It's fucking killing me

Они лежали в одной постели, пытаясь заснуть. Только вот каждому мешали их собственные мысли, никак не желающие покидать их головы. У Микки, например, никак не выходили слова Йена из головы… «Я снялся в порно». Чёрт, он так спокойно говорил об этом, так просто. И Микки бесится, потому что даже ударить его за это не может. Не может прогнать его. Не может бросить. Не может. По одной идиотской, но всем известной причине — он любит его и не хочет потерять, потому как, по-честному, парню кажется, что ему не светит кто-то лучше Йена. Но, чёрт возьми, быть с ним так тяжело. В особенности из-за того, что Милкович понимает и знает, что это не первая его измена. Боже, да он уверен, что это и не последняя. Не выдерживая, Мик со злостью скидывает с себя одеяло и выходит из комнаты. Йен, в свою очередь, удивленно пялится на хлопнувшую за брюнетом дверь и тяжело вздыхает. Сейчас единственная проблема Йена — стояк, который больно упирается в ткань его боксеров, а всё из-за Микки. Они просто целовались, когда Йен невольно начал возбуждаться. И брюнет, конечно же, почувствовал это, когда что-то твердое уперлось ему в бедро. А затем сразу же оттолкнул его от себя, проматерившись в подушку. И вот так он ведет себя уже хрен знает сколько времени, сводя Галлагера с ума. Ну, это началось, примерно, с того дня, когда Йен рассказал ему о съемках в порно. Но он ведь сделал это для Мика, им тогда нужны были деньги. И чем он ему отплатил? Парень только захотел отдать его в психушку после такого заявления. Пиздец, захотел и отдал, блядь. Позволил забрать его! Но вот заставить пить таблетки он его точно не сможет. Только вот теперь Мик с ним практически не разговаривает, не трахается… да даже на поцелуи с трудом отвечает. И Йен чувствует себя в тысячу раз хуже чем тогда, когда он под литием. Пока он думает об этом, дверь снова открывается, и Микки заходит обратно. Когда парень ложится в кровать, Галлагер еле-еле может почувствовать запах сигарет. — Ну и хули с тобой творится? — спрашивает Галлагер, поворачиваясь к брюнету, но тот уже отвернулся от него. Да еще и молчит, крепко зажмурив глаза. — Блядь, да я с кем разговариваю?! — Йен разворачивает его к себе за плечо, а сам приподнимается на локте. — Отвали, — в который раз за день просит Милкович. — … Я что, разозлил тебя чем-то? Обидел? — смягчается он, глядя, как Мик хмурится, когда он произносит это. — Боже, лучше просто заткнись, блядь, Йен. И засыпай уже нахер, — зло шипит Милкович ему в лицо, в результате чего Йен замечает, что у того глаза на мокром месте. Но прежде, чем он успевает что-то сказать, Милкович снова отворачивается от него, лишь бы не видеть эту веснушчатую рожу. — Эй, ты чего? — спрашивает Йен, приподнимаясь и ближе подбираясь к Микки, но при этом чувствуя себя даже слишком неловко: Микки никогда не плакал, и он совершенно не знает, что он такого мог натворить. И он уж точно не знает, что делать. — Блядь, да ты чо, издеваешься?! — срывается Микки, заглядывая в глупые зеленые глаза напротив. — Либо спи, либо уебывай отсюда, — вдруг предупреждает Милкович, сжимая челюсть. И Йен еще долгое время смотрит на него, будто бы пытаясь понять — шутит он или нет, а Милкович лишь упрямо смотрит в ответ. Тогда Галлагер презрительно фыркает, вставая с кровати и натягивая на себя джины вместе с футболкой. Брюнет же, приподнявшись на локтях, смотрит на него с совершенно непонятным выражением лица: будто бы он хочет сейчас размозжить рыжему башку и вцепиться в него, что есть сил, лишь тот не уходил. Одновременно. — Позвони, когда перестанешь быть таким мудаком, — зло выплевывает Йен, выходя из комнаты. — Думаю, ты будешь занят, трахая какого-нибудь пидора, — бросает Микки напоследок, но ответа не получает. — Вот же сука, — с такими словами он вылетает из комнаты, чтобы догнать этого придурка и вернуть обратно, но тот, как оказывается, и не уходил. Он стоит посреди гостиной с таким видом, будто бы он только и ждал, когда Микки прибежит к нему извиняться. — В этом вся проблема? — он смеется, вызывая у Милковича единственное желание — въебать, но он лишь проглатывает ком, подступивший к горлу. — Я с тобой, что от меня ещё-то нужно? Вообще… тебе напомнить, сколько раз ты мне изменял, а, Микки? — вдруг интересуется Йен. — Да, давай, напомни. Мне интересно послушать, — усмехается Микки в ответ, подходя к рыжему, чуть склонив голову набок. — Энджи, Светлана, её подруги-шалавы, — начал перечислять Йен. И, черт, ему казалось, их было больше. — И это только те, о ком я знаю, ты-то у нас… — Ты сам знаешь, почему я это делал! — кричит Микки, перебивая его. — Мы тогда даже и вместе-то не были, а сейчас… Чёрт, я даже и подумать не могу, со сколькими ты… пока меня не было рядом, — бормочет Милкович, чувствуя, что собственные слова причиняют боль. — Нет, я… — неуверенно начал Йен, но снова был перебит. — Скажи мне правду! — кричит Милкович. — Хотя бы раз, — еле слышно добавил он, подняв на него глаза. — Сколько? — Микки не знает, станет ли ему легче, когда он узнает это, но молчать он больше не может. Ему, блядь, больно. И у него не укладывается, как Йен мог сделать это ему. — … Двое, — наконец отвечает рыжий, опустив глаза. — Когда? — хмурится Микки, тут же понимая, что лучше ему от этого вообще не стало. — Вчера, — ему, на самом деле, становится ещё хуже, так что Микки так и остается стоять с чуть приоткрытым ртом, посреди комнаты. — Что? — тихо произносит он. — Это несерьезно. Просто, Мик, это… это просто… неважно, — начинает тараторить Йен, когда Микки судорожно выдыхает и отворачивается от него, пытаясь успокоиться. — Для тебя — может быть, — спустя момент усмехается он, разворачиваясь к нему лицом, и Йен тут же начинает жалеть о том, что рассказал ему. Он чувствует вину перед ним. Он, сука, так облажался. — Мик, — он мягко касается его плеча… и он, блядь, ненавидит то, что Микки вздрагивает от этого и отходит от него на шаг. — Не трогай меня, блядь, — брюнет с отвращением смотрит на парня перед собой. — Уходи, — вдруг говорит он, — и нехер мне больше мозги пудрить, — и уходит обратно к себе в комнату, хлопнув дверью. У Йена даже не было другого варианта, кроме как, сделать так, как ему сказали. Возможно, Микки просто нужно время.

~

Йен ждал. Целую неделю ждал. А это чертовски много для него — неделя без его Микки. Галлагер звонил, но Мик не брал трубку. Писал, но он не отвечал. Приходил к нему и стучал в дверь, по несколько, мать их, часов сидя у его двери, но ему не открывали. Ни-че-го. И главная проблема не была в том, что он чувствовал себя виноватым, нет. Главное было то, что он чертовски боялся — боялся так, как, блядь, никогда. Каждый пропущенный звонок, каждое проигнорированное сообщение — это заставляло его паниковать. И вот он уже стоит на пороге его дома с долбаными цветочками. Нет, ну, а что? Йен не знает, как извиняться перед парнями. Он не знает, как извиняться перед Микки. Так что Галлагер уверенно стучит в дверь, заранее закрыв ладонью дверной глазок. Через некоторое время он слышит Игги, который, матерясь, топает к двери. — Кто, блядь?! — парень за дверью сонно трет глаза. — Доставка пиццы, — пищит Галлагер. И только тогда дверь, наконец, открывается. Впервые, за всё прошедшее время с того разговора. — Эй! — тут же спохватился парень, запоздало поняв, кто перед ним, только вот Йен уже проскользнул внутрь дома. — Тебе сюда нельзя, блядь! — Игги пытается оттащить Галлагера за руку, но тот в разы больше и сильнее, поэтому ничего не получается. — Микки! — кричит Йен, когда оттаскивает от себя Милковича. — Его нет дома, придурок! — тогда Галлагер разворачивается к нему, зло нахмурив брови, некоторое время просто глядя на парня перед собой. — Ладно, — вздыхает он, наконец, — так даже лучше, — говорит он самому себе, проходя на кухню. — Ты чо делаешь? — ходя за рыжим по пятам, спрашивает Милкович, моля Микки о том, чтобы он еще добрых минут двадцать пробыл в душе. Игги было четко сказано не пускать сюда Галлагера, но он и с этим смог проебаться. — Где у вас ваза? — рыская по шкафчикам, спрашивает Йен перед тем, как положить букет белых роз на стол. — Ага! — радостно восклицает он, когда на глаза попадается искомый предмет. Он тут же наливает воду в ёмкость и ждет, когда она заполнится. Но вода как-то медленно течет из крана, и он поворачивается к брату Микки, лениво говоря: — Слушай, выключи воду, когда наполнится, о’кей? — не дожидаясь ответа, он проходит в гостиную, берет листочек и ручку, а затем возвращается обратно. Тогда стеклянная ваза уже стоит на столе, а Игги еле сдерживается, чтобы не заржать. Галлагер не обращает на это внимание, когда пишет на листе бумаги короткое «прости» и ставит букет в вазу, а записку сует в цветы, после чего направляется к двери, чтобы уйти. Остается только ждать. Но тут дверь комнаты Микки открывается, а из нее выходит сам Мик, вытирающий свои волосы. И даже в своей обычной белой футболке и черных, обтягивающих джинсах он выглядит чертовски привлекательно. — Кто приходил? — спрашивает он, пока еще не замечая Йена, который, кажется, и вовсе забыл, как дышать. Он и не думал, что так сильно скучал по его голосу. Блядь, да вообще по Микки. Он безумно скучал по Микки. — Ебало поверни и увидишь, — со злостью в голосе говорит Игги, теперь проклиная самого брата за то, что тот так быстро вылез из ванной. Видимо, не видать ему обещанной братом налички, так что он, вздыхая, уходит в комнату — Твою же мать, — стонет Микки, когда поворачивает голову на Галлагера. — Почему ты никак не поймешь… — начинает Микки. — Я кое-что принес для тебя, — перебивает его Йен, кивая на столик. И когда Мик замечает стоящие там розы. И сейчас он, кажется, готов взорваться от злости. Но затем он просто идет к этому столику и с секунду смотрит на эти розы, а потом и на записку. Тогда он поворачивается к Йену со свой очаровательной улыбкой на лице. И Йен как никогда чувствует, что что-то здесь не так. И правильно думает. Потому что в следующую же секунду, Мик берет эту чертову вазу и, как ни в чем не бывало, роняет её на пол, в результате чего, та разлетается на мелкие кусочки. — Упс, — спокойным тоном произносит он, когда проходит мимо Йена и снова запирается в своей комнате. — Вот же блядь, — с горечью произносит Йен, пялясь на дверь, за которой тот скрылся. Кажется, ему придется придумать что-то еще.

~

Но он отчаивается и, надравшись в хлам, идет к дому Микки с совершенно глупой идеей, за которую он, скорее всего, позже получит. Вообще-то он давно раздумывал это и, блядь, Галлагер учил этот отрывок и теперь знает это дерьмо наизусть, даже в пьяном состоянии в силах вспомнить его. А Микки, тем временем, как раз курит на балконе, и это кажется идеальным. Только вот как только он замечает Йена, то сразу же хочет уйти, но жуткий вопль снизу заставляет его остаться на месте. — «Что за блеск я вижу на балконе?» — Милкович буквально стонет в голос. Господи, это так неловко и тупо. — «Там брезжит свет. Микки, ты как день! Стань у окна, убей луну соседством». — Боже, что за придурок, — бормочет Мик, прикрыв глаза. — «Она и так от зависти больна, Что ты её затмил, — здесь он несколько раз икает, но все равно продолжает: — белизною» — при этом он размахивает руками, пока пытается кое-как цитировать строки из «Ромео и Джульетты». И, черт, Микки пытается не заржать изо всех сил. — «Оставь служить богине чистоты. Плат девственницы жалок и невзрачен. Он не к лицу тебе. Сними его. О милый! О жизнь моя! О…», — он неловко хмурится, видимо, пытаясь вспомнить слова. Ему всё время просто ужасно давалась эта часть. — Ну ты и долбоеб, Галлагер, — говорит Микки, невольно улыбаясь. — «Губами шевелит, но слов не слышно. Пустое, существует взглядов речь! О, как я глуп! С ним говорят другие. Две самых ярких звездочки, спеша По делу с неба отлучиться, просят Его глаза покамест посверкать», — тяжело дыша, всё говорит и говорит он, даже и не думаю замолкать. — «Ах, если бы глаза его на деле Переместились на небесный свод! При их сиянье птицы бы…» — Завали ебало! — кричит кто-то из соседнего дома, заставляя Галлагера остановиться. Он пытается вспомнить, на чем остановился, но когда поднимает глаза, Микки уже там нет. Он тяжело вздыхает и шагает к своему дому, пиная камушки. Какой там следующий план?

~

У него вообще-то и плана-то никакого не было. Это случилось совершенно случайно. И снова он был пьян… ну, а для чего ещё люди идут в «Алиби»? И Микки зашел именно тогда, когда Йен хотел уже уйти домой. То есть, на самом деле, это Кевин настоял на этом. Но потом зашел Мик, и Йен из унылого говна, ноющего бармену о своем парне, превратился в… — Эй! Можно минуточку внимания, пожалуйста?! — вдруг донеслось позади Милковича и тот обернулся, глядя на Йена так, будто еле сдерживается от того, чтобы не закатить глаза. Но тот смотрел на него, не отрываясь, пока все пьяницы в баре и все хипстеры также развернулись к парню, держащего микрофон в руке. Тогда он подозвал девушку с ярко-красными волосами и шепнул ей на ушко песню, которую нужно включить. Через мгновение на всё «Алиби» заиграла песня Arctic Monkeys — «I wanna be yours», и Микки всё же закатил глаза, когда Галлагер начал петь. Но он также не смог сдержать улыбки, когда понял, что тот, не отрываясь, смотрит на него. Это было так, блядь, по-гейски, и Микки сейчас ненавидел себя за то, что ему нравилось. Но пока Йен пел о том, что хочет быть его, он ушел из бара, слыша то, как парень напоследок проорал в микрофон: — Вернись ко мне, блядь! Ага, сейчас.

~

Проходит всего день, когда Йен снова заявляется вечером к ним домой, но на этот раз ему открывает Колин. — Микки дома нет, — просто говорит он своим обкуренным голосом, когда видит Йена. — Где он? — тут же спрашивает он, выставляя руку, чтобы парень не успел закрыть дверь. — Вроде поперся в какой-то клуб, ну и еще чо-то про ласточек пиздел, но я не понял, — медленно выговаривая слова, ответил Колин, смотря на него из-под полуопущенных век, после чего тут же закрыл дверь. Проходит минута, когда до Йена, наконец, доходит, и его сердце тут же начинает биться в груди, словно бешеное, а дышать вдруг становится намного труднее. Вот же блядство.

~

Он бежал в эту «Белую ласточку» со всех ног. Громила на входе еле впустил его — видок у него был не очень. Но сейчас главным было то, что он здесь, оставалось лишь найти Микки. И тот оказывается в толпе вместе с каким-то парнем. Они вместе смеются над чем-то, пока вдруг Микки не замечает Йена. Сложно не заметить того, кто кричит твое имя на весь чертов клуб. Но Милкович лишь еле заметно ухмыляется, закусив губу, прежде чем притянуть к себе этого парня и с жадностью поцеловать его, выбивая этим весь воздух из груди Галлагера, смотревшего на них широко распахнутыми глазами. И только лишь на секунду Мик приоткрывает веки, сталкиваясь с Йеном взглядом, после чего только углубляет поцелуй, отчего у Йена окончательно сносит башню. — Что ты, блядь, вытворяешь, Микки?! — кричит он сквозь толпу, когда пробирается к ним. Он чувствует, как жжет в уголках глаз, а дышать становится все труднее и ему просто хочется выть от отчаянья. — Микки, быстро прекрати это дерьмо! — Милкович отрывается от чужих губ, со смешком наблюдая за Йеном, который глядел на него в ответ, распахнув глаза. — Свалил нахуй, блядь, — рычит Галлагер незнакомцу, который только секунду назад целовал Микки. Его, сука, Микки! А тот лишь неловко стоит рядом, закусив губу, прежде чем разворачивается и уверенным шагов направляется в сторону выхода. И Йен нихера не понимает что происходит, так что бежит за ним. — Что, хочешь трахнуть его?! — спрашивает Йен у парня, как только выходит за ним из клуба. — Может и да, — пожимает брюнет плечами, — и что с того? — … Хватит, — просит Йен дрожавшим от эмоций голосом. — Я все понял, хорошо? — Я что-то так не думаю, — Мик слегка качает головой, с болью во взгляде, наконец, глядя на Галлагер. — Ты изменял мне, Йен. И я не понимаю, почему ты делал это, — его голос срывается, и Йен видит, как ему сейчас сложно говорить. — Зачем ты делал это? — снова спрашивает он, хмурясь и практически умоляюще глядя на Галлагера. Но тот даже ничего не может ответить. — Я так и думал. Ты все разрушил. Тебе совсем никто не важен, — с упреком глядя на парня перед собой, выплевывает он. — Я люблю тебя, — возражает Йен, делая шаг к нему, но тот сразу же отходит от него на два шага назад. — Блядь, да что это вообще значит?! — вспыхивает Микки, но тут же успокаивается. — Это всё, понятно? Конец. И не ходи за мной, — просит он, а затем уходит в противоположную сторону, даже не оглядываясь. И только тогда Йен сдается, позволяя слезам катиться по щекам, а всхлипам, время от времени, вырываться наружу. А когда он приходит домой и обнаруживает, что в доме он совершенно один, то и вовсе ревет навзрыд. Никогда он еще так не плакал, прижимая к заплаканному лицу его футболку. Но так он и засыпает, прижимаясь носом к белой ткани и чувствуя, что весь его мир разом рухнул. И это, блядь, только его вина. Теперь он это знает.

~

На утро Мик просыпается в своей кровати от стука в дверь и когда он всё же встает с постели, чтобы открыть, то на пороге уже никого нет. Тогда он опускает взгляд вниз и ухмыляется: ебаный плюшевый мишка с сердечком прямо у порога, а рядом записка: «я сделаю всё, что угодно». Микки вздыхает и берет в руки игрушку вместе с этой злополучной запиской, прежде чем отнести все это внутрь. Сам же он по-быстрому надевает на себя джинсы с футболкой, а сверху накидывает легкую куртку, прежде чем выйти из дома и пойти к Йену. И пока он идет к нему, то проклинает себя за то, что снова повёлся. Но все равно не разворачивается, чтобы вернутся к себе. И когда он уже стоит через дорогу от его дома, то замечает в окне рыжую макушку, и неуверенно подходит ближе, прямо под его окна. И даже от туда он замечает, что глаза у Йена красные и опухшие, а лицо даже слегка отекло. Так они и играют в гляделки секунд пять, пока Микки не заходит в дом. И когда он заходит в его комнату, то Галлагер неуверенно поднимает взгляд, будто ожидая худшего. — Ты сказал, что сделаешь всё, что угодно… Ты будешь принимать таблетки? — он выжидающе смотрит на парня, который выглядит так, будто снова в любой момент может разреветься. — … Да, — тихо выдыхает он. Но когда смысл слов, наконец, доходит до него, то он начинает дико кивать головой. — Блядь, конечно буду, — он соскакивает с кровати и в несколько широких шагов преодолевает ничтожное расстояние между ними, чтобы притянуть Мика как можно ближе к себе и крепко-крепко обнять его. — … Я буду рядом, когда ты начнешь их принимать, хорошо? Я понимаю, как тебе с ними плохо, но потом станет лучше, обещаю. Просто помни это, ладно? И я буду рядом. Всегда, слышишь? — вместо ответа Йен наклоняется к нему и чувственно целует парня в губы. — Я чертовски сильно люблю тебя, Микки. Что бы это, блядь, не значило.