плечи. Пальцы сжимаются сильной хваткой. Захочешь — не вырвешься. Хорошо, что вырываться нет никакого желания. — Ладно, — говорит детектив. — Я понял. Будем считать, что я даже не удивлён. Так зачем вы здесь? Выдох. Вдох. Выдох. Счёт до пяти и обратно. А вот теперь можно расплыться в улыбке. — Надеялся, что мы оба получим удовольствие от этой встречи. Фассбендер у него за спиной негромко усмехается. Воздух в запертом кабинете не сказать, что искрит, но заметно сгущается. Становится тяжелее, жарче. Джеймс сначала не понимает, в чём дело — а потом чувствует, как пальцы детектива, скользнув с плеч, осторожно касаются его открытой шеи. Отбивают неспешный ритм подушечками — по движению на каждый удар сердца, — скользят за ухо и там, легко огладив, вдруг замирают. — Знаете, мистер Макэвой, — задумчиво тянет Майкл, — в моих силах сделать так, что я вас убью, и мне ничего за это будет. Его голос чуть более хриплый, нежели обычно, и Джеймс, вслушиваясь, на пару секунд прикрывает глаза. — Какой дешёвый блеф для профессионала вашего уровня. — Маккуин меня прикроет. — Неправда — я ему нравлюсь. — Чушь. Я нравлюсь ему больше. — Но не больше, чем нравитесь мне, — Джеймс пытается обернуться, чтобы встретиться с Фассбендером взглядом и подмигнуть. — И уж тем более не больше, чем я — вам. Полно, детектив. Вы не собираетесь от меня избавляться. Я для этого слишком… Пальцы зарываются в волосы у него на затылке и с силой удерживают, фиксируют положение головы, не позволяя обернуться назад. — Слишком дотошный? — заканчивает за него Майкл. — Обаятельный, — возмущённо фыркает Джеймс. — Не стоит отрицать очевидное. После такого воодушевляющего начала горячий выдох у самого уха воспринимается как должное. — Знаете, — губы коротко касаются виска, — вы меня уже до смерти задрали. Ещё нет, хочет сказать Джеймс, но молчит. До смерти — совсем не его специфика, хотя замечание, вне всякого сомнения, лестное. Маккуин однажды в шутку назвал это химией. Так и заявил: между вами, ребятки, самая настоящая химия. Мол, сидишь с вами в одном помещении – и уже через пару минут хочется выйти и подышать в пакетик. Маккуин всегда был на удивление прозорлив. Джеймс любит лениво улыбаться детективу Фассбендеру — хотя про себя он предпочитает называть его просто Майклом, — касаться его ноги под столом, носком ботинка медленно водить по идеально чистым брюкам от щиколотки до колена, пока прохладный взгляд не подёрнется душной дымкой. Любит тянуть рот яркой улыбкой, накрывать ладонью ладонь и разговаривать, разговаривать, разговаривать о чём угодно. Жаль только, что все беседы так или иначе сводятся к протоколам допроса и одним и тем же темам раз за разом по кругу. Джеймс всё-таки разворачивается, крутанувшись в кресле и оказываясь с Фассбендером лицом к лицу. Он не для того пришёл, чтобы пропускать всё самое интересное. И, дьявол, это очень вовремя: Майкл красивый даже сейчас — с темными кругами под глазами, колкой рыжеватой щетиной, измятым воротником рубашки и едва заметно дрожащими руками, которыми цепляется за подлокотники кресла, нависая над Макэвоем сверху. Нестерпимо красивый. Хоть обратно разворачивайся, лишь бы не видеть. — Ты мне скажи, Макэвой, — вдруг изрекает Фассбендер. Склоняется совсем низко, вжимает в спинку кресла и произносит эти слова едва слышно Джеймсу прямо на ухо. Не говорит даже – произносит на выдохе, сухо и жестко: – У тебя совесть есть? Вместо ответа Джеймс молча мотает головой. Совестливость у него если и наблюдалась, то исключительно в состоянии глубокого коматоза. Ничего удивительного — от этого разговора у него, готового ко всему, и без угрызений совести голова идёт кругом. — Ясно, — Майкл улыбается с подчёркнутой вежливостью и, на секунду отстранившись, почему-то лезет в карман брюк. — Я так и думал. В следующие секунды происходит сразу несколько любопытных вещей. Во-первых, Фассбендер убирает руки с подлокотников и достаёт что-то металлически лязгнувшее из кармана брюк. Во-вторых — он склоняется ниже, быстро, словно боясь передумать и остановиться. Джеймс не успевает отреагировать: к его губам жмутся чужие губы. Горячие, сухие. Пропахшие табаком. Вау, думает он. С ума сойти. И всё бы ничего, если бы не третий подпункт. Им оказываются наручники, холодно и звонко брякнувшие сталью. Джеймс отшатывается, поняв, что произошло, ещё до того, как утыкается взглядом в металлическое кольцо, приковавшее его запястье к поручню кресла. А вот это уже совсем не круто. Наверное. Скорее нет, чем да. И, в-четвёртых — Майкл снова подаётся вперёд и напоследок проводит кончиком языка по уголку его рта. Самодовольно ухмыляется. Отходит к окну. — О, — говорит Макэвой, — так вот чему нынче обучают в департаменте. — Не совсем, — заверяет его Фассбендер, — просто я многосторонне развитый. И, к слову, — подчёркнуто не замечая того, как Джеймс натягивает цепь наручников, он переводит взгляд на настенный циферблат, — через три часа у меня обеденный перерыв. Не желаете составить компанию? И, чёрт подери, о чём речь: само собой, Джеймс желает. О чём незамедлительно сообщает детективу, не скупясь на самые цветастые выражения. Замолкает, лишь осознав, как довольно блестят светлые глаза. Очевидно, у Фассбендера на его выходки успел выработаться иммунитет. Как-то даже обидно выходит: для кого тогда был весь этот поток красноречия? — Вот и замечательно! — детектив одаряет Джеймса счастливым оскалом и, обойдя стол с другой стороны, забирает лежащую на краю папку. — Я закажу столик и зайду за вами в половину второго. Надеюсь, вам нравится тайская кухня. Он скрывается за дверью, заперев кабинет на ключ, прежде, чем лишившийся дара речи Макэвой успевает выпалить в ответ что-нибудь в должной степени язвительное. Только тогда Джеймс, переводя дыхание и ошалело глядя Фассбендеру вслед, позволяет себе расплыться в до одури широкой улыбке. Макэвой ждал четыре месяца, и нет ничего дурного в том, чтобы подождать ещё три лишних часа — уж он-то знает: детективу Фассбендеру придётся с лихвой компенсировать ему каждую из этих минут.