Хозяйка смерти

      Кошмары вернулись, и я снова оказалась на грани сумасшествия. Кофе больше не помогал, и скрываться от видений становилось все сложнее. Я знала, что через неделю-другую они будут преследовать меня и наяву- Помнила их пустые глазницы, следящие за мной из темноты, и те ярко-красные узоры на коже, которые оставались от ледяных прикосновений. Удивительно, как сильно обжигали холодные пальцы.       Я отказалась от попыток замаскировать синяки под глазами. Главное – не дать маме заметить, что я снова схожу с ума. Так или иначе, её таблетки делали только хуже. Мысль о беспомощности пугала меня сильнее всего. От одного только взгляда на ворох сушёных трав в маминой комнате мне становилось плохо. - Представляешь, видела его с этой сукой, прогуливались за ручку, - Ника почти кричала, опустошая мой холодильник. Громкий голос вернул меня к реальности. – Фу, мерзко даже представить, ей же далеко за 30, куда она лезет!       - Угу, - я стояла у окна и наблюдала, как чистая кухня со скоростью света превращалась в свинарник.       - Мама постоянно орёт, что никто не работает, братьям всё до одного места, а я, между прочим, два дня ничего не ела, - Ника уже соорудила себе стопку бутербродов и разогрела сковороду для яичницы. – Будешь?       - Нет, я не голодная, - мне не осталось ничего, кроме как соврать. Мама не любила гостей, и она бы в жизни не поверила, что я одна съела столько еды. Придется поголодать, чтобы не вызвать подозрений. – Как думаешь, мне стоит снова пить таблетки?       - Ты об этих твоих психозах? Да пройдёт все, раньше ж проходило, - отмахнулась Ника. – Я проследила за этой тёткой, живёт недалеко отсюда, думаю, может, подкараулить... Как думаешь?       - Думаю, оно того не стоит, - я подобрала с пола яичную скорлупу. – Ник, серьезно, у меня снова кошмары.       - Ну, у твоей мамы остались ведь еще таблетки? Всё быстро пройдёт. Саш, у тебя есть выпить? Не могу эту суку из головы выкинуть.       - Таблетки? Мне от них только хуже, разве не помнишь? Ничего из-за них не соображаю.       - Ну, не пей, - Ника принялась рассматривать содержимое кухонного шкафа. – У твоей мамы тут коньяк всегда стоял, не могу поверить, что она его убрала.       - Ты что, с ума сошла? Знаешь же, что скандал будет. Поешь лучше, - я протянула ей бутерброд, закрывая дверцу.       - Да ладно, я ж чуть-чуть, - Ника рассмеялась. – Подумаешь, сто грамм, никто не заметит, – она дотянулась до полупустой бутылки на верхней полке.       - Ты ведь знаешь, что заметит, - я попыталась выхватить коньяк, но подруга со смехом увернулась. – Поставь на место.       - У неё этих бутылок c десяток по всему дому расставлено, - Ника вытащила пробку и отхлебнула прямо из бутылки. Я чуть не расплакалась – теперь скандала не избежать. – Отольешь из другой какой-нибудь, или воды добавишь. Да ладно тебе, расслабься, выпей, - она налила немного коньяка в стакан и протянула мне. Я покачала головой, и Ника осушила его в два глотка. – Ты правда сходишь с ума, раз отказываешься. Коньяк-то хороший.       - Не смешно, - бросила я. – От алкоголя мне станет только хуже.       - Или лучше – не узнаешь, пока не попробуешь, - Ника снова отхлебнула из бутылки. – У тебя галлюцинации еще не начались? Ну, как в тот раз? – Я покачала головой. – Значит, все в порядке, не хочешь пить таблетки – пусть мама тебе отвар приготовит, она же любит с травами повозиться. Кстати, у неё там нет ничего интересного?       Ника ехидно улыбнулась и, пританцовывая, направилась в сторону маминой спальни. Бутылку из рук она так и не выпустила.       - Не волнуйся, я знаю правила, - Ника попыталась меня успокоить. – Ничего не трогать, следов не оставлять. Никогда не понимала её маниакальной тяги к порядку, - она кивнула в сторону стоки аккуратно сложенных на кресле свитеров. – Пусть одежда, но у неё даже эти склянки в ряд стоят.       Все шкафы и полки были заставлены банками. Ника принялась вычитывать названия хранящихся в них трав, выискивая что-нибудь интересное. Я знала все надписи наизусть – шалфей, пижма, чистотел, белладонна, алтей, солодка… О том, что некоторые травы были далеко не безобидными, я старалась не думать.       - Даже скурить нечего, - Ника рассмеялась и, чуть не налетев на дверной косяк, выскочила из комнаты. – Где твоя кошка, кстати? Мать до сих пор не заметила, что ты животное с улицы притащила?       - Не заметила,- скривилась я. – Ириска умная оказалась - прячется под кроватью, когда слышит чужие шаги.       - Или просто шарахается от запаха алкоголя. В этом вы с ней точно похожи. Киса-киса, - Ника опустилась на четвереньки и подползла к моей кровати. – Иди к мамочке.       Я тут же подхватила коньяк, который подруга поставила на пол. Отпито было совсем немного, и я с облегченным вздохом вернула бутылку на полку.       - Так и не вылезла, - Ника зашла на кухню вслед за мной и принялась уплетать бутерброд. - Одни глаза сверкают.       От мысли о сверкающих глазах по моему телу побежали мурашки. Ещё чуть-чуть и, кажется, на коже снова появились бы ледяные ожоги. Я встряхнула головой, прогоняя пугающий образ.       - Ник, честно, в этот раз всё по-другому. Раньше между приступами было полгода, не меньше, а тут не прошло и двух месяцев. Я боюсь ложиться спать, боюсь оставаться одна. Если мама узнает, она меня убьёт. Залечит своими отварами до смерти. Помнишь, в прошлый раз я была почти что овощем, а она всё кричала, что я сдохну, если не заставлю призраков уйти.       - Ты что, веришь, что это призраки? – Ника рассмеялась и тут же прикрыла рот, чтобы еда не разлетелась по кухне. – Да брось, просто нервы у тебя ни к чёрту. Я там валерьянку видела в одной из банок – то, что тебе нужно.       - Не хочу пить ни травы, ни таблетки, - твёрдо сказала я. – Хочу быть просто нормальной.       - Знаешь, мне иногда кажется, что вокруг столько сдвинутых, что ненормальность и есть норма. Так что, подруга, если следовать этой философии, ты – последняя надежда человечества на адекватность.       - То есть, самая сдвинутая? – усмехнулась я. – Странная у тебя философия.       - Зато успокаивает, когда я чувствую, что схожу с ума.       - Дай знать, когда начнешь галлюцинировать, я первая поприветствую тебя в нашем клубе.       - Перейду на вашу сторону в обмен на выпивку, - рассмеялась Ника и, помахав бутербродом, добавила, - и еду.       Небо затянулось тучами, и Ника поспешила убежать домой, прихватив остатки яичницы с собой. Я осталась единственным членом своего клуба сумасшедших. Уборка кухни заняла минут двадцать, несмотря на то, что треть времени я провела поглядывая на часы и входную дверь, – мама должна была вернуться с минуты на минуту. Она уже несколько лет не поднимала на меня руку, но страх перед болью был записан на подкорке, и я поспешно уничтожала все улики присутствия подруги. Живот сводило от голода, и я изо всех сил напрягала пресс в надежде, что желудок уймётся. Порция еды, отведенная мне на сегодня, была съедена Никой, и каждый кусочек сверх нормы выдал бы нас с потрохами.       Но мама не пришла ни через час, ни через два. Мерзкий дождь, брызгающий в окна, уверенно перерастал в грозу. Ветка ореха за мутным стеклом напоминала скрюченные пальцы чудовищ, которыми меня пугали в детстве. Я поспешила в ванную – единственную комнату без окон, - надеясь, что горячая вода поможет расслабиться. Ириска, почувствовав, что дома никого нет, кроме меня, выскочила из-под кровати.       - Проголодалась? – я протянула ей кусочек колбасы и провела рукой по мягкой рыжей шерсти. – Я в душ и назад, поохраняешь дверь?       Тихое мурчание я приняла за согласие.       Я изо всех сил старалась унять дрожь в теле. Избыток кофе давал о себе знать. Мышцы болели от постоянного напряжения; мозг требовал сна, но при этом продолжал лихорадочно искать способы избежать его. Мысли то и дело уводили меня в детство, напоминая, что видения пугали меня далеко не всегда, но я никак не могла понять, что же изменилось.       Я помнила маленькую девочку с огромным синим бантом в золотых волосах. Мне было пять, и я упрашивала маму купить мне такой же бант или хотя бы ленту, но мама упрямо заявляла, что никого не видит.       А ещё я помнила высокую женщину с ярко-зелёными, как молодые побеги, глазами. Её длинные каштановые волосы всегда были распущены. Мне нравилось, как слегка неопрятные пряди развевались во все стороны от малейшего ветерка. Она приходила каждую ночь и пела мне колыбельные. Нет, она, как и все видения, не могла говорить, но я следила за легкими движениями губ и представляла, что она поёт.       Не было ни пустых чёрных глаз, ни ожогов, ни страха. Я могла часами придумывать истории о невидимых друзьях. Иногда они улыбались, а иногда – правда, очень редко, - я даже находила небольшие подарки у своей кровати, – конфеты или полевые цветы. Мне казалось, что приносила их та женщина с зелёными глазами и ласковой улыбкой.       Несмотря на высокий рост и почти что болезненную худобу, я всегда была выносливой, и это помогло избежать травли. Если в детстве мне было мало настоящих друзей, что ж, мне прощали друзей выдуманных. Считалось, что виной всему было слишком уж бурное воображение, и взрослые с нетерпением ждали, когда я «перерасту и прекращу пичкать их детей этими странными байками».       Но я знала, что видения были настоящими. Полупрозрачными, молчаливыми, воздушными, но настоящими. Я не помнила, как всё изменилось. Каждый вечер перед сном в моей голове начинал крутиться беспорядочный рой мрачных мыслей, и итог всегда был один – я засыпала с уверенностью, что те друзья никогда не вернутся. Их прогонят если не таблетки, то новые жуткие преследователи. Эта ночь не стала исключением, но именно с неё всё началось.       Я так и не дождалась возвращения мамы. Близилась полночь, глаза начинали слипаться. Я выпила несколько чашек кофе, но мозг отказывался оставаться в сознании. Лёжа на твёрдом матрасе, я рассматривала серые разводы на потолке, впадая в странный, но такой приятный расслабившимся мышцам транс. В квартире было тихо, будто кто-то выключил все звуки вокруг, оставив только дождь. Я молилась в надежде, что ночь пройдёт спокойно, потому, что понимала, - защитить меня некому. Никакие высшие силы не могли заставить призраков уйти. Это могла сделать только я сама, ценой душевного здоровья.       Казалось, прошло несколько минут, когда я очнулась от транса. Тишина перестала давить на уши – она сменилась монотонным гулом десятка голосов. Липкая от пота, я сидела на кровати и жадно хватала ртом воздух. Вокруг была только густая чернота, такая тягучая, противная. Она давила на грудь, мешая дышать. Приступы сухого кашля раздирали горло, из глаз уже катились слезы. Сбросив скомканное одеяло на пол, я подставила мокрое тело под поток свежего воздуха.       Боковым зрением я уловила что-то белое, быстро проскочившее в двух метрах от меня. От испуга кашель вернулся.       Всего лишь шторы. На улице бушевала гроза, и легкая ткань взвивалась вверх от резких потоков ветра. Пара шагов босиком по холодному полу - и я с силой закрыла окно. Наверное, меня разбудил раскат грома или стук дождя о железный отлив. А может, виной всему были вернувшиеся кошмары. Я не могла скрыться от них ни во сне, ни наяву.       Мысль о видениях отозвалась тупой болью внизу живота. Глоток воды. Полжизни за глоток воды. Я быстро проскочила коридор, переступая скрипящие доски. Из-за двери маминой спальни послышалось недовольное кряхтение       – она всегда чутко спала. Через маленькую щель сочился до тошноты сладкий запах алкоголя и сигарет. Прошло гораздо больше времени, чем я думала. Я не слышала, как она вернулась, но с облегчением поняла, что пропажа коньяка осталась незамеченной.       Не включая свет, я дрожащей рукой нащупала полупустой стакан. Жидкость ничем не пахла, но я предусмотрительно вылила ее в раковину и наполнила стакан заново.       - Иди спать, хватит шляться! – голос мамочки перекрыл новый раскат грома. Она продолжала недовольно бурчать, когда я тихо проскользнула обратно в комнату. Часы показывали четыре. Бесконечное тиканье начало действовать на нервы, я упала на кровать и заткнула уши руками – только бы спрятаться от этого звука! Часы упорно продолжали тикать. Раз – капли дождя забарабанили сильнее. Два – окна содрогнулись от нового раската грома. Три – вспышка молнии осветила картины на голой стене. Четыре – мне захотелось вырвать эту дурацкую секундную стрелку.       Длинная ночнушка липла к ногам, спине, груди, она сковывала движения, будто меня закутали в кокон. Густая чернота навалилась на меня, а вместе с ней вернулись и видения. Я видела, как их скрюченные пальцы, больше похожие на птичьи когти, тянулись ко мне со всех сторон. На меня обрушился целый шквал голосов, и я не могла понять, что это было – сон или сумасшествие. Из темноты на меня смотрели чужие глаза, и с каждым щелчком секундной стрелки их становилось все больше. Нет, эти глаза не горели огнем, их взгляд не обжигал. Они казались пустыми, мертвыми, будто смотрели на меня и в то же время ничего не видели. Я ждала их, но не этой ночью, не сейчас.       - Мама, мама, мамочка, - тихо повторяла я с надеждой и страхом, что она меня таки услышит. Я никак не могла решить, что хуже – сдаться видениям или признаться маме, что я снова вижу то, что видеть не должна. – Слишком скоро, слишком быстро! Вас здесь нет, нет, нет…       Пальцы, сжатые в кулак, расцарапали ладони до крови. Я тихо пискнула, когда что-то влажное коснулось моей ноги, и Ириска тут же свернулась в клубок, уткнувшись носом в мое бедро. Маленький рыжий комок шерсти не смог прогнать призраков, но ощущение того, что я не одна, придало мне смелости.       Еще минуту я вглядывалась в матовый блеск глаз, которые следили за мной в ответ. Мне нужно было время, чтобы собрать те крохи смелости и здравого смысла, что у меня остались, и вложить их в такое короткое, но твердое «Вас здесь нет». Я осторожно подхватила Ириску и, разгоняя видения свободной рукой, снова выскочила в коридор. Дверь громко хлопнула. Я со страхом ждала крика матери, а может, наказания и похуже. Но ничто не заставило бы меня сейчас вернуться в ту комнату.       Новые раскаты грома испугали Ириску, и она впилась когтями мне в ключицу. К очевидному сумасшествию добавилась физическая боль.       Капли дождя продолжали барабанить в окно, заглушая голоса в моей голове. Вспышки молний то и дело освещали коридор, прогоняя страх - страх перед видениями, но не перед гневом матери.       - Если она проснется, мне придется рассказать о том, что я видела, - прошептала я то ли себе, то ли Ириске. Она замурчала в ответ. – Я снова буду пить таблетки и окончательно отупею. Хотя, это просто мелочи – нам с тобой и так придется несладко, если мы разбудим мамочку среди ночи.       У меня получилось выдавить вымученную полуулыбку. Те видения наверняка бы оценили.       - Но мы с тобой можем переночевать в ее комнате, если сумеем тихо туда пробраться, а утром скажем, что испугались грома, - немного расслабившись, я потрепала котенка за ухом. – Даже если нам влетит, это будет не так страшно, как признаться, что я снова вижу их. Только спрячься за мной, помни, что тебя не должны видеть.       Я подкралась к маминой спальне и медленно открыла дверь, проклиная скрипящие петли. Там, у стены, должен быть маленький коврик – безопасный уголок, в котором можно спрятаться. А на кресле всегда можно найти свитер или кофту, чтобы укрыться от сквозняка.       Я старалась дышать ртом и сдерживать рвотные позывы. Запах коньяка и сигарет знаком мне с самого детства, но я так и не смогла к нему привыкнуть. Прислушиваясь к тихому сопению со стороны кровати, я принялась обшаривать кресло в поисках одежды. За что можно быть благодарной матери, так это за ее любовь к порядку: бутылки стояли ровным рядом у стены, сигареты лежали на полу строго параллельно доскам, а кофты были сложены аккуратной стопочкой.       Меня не покидало чувство, что за мной наблюдают, но я боялась лишний раз повернуться в сторону кровати, чтобы, не дай Бог, не встретиться взглядом с мамой. Устроившись в гнёздышке, я старалась смотреть только на серые обои и устроившуюся возле меня Ириску. Я знала, что она спрячется под моей кроватью до того, как мама проснётся.       Новый раскат грома.       - Иди спать, хватит шляться!       Я притянула потрепанный свитер к груди и замерла. Голос мамочки я не спутаю ни с чем. Он никогда не звучал так громко. В нем никогда не было этой хрипотцы, сколько бы она ни курила.       Я резко вскочила, ударившись локтем о стену. Кровать мамы была пуста, а из темноты на меня смотрели чьи-то черные глаза.