***
Ночь аккуратно сматывала тёмное покрывало, но оно, всё застревая, то тут, то там цеплялось за макушки сосен. А фея до сих пор не сомкнула глаз. Но ничего, выспится днём, после того как поможет цветам на поляне распуститься. В конце концов, это уже не её главная работа. Уже несколько лет как не главная. — А что, если мы всё делаем неправильно? Если всё зря, Э.Л.Р.О.? — вопрошала она. — Что если нам нужно было просто дать ему превратиться в тролля до конца? Ему было бы легче... Энт медленно поморщился. Во-первых, в знак несогласия со словами своей крохотной собеседницы, а во-вторых, потому, что не любил, когда его называли сокращённым именем. — Ма-аленькие нетерпели-ивые созда-ания, — ответил человек-дерево, растягивая слова, в характерной для своей расы манере. — Ве-ечно вы торо-опитесь, будто не можете подожда-ать год-два... «Ле-егче» не значит «лу-учше»; «ле-егче» не значит «пра-авильнее»... — взгляд энта устремился в пустоту. — Ле-есом управля-яют существа-а гора-аздо более могу-ущественные и разму-умные, чем ты... чем я... И если у ма-альчишки сохрани-ились при-изнаки друго-ой ра-асы, значит, так ну-ужно. Зна-ачит, это ещё сыгра-ает для него роль в жи-изни. Зна-ачит, твоя зада-ача – поддержа-ать в нём это... человеческое.Часть 1
10 февраля 2016 г. в 00:01
С десяток светлячков скреблись, толкались и ворчали что-то явно недоброе на своём скрипучем жучином языке, ползая в крошечной сетке почти в центре помещения. От этого голубоватый свет становился неровным, мерцал. Но всё же его хватало, чтобы сносно видеть стол, тетрадь и стопку книг с коваными уголками.
Снаружи давно опустилась ночь, но внутри исполинского полностью выгнившего дерева было тепло и уютно.
— Огонь – первозданная энергия, — диктовал тонкий, будто хрустальный голосок. — Даже пламя одной-единственной свечи способно сжечь дурные мысли и намерения. А уж в умелых руках...
Сама учительница восседала на кончике стеклянной крышки, венчавшей маленькую чернильницу. Ох и дорого же она им досталась! Впрочем, сейчас не до этого...
— Зво-онкая... — любому нормальному человеку этот звук показался бы воем голодного зверя, но фея точно знала: её ученик бессовестно жалуется. – Давай завтра допишем... У меня уже рука устала... — в подтверждение своих слов он высунул широкий язык и пару раз лизнул покрытые рыжей шерстью пальцы. Вмятины от пишущего инструмента на них и правда были внушительные: сколько ни билась фея, так и не приучила его сжимать стальное перо слабее... — И вообще, писанина – не занятие для троллей... — добавил он и почему-то отвёл взгляд.
Фея мягко спорхнула с облюбованного места и так же невесомо опустилась у самого носа троллёнка.
— Кыр, — она чуть склонила голову набок, попыталась поймать взгляд густо-болотных глаз, но не смогла. — Это сейчас ты сказал, или твой отец?
Троллёнок положил на стол руки, тем самым отгородившись от феи ещё больше, и глухо пробурчал:
— Отец... И братья... И сестра... И мать тоже...
Фея чуть опустила золотые крылышки.
— А... Тебе самому нравится у меня учиться?
— Конечно, нравится, — в «болоте» радужек тут же появилось по нескольку светло-зелёных «огоньков».
Кыр не лукавил: ему действительно нравилось всё, чем бы они со Звонкой ни занимались. Ни одному существу ни своей, ни чужой расы он не мог доверять так сильно, ни с кем не чувствовал себя спокойнее.
И почему-то именно лицо Звонкой было первым, что он вообще мог вспомнить в своей жизни.
— Тогда ведь тебе не обязательно повторять то, что говорят другие? — вкрадчивым голосом уточнила фея.
Кыр убрал руки со стола и, наконец, улыбнулся. С его кривым набором зубов и двумя вечно торчащими изо рта клыками это было непросто, но он старался.
Звонкая поднялась в воздух и потрепала каштановую чёлку с рыжими подпалинами.
— Иди домой. Я думаю, на сегодня с тебя хватит.
В его глаза будто кто меди подсыпал: так и пыхнули.
— Проводишь меня?
— Конечно.
И троллёнок полез на стол: нужно было ещё снять и выпустить пленных светлячков...