Поговорим о космосе

Ему незачем было заставлять себя открывать глаза, ведь он мог представить ту картину, что происходила вокруг, полагаясь лишь на собственный слух, тактильные ощущения и другие обострившиеся чувства. Спине было мокро и холодно, рубашка прилипла к телу, а руки, судя по сухости на пальцах, были все в грязи. Если бы его попросили сейчас встать, он бы не смог за неимением контроля над нижней частью тела. Удивительно, но казалось, что ног вообще нет. Нейтан никак не мог привыкнуть к этому ощущению «потери» разных конечностей, хотя так часто принимал наркотики и до этого. В прошлый раз он так же не чувствовал левую руку и тождественно удивлялся: «Как это, блядь, возможно?» Зато теперь он чувствовал покалывание на пальцах, в особенности почему-то на мизинцах, и потом понял, ориентируясь на звук, что это были следы капель дождя, которые отдавались по всему телу неприятным ознобом и тем самым больше походили на электрические импульсы. В одежде телу стало мало места, но заставить с себя всё снять он не мог. Остатки незамутненного синтетической наркотой разума говорили о том, что он может словить воспаление легких. Интересно, почему разум выбрал именно это заболевание? Да неважно. Всё, что ему хотелось сейчас – лежать с закрытыми глазами под дождем хуй его знает где. Какой-то частью подсознания он понимал где находится, даже примерно припоминал на каком расстоянии от ебаной проявочной, посреди леса, под небосводом, наполовину скрытым деревьями. На секунду ему захотелось достать телефон, чтобы сверить по картам и местоположению, но вторая часть сознания настойчиво требовала не делать никаких движений. И Нейтан послушал вторую. Он приоткрыл глаза. Вместо неба – потолок, вместо мокрой земли и ебучей ветки под задницей – кровать, а вместо колющих следов капель дождя – маркер. – Какого хуя ты… делаешь? – устало спросил Нейтан, отдалённо понимая, кому он вообще задает вопрос. – Рисую на тебе. Женский голос так неприятно разрезал тишину, что зазвенело в ушах. Он точно помнил, что ещё была какая-то музыка, но не придавал значения тому откуда музыке вообще взяться в лесу. Точно. Они же решили трипануть с Чейз. Неплохо его унесло. – Ты отрубился, я нашла у тебя маркер, – просто объяснила она. Её голос слышался грубым и серьёзным. Нейтан не был уверен, что он действительно таким был. Он пытался понять своё положение в пространстве и повернул голову в её сторону – на его правой руке появлялись какие-то немыслимые картины. Чёрные полосы маркера каким-то образом оставляли за собой радужный след, который закручивался в невообразимые рисунки. Ему пришлось сощуриться, чтобы сфокусировать расплывшуюся картинку и понять, что она рисует кита, который, к слову, десять секунд назад выглядел удивительно, но теперь – просто каракули. – Хуёво выходит, – подытожил он. – Ещё бы, – не растерялась она, – я же под наркотиками. Мне всё кажется лучше. Обычная фраза, но она заставила Нейтана загнаться. В который раз уже такое происходит? Поэтому он больше любил стимуляторы. Под психоделиками начинаешь чаще думать о жизни, о том, нахуя ты вообще всё это делаешь, а это, блядь, бесит. Но в этот раз у Фрэнка был только сраный ЛСД, который годится только для самокопаний и исследований своего внутреннего мира. Но Виктория так настаивала на этом. Говорила, что они могут стать ближе таким образом. Ведь оба их внутренних мира будут, проще говоря, наизнанку, они смогут узнать друг друга так хорошо, как никто другой не смог бы. И Нейтан согласился. – Включи музыку, – попросил он, вновь закрывая глаза. – Она включена. Равнодушный тон Чейз бесил его. Почему только он один загоняется, а она просто сидит и рисует всякую хуйню? – Включена, да, – повторил он, словно пытаясь убедить себя в этом. Желание немедленно отдернуть руку появилось, когда Нейтан отчетливо почувствовал резкий отвратительный запах спирта, шлейфом исходящий от маркера и теперь, как ему казалось, спиртом провонял и он сам с ног до головы, а мерзкий скрип от соприкосновения его с кожей заставлял хмуриться, раздражая до боли в висках. – Эй, я не закончила, – возмутилась Виктория, когда Нейтан, наконец, победил своё ватное тело и убрал руку с её колен. Голос Чейз дошёл до него будто сквозь стеклянный закрытый купол, но слова он понял, хоть и ответил не сразу. – Блядь, это бесит, – с придыханием произнес он, стараясь совладать со своим языком, – и ты разве не чувствуешь этот запах? Фраза Нейтана прозвучала, как решила Виктория, обеспокоенно. – Какой? – не поняла она, напрягшись, и решила принюхаться, – по-моему, пахнет только сигаретами. Идея сожрать марки вместе с Викторией теперь виделась Нейтану до ужаса смехотворной. Если бы у него была возможность отмотать время, он бы просто съел всё один, но теперь спохватываться было уже поздно: их обоих накрыло, впереди ещё около четырех часов трипа, а Виктория будет бесить с каждой минутой всё больше и больше. Нейтан сделал над собой огромное усилие, чтобы заставить себя встать с кровати. Ощущение того, что он принял вертикальное положение в пространстве не пришло. Ему вообще думалось, что его нет здесь, как какого-то материального тела. Мозг отчаянно пытался посылать верные сигналы всем органам чувств, но все серотониновые рецепторы в организме действовали совершенно хаотично, чтобы осознавать что-то правильно. Единственные, кому можно было верить сейчас хотя бы наполовину – глаза. Глаза Нейтану говорили о том, что он стоит в полумраке в своей комнате, свет от монитора компьютера неприятно колет и размазывается жуткой лужей, а затем разветвляется кривыми разноцветными линиями по всей комнате. На самом деле, полумраком это уже было назвать сложно – каждый миллиметр пространства, не заполненного реальным светом теперь наполнялся искусственно созданным. По большому счету, в комнате было светлее и ярче, чем если бы он включил каждую лампочку здесь. Если подумать, то в этом помещении раньше никогда не было так светло. Нейтан также старался не смотреть на стены, чтобы случайно не прийти в ужас от картин – он подозревал, что они будут казаться ему пугающими в таком состоянии, и он был бы прав, но проверять свои догадки не решался. Нейтан чувствовал, как его спины буквально касается чужой пристальный взгляд, словно его можно было пощупать. Он чем-то напоминал приставленное дуло пистолета. Возможно, это означает, что Виктория злится. Или что Нейтан подсознательно хочет, чтобы кто-нибудь пристрелил его, дабы его наконец отпустило. В любом случае, в очередной раз поразившись тому, насколько эмпатичным можно стать под наркотой, Нейтан двинулся к двери осторожным шагом. Не только для того, чтобы не упасть от неожиданного ощущения твердости под ногами, но и потому, что пол мог оказаться чем угодно. – Куда ты? – теперь уже растерянно произнесла Чейз. Нейтану резануло ухо от звука захлопывающейся крышки маркера, и он, не оборачиваясь, небрежно бросил: – Отлить. – Проводить тебя? Нейтан, в общем-то, не собирался идти в уборную, но лучшего способа без мозгоебства избавиться от компании Чейз просто не нашёл. Он со страхом представил, что будет, если Виктория пойдет с ним. В частности, больше всего его пугало, что пришлось бы смотреть на ее лицо, ведь сейчас, Нейтан это чувствовал, оно будет обрамлено несколькими слоями черно-красных движущихся контуров, словно черви они будут ползать вокруг её тела, вокруг каждой её черточки, словно какая-то больная аура. Нейтан даже сейчас уже слышал, как эти черви неприятно копошатся, заполняя пространство вокруг осязаемыми звуками. Прескотт сказал "Нет", но мысленно, хотя был абсолютно уверен, что открывал рот и даже чувствовал, как вибрирует горло. Он решил более не прилагать никаких усилий языком для произнесения слов – он будто к небу прирос – и просто махнул рукой, не осознавая даже в какую сторону. Дверь за собой Нейтан закрыл громче, чем хотел, но сейчас его мало заботило, что он мог кого-то разбудить. Его больше беспокоило, что кроме него в этом мире вообще есть кто-то ещё. Коридор мужского общежития встретил приятной обволакивающей темнотой, постепенно сменившейся почему-то голубым свечением по всей площади. Нижней частью спины Нейтан ощутил слабый, непонятно откуда взявшийся, холодный ветерок, забравшийся под рубашку. Он догадался, что голубой цвет коридора обуславливается именно этим холодным воздухом. Ведь сейчас цвет имеет температуру, вкус и даже звук. Даже оперевшись плечом, Прескотту не удалось пройти далеко вперед, и он решил просто сползти по стене вниз, усаживаясь на жесткий пол. Главное, чтобы сзади была не дверь в его комнату, чтобы не чувствовать такой дальновидный ощущаемый взгляд Виктории, проникающий чуть ли не в спинной мозг. Одна за другой в голове роились мысли, состоящие из сотни фраз и тысяч букв, но, казалось, они все были построены неверно и не то, что по правилам английского языка, но и каждое слово просто логически никак не могло быть связано с рядом стоящим. Как назло из всех этих навязчивых бессмысленных слов мозг создал вполне себе верную, но крайне неприятную мысль и вычленил её из общего потока: «Просто послушай, как колотится твоё сердце». И Нейтан послушал. Только сейчас он понял, насколько громко стук сердца отдавался в ушах. Оно так бешено колошматило, что Прескотт запаниковал. Сжав губы и прикрыв глаза, он решил сосредоточиться на том, чтобы просто не умереть, как бы смешно это ни звучало. Малая часть сознательного Нейтана пыталась убедить себя, что всё под контролем: "Никто ещё не умирал от ЛСД, успокойся, Нейтан. Ещё часа три и тебя отпустит". Но голова начала предательски гудеть и убеждать его в обратном: «А вдруг в картонке* было намешано что-то ещё?» Из этой мысли вытекала следующая: «И Фрэнк опять меня наебал, как в тот раз». «Потому что наебать меня – проще простого, ведь я такой жалкий». Волосы прилипли ко лбу. Только что в один миг приятная прохлада сменилась адской жарой и почему-то при этом ознобом. «Блядь, отец же говорил, что я жалкий». Он закрыл лицо ладонью и нехотя полностью отдался ощущению дрожи, концентрируясь на каждом отдельном участке тела и одновременно на всех сразу. «Блядь, нахуй я живу?» Нейтан знал, что не издал ни звука, но он так отчетливо слышал свой собственный голос, с хрипом произносящий эти губительные для нервов фразы, словно рядом был еще один такой же Нейтан – жалкий и потерявшийся. Вполне возможно, что рядом было ещё несколько таких, подобных ему. Каким-то образом он ощутил, что в этот момент в одном месте – в этом сраном коридоре – собрались несколько образов его самого в разные стадии его взросления: от младенца до взрослого мужчины. Но он не хотел видеть их, боялся открыть глаза и просто слышал, что они все говорят одновременно. Даже младенец что-то лопочет. И, как бы это ни было удивительно, Нейтан ловил каждое чертово слово. «Этот ебучий коридор – моя жизнь?» Несколько тысячелетий для Нейтана и всего десять минут для реального мира, и он уже возненавидел это место. Прескотт непроизвольно свернулся почти что в клубок, сложил ноги в коленях и уткнулся в них лицом, открыв при этом глаза. Текстура джинсов была подвижной и издавала неприятный звук, похожий на то, как если бы он угодил в гигантский муравейник, будучи размером с муравья. Закрывая глаза, Нейтан переставал слышать шум движения тысяч насекомых, но темнота, больше уже не красившаяся в разные цвета, давила на виски, заставляя не смыкать веки. Возможно, его начало загонять ещё в комнате после слов Виктории, а может быть он сам себя загнал. И теперь, подняв голову, вместо прохладной синевы коридора он увидел лишь всепоглощающую пустоту. Если бы его окружал космос, то пустота была бы как свобода, а эта пустота была... как клетка. "Всепоглощающей" пустотой Нейтан сам её назвал про себя, ухватившись за проскользнувшим мимо словом, которое, наверное, когда-то в третьем классе он увидел в словаре и сейчас зачем-то вспоминал об этом. Почти что щупальцами спрута она обволакивала некогда привычные контуры объектов вокруг, и Нейтан даже не успел поймать тот момент, когда она покрыла всё собой целиком. Прескотт не заметил, как сильно сейчас он сжал зубы, что еще чуть-чуть и они начнут стираться друг о друга, предварительно разрушив плотный слой эмали. Затем он стал жевать щеки, а значит в марке всё-таки был ещё и амфетамин, но сейчас его уже мало волновало насколько чистый продукт продал ему Фрэнк. Панические атаки бывали у него и без наркотиков, но сейчас это был такой сильный всплеск эмоций, что Нейтан даже не понимал, чего именно он боится сейчас больше всего. И вот внезапно он понял. На его глазах прямо вокруг собственного сжавшегося тела медленно, словно растекающийся по полу вишневый сироп, возводилась клетка из колючей проволоки, да так плотно прижалась к нему прутьями, что Нейтан боялся порезаться. Прескотт дернулся всем телом, когда она сомкнулась железной хваткой, издав характерный металлический звон. Он понимал, что слева и справа от него когда-то было пространство, но тело не чувствовало там никакой свободы и легко обманывало мозг, заставляя паниковать сильнее прежнего. Внутри всё сжалось от неконтролируемого страха, невозможности что-либо сделать и внезапной мысли о том, что этот ебучий трип может никогда не закончиться. Сквозь кривые, словно лианы, прутья, он видел блёклые очертания реального мира, тонущего в непроглядной тьме, которая уже больше походила на вязкую грязь. Для него уже не существовало Виктории, находившейся за стеной в нескольких метрах. Вообще не было никаких людей, и проблем уже тоже не было. Джефферсон, Рэйчел, ублюдок отец, ебаная Колфилд, которая лезет, куда не просят – никаких мирских и приземленных проблем не существовало. Самой большой проблемой для Нейтана стал он сам. И даже все до единого образы его самого исчезли, оставив в полном одиночестве посреди коридора, которого он обозвал жизнью.

***

Нейтан чувствовал, что плачет, но при этом не ощущал никаких слез. Он даже лица своего не чувствовал. Возможно, не рыдало только тело, тогда как маленький Нейтан внутри вовсю кричал о помощи. Попытки заткнуть внутренний голос несчастного потерявшегося ребёнка не увенчались успехом. На самом деле Прескотт просто не знал, как это сделать. Он даже не мог контролировать своё тело, свой мозг, что уж говорить о каких-то там чувствах? От бэд-трипа* не спасают сомкнутые веки – видишь всё то же самое, будто и не закрывал, поэтому он не утруждал себя тем, чтобы держать их открытыми. Эта непроглядная тьма не та, что была до этого. Ранее в ней можно было увидеть всё даже лучше, чем при дневном освещении. В этой же темноте можно только увязнуть, как в дегте. Он не знал, сколько прошло времени на самом деле. Если бы минула хотя бы пара часов, ему бы давно уже стало лучше, но мгла не рассеивалась, а это означало, что какие-нибудь жалкие пять минут снова показались вечностью. В ушах давяще звенело, хотелось заполнить этот шум приятной музыкой, пением китов или чьим-нибудь голосом. Даже голос Виктории сейчас бы помог, но он боялся встать, боялся пошевелиться. Один неверный шаг – мгновенная смерть. Так он считал. С другой стороны, Виктория могла сказать что-нибудь, что нихера бы не успокоило. Она не особо могла понять, что может загнать Нейтана, а что нет. Он сам, твою мать, не понимал. Прескотт закрыл глаза руками и надавил на веки. Причудливые образы расплывались и двигались куда-то вперед, вглубь, так быстро, что Нейтана едва не укачало. – Фракталы* ебаные, – хрипло произнес он, не отнимая рук от лица. – Нейтан? Абсолютно не сообразив откуда донёсся этот глухой звук, он всё же чётко понял, что его кто-то позвал. Это точно была не Виктория, судя по голосу. Хотя Прескотт уже ни в чем не был уверен. Вряд ли это был внутренний голос – тембр не был похож на его собственный. Он наконец-то открыл глаза и посмотрел по сторонам. Картинка постепенно начала обретать цвет и Нейтан даже отдаленно начал видеть силуэты, но это всё ещё выглядело достаточно страшно: словно он надел очки с красными стеклами без диоптрий, имея при этом минус десять, а потом ещё окунул их в мутную воду. Человека, который окликнул его, он всё же опознал сразу без сложностей. Тяжело было не узнать даже под приличной дозой диэтиламида лизергиновой кислоты дебильную футболку, которая по какой-то странной причине среди всего этого ярко-красного ужаса источала голубое свечение. Нейтан не хотел признаваться самому себе, но эта футболка для него сейчас была как ебаный луч света в темном царстве. – Прескотт, ты в норме? – скорее из вежливости, чем от беспокойства, поинтересовался Уоррен. Нейтан понимал, что на него смотрят, но в этот раз не испытывал никаких неудобств в связи с этим, а потому поднял взгляд примерно в том направлении, где должен был, если верить глазам, стоять парень. – Что ты делаешь в коридоре, Ге… йрэм? – запнувшись, глотая воздух, произнес он. – Тебе это действительно интересно? – Нейтан услышал, как он хмыкнул и этот смешок заставил пульсировать всё помещение. – Ты что ли обдолбался? Прескотт зажмурился и вдохнул полной грудью, а затем махнул рукой, словно намекая парню на то, чтобы тот не приближался. Он поморщил нос, учуяв едкий запах химии. – От тебя мылом несет, – проигнорировав вопрос, упаднически произнес Нейтан. – Э-э, ну да, – не нашелся с иным ответом Грэхэм. Уоррен замолчал, и звенящая тишина снова начала давить на мозг и раздражать барабанные перепонки. Нейтан только сейчас понял, что появление этого задрота здесь может оказаться единственным спасением для него, а потому, услышав удаляющиеся шаги, отдававшиеся импульсами по всему телу, он окликнул: – Куда ты пошёл, Гейрэм? Уоррен обернулся через плечо, слегка удивленный такому вопросу. А зачем ему, собственно, тут с ним торчать? Взгляд Нейтана периодически становился расфокусированным, но в таком состоянии для него держать зрачки в одной точке становилось, по-видимому, тяжелой задачей. – К себе, – равнодушно ответил Грэхэм. – Максимум: могу тебя в твою комнату оттащить. – Там Виктория, – сквозь зубы произнес Прескотт и поднял голову, бездумно вглядываясь в ярко-красный потолок. – Не хочу к ней. Попизди со мной. – Чего? – поморщившись, опешил Уоррен. – Пусть она с тобой и нянчится. – Ой, блядь, да ладно тебе, Гейрэм, – быстро моргая, будто избавляясь от соринки, произнес Нейтан. – Тебе это так сложно? Уоррен хмыкнул, пораженный бестактностью этого парня. Мало того, что они терпеть друг друга не могут, так этот кретин требует говорить с ним по душам, да к тому же ещё и оскорбляет. – Ну да, не помню, чтобы мы были друзьями… – Блядь, как же ты медленно говоришь, – перебил его Нейтан, раздражаясь. Теперь уже и Уоррен начинал терять терпение. – Так, всё, я пошёл. – Ладно-ладно, подожди! Нейтан снова глубоко вздохнул и дотронулся рукой до груди, нащупывая сердцебиение. Уоррен не знал, что именно чувствовал Прескотт, но выглядел сейчас он действительно довольно жалко: правая нога дергается в странном непоследовательном ритме, зубы сжимаются, с лица медленно стекает пот, дышит он так, словно пробежал несколько километров, а правая рука изрисована несмываемым маркером. – Ладно, – Нейтан облизал губы и начал говорить очень быстро, в голове промелькнула мысль, что ЛСД начинал потихоньку отпускать, давая волю входящему в состав этой марки амфетамину. – Не уходи. Я сдохну тут, блядь. Перед глазами всё ещё было довольно мутно, но Уоррена он видел прекрасно. Вокруг него не собиралась жуткая аура из червей и это его успокаивало, а футболка все ещё сияла приятным голубым цветом, словно отпугивая ту красную неприветливую иную реальность. – Тут страшно, просто пиздец, – всё ещё держа руку на груди, продолжал Нейтан. – Мне хуево, попизди со мной… пожалуйста, – в конце фразы он сжался всем телом и запрокинул голову назад. Это всё выглядело как очень странная мольба о помощи. Честно говоря, Уоррен и представить себе не мог, что когда-либо будет жалеть этого ублюдка, но сейчас испытывал именно это чувство по отношению к нему. – Ты хочешь пойти… – Я просто полежу у тебя, – предвещая его вопрос, сжимая зубы, резко произнес Нейтан. – Л-ладно. Уоррен не растерялся и решил помочь ему встать. Он был удивлен тому, насколько Нейтан не был в состоянии контролировать своё тело и как тот еле-еле взвалил руку ему на плечо. Прескотту удавалось лишь волочить ноги по полу, но это было гораздо проще, чем если бы он шёл один. Путь до комнаты Грэхэма виделся ему, как чуть ли не одно из самых тяжелых испытаний в его жизни, по окончании которого он определенно должен будет получить, если не какой-нибудь приз, то хотя бы успокоение. В обычном состоянии Нейтан бы стал придираться к дурацкому задротному стилю помещения, но сейчас ему было абсолютно похуй. Он увидел кровать и кулем завалился на спину, вытягиваясь во весь рост, стараясь расслабить затекшие мышцы. – Выключи свет, – закрывая глаза ладонью, попросил Прескотт и Уоррен так и поступил. Грэхэм повесил полотенце на дверцу шкафа и тихими шагами пересек комнату до компьютерного кресла. Он включил настольную лампу и был уверен, что Нейтан просто уснет и не будет никак ему докучать и мешать привычному чтению статей в интернете перед сном, но тот развеял его надежды. – Поговори со мной. – О чем? – с паузой, устало спросил Уоррен. – Не знаю я, расскажи что-нибудь, – резко выпалил Нейтан, тяжело дыша, словно бы объяснял очевидные вещи недалекому человеку. – Меня эта тишина просто разорвет. – Ну… – Блядь, да что угодно, – хватаясь за ворот рубашки и стараясь оттянуть его, чтобы пустить немного прохлады под одежду, произнес Прескотт. Уоррен бросил взгляд на открытую на компьютере статью и, не мудрствуя лукаво, сказал: – Ну, я тут читаю астрономические статьи, тебе… интересно? Он понимал, кому задаёт подобный вопрос, а потому почувствовал себя донельзя глупо. – Да, давай, – сразу ответил Нейтан, убирая руку от лица и стараясь изгнать напряжение из всего тела. – Ты… ты знаешь, что такое «пульсары»? – всё ещё неуверенно продолжил Уоррен. – Хм, нет, – словно бы всерьез задумавшись, ответил тот. – Что это? Грэхэм на самом деле уже давным-давно знал значение этого термина, но, разглядывая заголовки на сайте о космосе, остановился именно на этом космическом объекте, зачем-то про себя обдумав, что действительно могло бы быть интересно Прескотту и сумело бы отвлечь его от неприятных мыслей. Уоррен развернулся в кресле лицом к Нейтану и увидел, что тот успел лечь на бок, подложив руки под голову, съежившись, и внимательно смотрел на него. – Ну, так что это? – поторопил его Прескотт. Уоррену такой интерес к научным статьям у Нейтана был в новинку, а потому он даже не сразу опомнился. Пускай это даже было из-за наркотиков и этому парню было сейчас плевать, о чём слушать, Уоррен действительно в глубине души почему-то понадеялся, что для Нейтана это будет любопытно. Обусловлено это было, скорее, его собственной увлеченностью вопросом. – Ну, пульсары, это мёртвые звёзды, – он почесал затылок, стараясь не смотреть Нейтану в глаза, – Когда звезда погибает от того, что все её запасы исчерпались, происходит очень мощный взрыв и всё, что остается от звезды – и есть пульсар. Нейтан слушал и, неожиданно для Уоррена, хриплым голосом из-за пересыхающего горла задал вопрос: – Типа только ядро остаётся или что? – Да, – Грэхэм слегка изумился догадливости собеседника, но почувствовал себя увереннее и продолжил, – такой взрыв одно из самых ярких событий во Вселенной. В прямом смысле. И… после того, как происходит этот взрыв, пульсар, не имея противодействующей балансирующей силы ядерного синтеза, начинает стягивать звёздные массы, оставшиеся от самой звезды внутрь себя, пока они не становятся очень сильно сжатыми… Уоррен почувствовал, как увлекается рассказом и осекся, вспомнив, с кем он разговаривает, а потому подумал, не стоит ли ему упростить терминологию. – И? Что дальше происходит? – будто всё понимая, спросил Нейтан. Грэхэм на мгновение вскинул брови, но послушно продолжал: – В общем, в пульсаре гравитация настолько сильно уплотняет эти звездные массы, пока не образуется объект, состоящий в основном из нейтронов. По сути, – Уоррен отвёл взгляд, думая, как лучше объяснить, – пульсар становится настолько плотным, что даже его часть размером с кусочек сахара будет весить миллионы тонн. – То есть, – внезапно перебил его Нейтан, – это просто мертвая звезда, которая дохрена весит. – Не совсем, – усмехнулся Уоррен и сам не заметил, как у него наконец проснулся интерес к этому странному разговору, – эти объекты называются пульсарами потому, что излучают очень быстрые импульсы радиоволн, сотни импульсов в секунду, но... мы их не ощущаем, потому что даже самые близкие к Земле находятся где-то… в четырехстах световых лет от нас. Нейтан съежился и дернул плечами, будто бы от холода. – Закрыть окно? – Наоборот. Тут жарко, пиздец, – Прескотт перевернулся на спину и дрожащими руками принялся расстёгивать рубашку. – Я могу дать тебе футболку, – наблюдая за парнем, решил предложить Грэхэм. – Я не могу… переодеться, – кашлянув, ответил Нейтан и встретился с непонимающим взглядом. – Ну не могу и всё. Слишком много… действий. Прескотт, расправившись со всеми пуговицами, вновь растянулся на кровати и, всматриваясь в потолок, спросил: – А это много? – Чего? – Четыреста, или сколько там, световых лет это много? – уточнил Нейтан, а Уоррен не переставал поражаться этому абсолютно ебанутому вечеру. Прескотт не только по-хозяйски развалился на его кровати, но и задаёт ему уточняющие вопросы про космос, не теряя нити разговора. Это что, какая-то альтернативная реальность? – Ну… точно нельзя сказать, но это миллиарды километров от Земли. – Охуеть. В другой бы ситуации, Уоррен, возможно, и обиделся бы, но сейчас это ругательство звучало как приятная музыка. Нейтан действительно был так заинтересован? – Расскажи… ещё что-нибудь, – прикрыв глаза, попросил он. – Э-э, – Грэхэм растерялся, – про что-то другое? – Нет, про эти штуки, – почти в приказном тоне произнес Прескотт, а Уоррен отметил, что он говорил уже не так быстро, а скорее устало. – Как они выглядят? – Ну… шарообразный объект, как правило, они находятся в центре туманностей… Уоррен замолчал, обдумывая, надо ли объяснять Нейтану, что такое «туманность» и с чем её едят, но тот его опередил: – Это те красивые хуевины? Уоррен едва ли не прыснул от такого объяснения и не до конца понимал, правильно ли Нейтан представляет, о чём речь. – Типа как на фотографиях из космоса, – он как-то мечтательно продолжил и Грэхэм решил, не перебивая, послушать, – на облака похожи, только разноцветные. – Ну... Вроде того. – И в центре находится… пульсар? – он как-то странно произнес этот термин, словно думая, что говорит что-то задротское. – Обычно да, – подтвердил Уоррен. И тут, всмотревшись в выражение лица парня, он внезапно понял, что Нейтан конкретно пытался сделать и, ошеломленный, решил всё же задать образовавшийся вопрос: – Ты пытаешься представить это? Неожиданно Нейтан усмехнулся. Не как обычно, а совсем беззлобно и как-то грустно. Совсем охриплым голосом, он начал медленно говорить, будто смакуя каждое слово: – Кажется, будто… типа это я. Уоррен нахмурился, не совсем понимая, к чему ведет собеседник. – Мёртвая, взорвавшаяся звезда. Потому что… исчерпала топливо. Понимание того, как разговор о космосе привел к подобной теме, поразило Уоррена почти что до глубины души. Нейтан таким образом пытался излить все свои мысли и чувства прямо сейчас? И не кому-то близкому, а левому парню-задроту, которого он просто не выносит? – И типа…, – он тяжко вздохнул, словно стараясь наполнить легкие до отказа, – основа, ядро, оно есть, но… остальное... Грэхэму было тяжело признавать, но сейчас эти слова почему-то тронули его. Он никогда бы в жизни не подумал, что Нейтан способен на такие самокопания и размышления, сравнивая себя с мертвым космическим объектом. Он силился понять, как можно выправить ситуацию и подбодрить этого парня, так нуждающегося сейчас хоть в какой-то поддержке. Перебирая научные статьи, ему в голову пришла мысль: – У пульсаров иногда бывают спутники. И…, – он дотронулся до своей шеи от немного нарастающей неловкости, – они могут притягивать их с такой силой, что спутники будут помогать им вращаться быстрее. Нейтан приоткрыл глаза, явно слушая и пытаясь осознать, что ему хотят сказать. – К тому же, пульсар не то, чтобы мертвая звезда в буквальном смысле. Она издает импульсы, продолжает как-то… жить, – Уоррен пытался говорить метафористично, чтобы смысл фразы без колебаний дошёл до слушателя, – и пульсаром становятся далеко не все взорвавшиеся звёзды. Бывает, что если масса ядра во много превышает массу звезды, то звезда просто становится чёрной дырой. Прескотт нахмурился и повернул голову в сторону Уоррена. Сейчас его взгляд выглядел скорее, как у пьяного, чем обдолбанного. Он несколько секунд всматривался в его лицо, искажающееся пост-эффектами* после наркотика, а потом, отвернувшись, спокойно произнес: – Тогда это хорошо. Уоррен в глубине души надеялся, что как-то помог Нейтану справиться со своими мыслями и внутренними конфликтами. Он не знал, что конкретно было у того на уме и душе, в существовании которой он сомневался до сегодняшнего дня, но, очевидно, что это его сильно беспокоило. И, похоже, наука помогла справиться с проблемой? Грэхэм пропел победный клич про себя от осознания того факта, что наука правит миром и увидел, что Нейтан поворачивается набок. – Ещё что-нибудь рассказать? – заранее уточнил он. – Нет, – отрезал Прескотт. – Тишина больше так не заёбывает. Но я не смогу уснуть сейчас. – Сказку тебе почитать? – решил пошутить Уоррен, забывшись даже, с кем говорит, но, на удивление, не получил никакой ответной грубой шутки. – Нет, просто дай мне здесь поспать. – О-о, но я собирался… как раз сделать то же самое. – Ну так сделай, кто тебе мешает? – ответил Нейтан, хлопнув открытой ладонью по простыне рядом с собой. Грэхэм совершенно и абсолютно точно не хотел делить свою полутораспальную кровать с кем бы то ни было, а, в особенности, с кем-то вроде Прескотта. И попытки придумать способ выгнать Нейтана отсюда не увенчались ровным счетом никаким успехом. Хотя Уоррен мог бы и попытаться просто взять его за шкирку и выставить, но нутро подсказывало ему, что так поступать как-то совсем по-свински. – У тебя какие-то проблемы с этим, Грэхэм? – явно заметив реакцию парня, разозлился Нейтан. – Н-нет, просто, – Уоррен старался сохранять каменное выражение лица, чтобы панически не засмеяться, но попытки это скрыть всё же были замечены, – а это обязательно? – В жопу себе свою ухмылочку засунь, – игнорируя вопрос, наехал Прескотт, а Уоррен про себя ругнулся от того, что сейчас, на отходняках, Нейтан был крайне внимательным ко всему. – Мы так вроде не договаривались. – Спать вместе? – прыснул Прескотт, а для Уоррена стало неожиданностью в первый раз за вечер услышать обычный смех Нейтана. – Что ты тут останешься, – сказал он, выключая настольную лампу. – Я рассчитывал, что тебя отпустит и ты свалишь к себе. – Мне вообще по-о-охуй, Грэхэм, на что ты там рассчитывал. После этих слов Нейтан с особым усилием заставил себя сесть на кровати, чтобы, наконец, раздеться. Расстёгивание ремня на джинсах далось ему с особым трудом, но, когда он справился, швырнув свои вещи на пол, растянулся на кровати звездой, занимая почти всю площадь. Уоррен услышал даже, как хрустят его суставы от таких потягиваний. – К тому же, меня ещё не отпустило, – произнес Прескотт и веером помахал ладонью перед своим лицом. – Пиздец, у тебя здесь пекло. – Это просто ты горячий, – почти обидевшись за оскорбление своей комнаты, ответил тот. Уоррену жарко совсем не было, а потому он залез под одеяло, предварительно толкнув Нейтана, оставляя его лежать сверху, ничем не укрывшись. Грэхэм повернулся набок и закрыл глаза, чтобы кое-кто лишний раз их не мозолил, и потянул одеяло на себя, но Нейтан умудрился придавить большую его часть своим телом, совсем не поняв намёка. – Задницу свою подними. – Бля, если бы ты мне такое в другой раз сказал, я бы тебе по роже дал, – залезая наконец под одеяло, ответил он. – Если бы ты в другой раз на моей кровати лежал, – от испытываемого раздражения, он открыл глаза и встретился со странно пытливым взглядом Прескотта, напрочь забыв, что вообще собирался бы сделать, если бы он в другой раз пользовался его спальным местом. Нейтан выгнул бровь в ожидании продолжения, от чего выражение лица начало постепенно принимать привычный вид, но менее уставшим и изможденным от этого выглядеть всё же не стало. – Ты даже поугрожать мне нормально не можешь, придурок. От былого осадка приятной беседы не осталось и следа. Уоррен зажмурился и решил просто отрубиться, игнорируя чье-либо присутствие. Ему это удавалось делать всего лишь несколько секунд, но этим блаженным мгновениям суждено было окончиться ровно тогда, когда этого хотел Нейтан. Вновь тяжело дыша и интенсивно обмахиваясь ладонью, он едва слышно простонал, словно капризный второклассник, которого мама выгоняет в школу с утра пораньше. – Ты уже достал, – выпалил Уоррен, открыв глаза. – Тогда или иди нахуй, или помоги мне, – отрезал Прескотт и повернул голову в его сторону. – Как? – не понял тот и пародийно заботливым тоном поинтересовался. – Компрессик тебе сделать? Вопрос, провоцирующий на грубость, Нейтан продинамил и вместо этого как-то пугающе, как показалось Уоррену, взглянул на него, требовательно заявив: – Руку дай. – Ч-чего? – удивленно округлив глаза, переспросил Уоррен. – Руку дай свою, – сказал он и рявкнул уже громче, когда его не послушались. – Да не стану я ничего такого делать. К слову, ни о чём «таком», что бы это ни значило, Уоррен не думал, но сама просьба в действительности показалось ему невыразимо странной. Выбор у него сейчас был совсем невелик: либо просто дать Прескотту руку хрен знает зачем, либо получить по роже. Недолго думая, Грэхэм с опаской выбрал первое. Получив желаемое, Нейтан мигом обхватил его запястье длинными пальцами и прислонил ладонь к левой щеке, облегченно выдохнув. – Наконец-то. Наверное, конечности любого человека сейчас для Нейтана были холоднее его собственных. Уоррен, соприкоснувшись с кожей на гладкой щеке, в действительности ощутил какую-то абсолютно нереальную высокую температуру. Разумеется, он понимал, что это всё из-за отходняка и скоро всё пройдет, надо просто потерпеть. Но он не мог избавиться от навязчивой мысли о том, что это как-то... неловко. Глядя на то, как Прескотт, сомкнув глаза, блаженно держит его руку у лица, иногда надавливая на костяшки и приоткрывает губы, Уоррен смутился. – Прес... Нейтан, – зачем-то поправил он себя, – тебе не кажется, что это выглядит... – Скажешь хоть слово, – не открывая глаз, начал тот сквозь зубы, – сломаю пальцы, – он сжал ладонь сильнее, видимо, намекая на скорое выполнение оговоренного действия. Грэхэм совсем не хотел проверять правдивость этих угроз и послушно замолчал. Сейчас он не мог заставить себя расслабиться, а потому просто продолжал наблюдать, словно бы готовясь к каким-то ужасным последствиям. Он не знал, становилось ли Нейтану легче, но уже начал чувствовать, как его кожа нагрелась о чужую, а потому отдернул кисть. – Эй, – угрожающе произнес Прескотт, явно злясь на попытку ослушаться его приказов. – Просто, – Уоррен достал вторую руку из-под одеяла и осторожно, будто засовывая в пасть к тигру, вытянул вперед, – та уже теплая. Нейтан никак не отреагировал на такую заботу и повернулся к Уоррену всем телом, прислоняя ещё холодную ладонь к правой щеке. Если бы кто-то сказал Уоррену, что с ним произойдет нечто подобное, он бы рассмеялся этому человеку прямо в лицо. – Что ты там хотел спиздануть? – А? – отвлекшись от раздумий, не понял Грэхэм. – Как это, по-твоему, выглядит? – Ну..., – Уоррен замялся, думая, надо ли отвечать. – Давай уже. – Как-то... по-гейски. – Блядь, ну ты и придурок. Оскорбление Уоррен пропустил мимо ушей. Он просто знал, что Нейтан всегда будет с ним так разговаривать, если только тому самому что-то не будет нужно. – Ты сейчас размышляешь, как окруженный своими же барьерами долбоёб, – Прескотт продолжал и начал говорить быстрее, словно бы увлекаясь разговором. – Мне сейчас вообще похуй, как это выглядит, Грэхэм. И будешь ли ты потом дрочить, вспоминая об этом – мне тоже похуй. Я, блядь, под наркотиками, а наркотики к хуям убирают все барьеры. Моральные нормы, этические, собственные принципы – всякую такую хуету. Нотки привычного Прескоттовского снобизма и ублюдства в голосе уже начинали давать о себе знать, коих не наблюдалось всего несколько минут назад. Тем не менее, фильтруя ненужные ругательства, Уоррен всё же попытался понять, к чему клонит Нейтан. – Единственный барьер, который может быть у тебя под наркотой – это ты сам. Остальное – полная хуйня. Эта фраза тоже не давала никакой конкретики и хоть какого-то намека на объяснения. – Я не понимаю о чём ты, – честно признался Грэхэм. – Конечно, ты не понимаешь, – Нейтан усмехнулся, – ты не употребляешь и не поймешь. Думаешь, зачем я это делаю? – Э-э, – Уоррен решил, что собеседник сам не смыслил, о чём говорит, но всё же опасливо предположил, – чтобы убрать все барьеры? – Так проще общаться со всеми, – хрипло произнес Прескотт и Грэхэм понял, что попал в точку. – Как мне иначе жить, по-твоему? Вопрос прозвучал для Уоррена как риторический, потому как он совсем не представлял и даже задумываться не хотел, как нужно жить, будучи богатеньким папенькиным сынком со скверным характером и букетом психических отклонений. – Может быть, как и все люди, которые не употребляют? – Я так не могу, идиот, – Нейтан сжал его руку сильнее и провел большим пальцем по его запястью. – А ты хотя бы пробовал? – Твою мамашу я пробовал, – парировал он, и Уоррен даже в темноте увидел складку между нахмуренных бровей. – Ты заткнешься или нет? Грэхэм ничего не ответил, но про себя пытался понять: к чему вообще, блин, был этот разговор? Видимо, у Нейтана была такая своеобразная защитная реакция, когда начинали говорить о том, о чем ему совсем не хотелось. Комната погрузилась в тишину. Из-за открытого окна воздух наполнялся приятной прохладой, а сквозь стекло пробирался лунный свет. Уоррен ощутил, как начинает затекать рука, находящаяся на весу над кроватью и легонько, чтобы не схлопотать очередное оскорбление, прислонил локоть к покрывалу. – И всё же, долго мне ещё так лежать? Нейтан открыл и закатил глаза, уставший от чрезмерной надоедливости парня. – Будешь так лежать столько, сколько мне надо, – сквозь зубы, ответил он. Вздохнув, Прескотт поерзал на кровати и, как ни в чем не бывало, плавно, касаясь кожи, переместил ладонь на шею так, что Уоррен мог чувствовать его сердцебиение. Положение руки было таким, будто ещё чуть-чуть и Грэхэм с легкостью мог бы начать его душить. – Слушай, это... – Если снова скажешь, что это по-пидорски, – угрожающе перебил его Нейтан. – Скажу, – не струсил тот. – Это по-пидорски. – Тогда почему всё ещё руку не убрал, если так по-пидорски тебе, а, Гейрэм? Объяснять, что он делает всё, что ему скажут из-за того, что просто нет желания схлопотать по лицу как-то не хотелось. С другой стороны, Нейтан сейчас был крайне изможден и вряд ли бы смог сильно ударить, даже если бы хотел. Казалось странным, но чувство угрозы, которое обычно возникало рядом с любым из четы Прескоттов сейчас отсутствовало, а потому Уоррен не видел проблемы как в том, чтобы отдернуть руку, так и в том, чтобы оставить её там – в любом выборе не было никакого риска. Прошло несколько мгновений, но Нейтан не стал дожидаться ответа: – Под наркотой охуенно проще жить, – почти мечтательно протянул он. – Если бы мне было хуево по трезвости, я бы от жары сдох, но так бы никогда не сделал. Уоррен выгнул бровь. – А, ты снова про эти барьеры. – Ага, догадливый. Они лежали абсолютно неподвижно. Никто из них точно не знал, сколько прошло времени хотя бы приблизительно, но Уоррен про себя прикинул, что уже минут пятнадцать, как он в постели, а сон всё не идёт. Нормальное время засыпания у здорового человека – около семи минут. Грэхэму обычно этого хватало, но сейчас – в таком положении – не было никакой возможности отключить мозг. Неожиданно Прескотт дернулся всем телом. Такое бывает, когда начинаешь проваливаться в сон, и Уоррен мысленно возликовал, что ещё чуть-чуть и можно будет наконец-то принять удобную позу. Но его радость улетучилась так же стремительно, как Нейтан вытянул согнутые в коленях ноги и, словно в тиски, удобно для себя уложил ногу Уоррена между своих. – Чувак, – опешил парень, – это уже слишком. – Ты что ли боишься чего-то? – злорадно посмеиваясь, заметил Прескотт. – Тут только ты и я, блядь. Мне надо охладиться, а тебе даже делать ничего не надо. Какая разница? Если только ты не будешь трепаться об этом. – Если бы я хотел опозориться перед всей академией, то уже давно окатил бы себя ушатом с помоями. – Ну красноречиво загнул, охуеть можно. Подобный «комплимент» Уоррен не оценил, и вытянуть конечность из ножных клещей было практически невозможно. Нейтан так сильно сжал её, что, кажется, ещё пара минут и начнется парестезия*, неприятно покалывая, из-за недостаточного притока крови. И, действительно, спустя каких-то пару минут, нога стала потихоньку неметь. Если он пролежит так дольше, то потом будет невыносимо больно. Чтобы предотвратить возможные неприятные ощущения, Уоррен решил не идти на поводу у желаний непрошеного гостя и медленно, чтобы без всяких конфликтов и новых разговоров на тему барьеров, потянул ногу вверх, делая вид, что просто пытается принять удобное положение. Как вдруг, неожиданно для себя, колено уперлось в нечто похожее на… – Ну пиздец, – прокомментировал Нейтан его действия и не без злобы взглянул на Уоррена. Тот был крайне озадачен, чтобы продолжать делать то, что начал. Грэхэм замер и теперь старался вообще больше не совершать никаких движений. – Ну хуй встал и что дальше? – не заставил долго ждать объяснений Прескотт. – Как будто что-то странное. Восьмое чудо света. – Просто тут, – растерянно произнес Уоррен, – моя нога. – Да хоть жопа, какое тебе дело? Не твой же. Действительно. Какое ему дело до того, что от его прикосновений у мистера я-вас-всех-в-рот-ебал встал член? Но, опять же, Уоррен никак не хотел, чтобы всё это вылилось в подобное и, разумеется, тут же волна винегрета чувств из неловкости и страха резко нахлынула, как будто и не уходила. Да и ведь если бы Нейтан сам знал, что так произойдет, то и, наверное, предотвратил бы свой стояк, допустим, вообще не начиная его, Уоррена, трогать? – Это немного... – Давай, скажи ещё раз, что это по-пидорски. Грэхэм хотел бы найти в его словах отголоски той же сконфуженности, но, к своему сожалению, кроме тривиальной издевки ничего больше не услышал. – Да, но это… типа смущает. После этих слов Нейтан засмеялся и со спокойной совестью заявил: – У самого такой же есть, идиот. – Может тебе пойти к Виктории? – забыв об онемевшей ноге, предложил Уоррен. – Она бы тебе помогла, я думаю. – Ага, сейчас пойду от тебя со стояком к Виктории, охуенно предложил, – саркастически парировал он и добавил, – и мы с ней уже не трахаемся. Уоррен вообще без интереса ответил: – Да мне как-то без разницы. – Если тебе без разницы, с кем я ебусь, может и на мой стояк забьешь? Не хотелось признавать, но Уоррен был бы действительно рад сейчас дунуть, чтобы ему стало абсолютно на всё плевать. Тогда бы он легко смог сказать ему «отъебись» или «иди нахуй», и просто отвернуться. Но нет же, зачем-то держит свою руку на шее, помогая ненавистному ублюдку лучше себя чувствовать с отходняком, и продолжает соприкасаться коленом со вставшим членом. Убрать ногу в каком-то роде означало проиграть в силе выдержки. По сути, для Уоррена в этом не было ничего омерзительного или странного. Ведь пенис, в общем-то, может встать не только от возбуждения и есть много других влияющих факторов. Но, сложив всё произошедшее до этого воедино, складывалось впечатление, что Нейтан действительно завёлся. Осознание того, что он, лишь касаясь в двух местах, завёл Прескотта никак не укладывалось в голове. Мысли о том, что в этих прикосновениях не было риска куда-то улетучились, и Уоррен уже начинал жалеть, что вообще позволил ему прийти сюда, а себе не отказать в помощи недругу. Нейтан же лежал, забыв обо всём, закрыв глаза. Дыхание у него выровнялось, но своей ладонью Уоррен чувствовал быстрый пульс и явную аритмию. Наверное, сравнить это состояние можно было с похмельем – во время него сердце вполне может биться так часто, а у Нейтана, в виду проблем со здоровьем ещё и в хаотичном ритме. Ставить диагнозы парню напротив Грэхэму надоело через пару минут. Он надеялся, что Прескотт вскоре отрубится, его член упадет, а он сможет спокойно уснуть, ни о чём не думая, в том числе и об этом долбанутом вечере. Кажется, Нейтан действительно не собирался делать ничего непристойного рядом с ним или… вместе с ним, чтобы решить свою «проблему», а потому Уоррен прикрыл глаза в надежде, что больше его ничто не побеспокоит. Увы, сон всё не шёл. Обуславливалось это неудобной позой, а потому Грэхэм решил, наконец, избавить себя от необходимости быть живым кондиционером. Открыв глаза, чтобы удостовериться, что парень спит, Уоррен медленно убрал руку от шеи. – Фух… Облегченный вздох, а теперь вторая стадия побега. Тут было сложнее: Нейтан немного ослабил хватку, но онемение ещё не сошло, а когда твоя конечность онемела, то все тактильные ощущения притупляются и любые соприкосновения с кожей ощущаешь, словно сквозь слой железной брони. Уоррен потянул ногу на себя, поморщился от мурашек, но она не поддавалась. Удалось сдвинуть лишь на сантиметр. Неужели ему придется так всю ночь пролежать? Помогать руками раздвигать Нейтану ноги показалось глупой затеей, а спать всё ещё хотелось. Внезапно колено неприятно кольнуло в области чашечки, от чего непроизвольно нога неслабо дернулась вверх, задев никуда не девшийся Прескоттовский стояк. Раздосадованный, что разбудил свою ходячую головную боль, Уоррен дёрнул щекой, а Нейтан прошипел сквозь зубы. Очевидно, колено проехалось точь-в-точь по стволу. Грэхэм, пользуясь ситуацией, дернул онемевшую ногу на себя и разогнул в колене. – Гейрэм, ты что, специально? Уоррен с ответом не нашелся, но теперь отчетливо и ясно понимал, что живым он отсюда уже не уйдет, умрёт прямо в этой комнате. Осталось только придумать креативную надпись на надгробную плиту. – Я, блядь, тебя спросил. Уоррен знал ответ на вопрос, но не был уверен, стоит ли его озвучивать. Даже если скажет правду, Нейтан ему не поверит и сделает его виноватым. Желание развернуться в другую сторону и просто забить усилилось как никогда, и Грэхэм бы это с радостью сделал, если бы Прескотт не схватил его за руку и в одно движение не повалил на лопатки, нависнув сверху. – Ты понимаешь, что ты дразнишь меня, а кроме тебя тут больше ни одной живой души? – прикрикнул он, всем телом вжимая тело под собой в матрас. – Ни одной, мать твою, живой, блядь, души! Думать, что Нейтан был изможден и обессилен было опрометчиво. Сопротивление не давало эффекта: Прескотт со всей силы старался держать его в таком положении, сжимая его запястья так, что наверняка появятся красные следы. Уоррен ни на шутку испугался положению дел и сдуру выпалил: – Так иди и подрочи. Нейтан усмехнулся. – Думаешь, это тебе сойдет с рук? Ты что ли не представляешь, кто я, блядь, такой и что я могу сделать? В обычной ситуации Уоррен, как и всегда, проигнорировал бы эту дешевую угрозу, под которой никогда ничего не скрывалось. Сейчас же, видя нависающего и весьма недовольного, что мягко сказано, Прескотта над собой так близко, Грэхэм уже не был уверен в том, что за этими словами не стоит доля истины. Нейтан, недолго думая, наваливается на него всем телом, чтобы Уоррен даже не был в состоянии пошевелиться и накрывает предплечьем шею, надавливая, заставляя Уоррена глотать воздух. – Удивляешься чужому стояку? Тогда посмотри-ка сюда. Он на секунду выгнулся в спине, а затем прижался членом сквозь одежду к промежности Уоррена. Тот моментально вздрогнул и с хрипом выдохнул остатки воздуха в легких. Ещё пара таких движений и эрекция не заставила себя долго ждать. Нейтан положил голову ему на плечо и издевательски произнес прямо в ухо: – Охуеть, да? Прикинь, такое иногда бывает. Хотя у тебя, может, и в первый раз. Дав Уоррену возможность дышать, убрав пережимающую горло руку, Нейтан продолжил однотипные движения. Его волосы, пахнущие лаком для волос, щекотали Уоррену щеки, а прерывистые вздохи обдавали шею горячим дыханием. Возбуждение с каждой секундой всё сильнее приливало к одной единственной точке, и Грэхэм ощутил, как и ему теперь стало жарко в этой прохладной комнате. Он почувствовал, как белье стало мокрым у обоих от предэякулята, и когда Нейтан ускорил движения, Уоррен старался сдержать свои стоны, чтобы не давать понять, будто ему всё это в самом деле нравится. Но плоть сильна, а желание интенсивнее надавить на член никуда не девалось, но просить Прескотта о подобном показалось сущей дикостью. Внезапно Нейтан ладонью обхватил его за шею и, простонав в плечо, погладил большим пальцем нижнюю губу и оттянул. Член стал не на шутку чувствительным и твердым, а Уоррен был уже не в силах терпеть и, решив плюнуть на всё, плотно обвил руками его за пояс, прижимая горячее тело к себе настолько, насколько возможно, чтобы усилить трение. Прескотт, закусывая губу, расценивает это действие, как разрешение и влажно целует Уоррена в шею, звучно обсасывая кожу. Что-то ухнуло у Уоррена в животе, а пальцы на ногах сжались сами по себе от будоражащего чувства. Нейтан остановился на мгновение, чтобы задрать ему футболку и, когда продолжил, сосками касался оголенной кожи, от чего Уоррен стал дышать чаще. Грэхэм хотел бы подумать и проанализировать свои действия, отмотать время назад, сделать что угодно, чтобы ему не было так стыдно перед самим собой за происходящее, но он решил, что подумает об этом потом, когда сможет, наконец, кончить. Сейчас его больше волновало, что делать со своими ногами и куда их девать. Не мудрствуя лукаво, Уоррен крест-накрест обхватил ими задницу Прескотта и потянул на себя, вздрогнув от напора. Прескотт остановился и, тяжело дыша, навис над парнем. В этот момент, вглядываясь сквозь темноту, Уоррен не мог прочитать ни одной эмоции на его лице. О чем он вообще сейчас думает? О чём они вообще оба думают, делая такое? Грэхэм увидел по движению кадыка, как Нейтан сглатывает и теперь даже не представлял, что будет происходить дальше. Пока есть возможность, надо остановиться? Ну же, придумай, что-нибудь, Уоррен. Но раздумьям не суждено было воплотиться в жизнь. Нейтан резко впился в его губы, просовывая влажный язык внутрь. Уоррен, напрочь забывшись, отвечал, посасывал, дотрагивался до нёба и всех чувствительных мест кончиком языка. Слюна Нейтана почему-то была горькая, Грэхэм понятия не имел, что это за вкус. Теперь они только целовались. Уоррен не знал, как пойдет всё дальше и боялся брать инициативу в свои руки, думая, нужна ли она ему вообще? Что он будет делать с этим парнем? Но нижняя часть живота ныла и хотелось ещё, особенно после такого продолжительного обмена слюной и микробами. Ответ пришёл сам, когда Нейтан просунул руку вниз между их телами и, дернув за резинку трусов, дотронулся до его члена. – Мммн... Грэхэм почувствовал себя какой-то девственницей, напрягаясь всем телом и сжимая пальцы на спине Прескотта. Он растянуто промычал ему в рот, когда тот обхватил ствол всей ладонью и в быстром темпе стал дрочить, иногда большим пальцем надавливая на головку, размазывая предэякулят. Уоррен отлип от его губ, чтобы подышать, а ещё потому, что мышцы рта устали. Уткнувшись Прескотту в плечо, которое пахло какой-то дорогой туалетной водой вперемешку с потом, он подумал, что положение дел складывается только в его пользу, а это довольно несправедливо. Решиться на это ему было сложно, но он успокаивал себя тем, что что-либо видеть ему необязательно. Отбросив сомнения, Уоррен медленно, предварительно погладив Нейтану грудь и живот, наконец, дотронулся до его белья. Он обхватил член всей ладонью, словно пытаясь прикинуть размер на ощупь сквозь одежду. Нейтан неоднозначно двинул бедрами вперед и, прошипев сквозь зубы, тихо произнес в шею: – Блядь, да засунь ты уже её туда. Уоррен слушается. Реакция Прескотта не заставила себя долго ждать: он сразу, напрягшись, уткнулся носом в плечо, продолжая уже интенсивнее двигать рукой, прерывисто дыша. Облизав пересохшие губы, Грэхэм слегка поворачивает голову в сторону парня, а тот сразу понимает, что ему намекают на поцелуй. Обсасывая чужой язык, Уоррен все ещё силился понять, что это за странный горький вкус. Возможно, вкус наркотика? Иногда Нейтан на миг расцеплял их губы, чтобы отдышаться, а потом прислонялся снова. Он двигал бедрами, помогая Уоррену, и, когда уже понял, что собирается кончить, почувствовал, как тот вжимается коленями в его задницу, а ногтями сильнее впивается в спину. Грэхэм расцепил поцелуй и тут же весь сжался, глухо простонав в плечо, испачкав руку Нейтана в сперме. Но, как бы Уоррену Прескотт не казался брезгливым, ладонь тот не отдернул и, всё ещё держа его член, продолжил двигаться. – Я ещё не кончил… вообще-то. Грэхэм решил закончить всё как можно быстрее и, сквозь нахлынувший оргазм, заставивший расслабить всё тело, продолжил двигать рукой от основания до головки. Нейтан слегка поднял бедра и, самозабвенно постанывая, вцепился обеими руками Уоррену в плечи, царапая кожу. Собственная сперма размазывалась по нему с пальцев Прескотта, оставляя холодные следы. И вскоре, зажмурившись и замерев, Нейтан звучно простонал, обмякнув, разваливаясь на Уоррене. Парни замерли, в комнате было слышно только тяжелое дыхание Прескотта. Наконец, он навис над ним снова и произнес: – Из-за тебя теперь снова жарко, Грэхэм. Он резко встал с кровати и, обнаружив на столе бутылку минеральной воды, прилип к ней губами, будто не пил целую вечность. Уоррен сел и с ошарашенным выражением лица следил за его действиями. Малая часть воды стекала по подбородку, но Прескотту было совершенно на это насрать. – Хватит на меня пялиться, – кашляя от того, что долго не пил, произнес Нейтан. – Что это была за хуйня? Нейтан, успев снова прильнуть к бутылке, чуть ли не давится, желая вставить слово. – Не надо было выебываться на меня. Уоррен смотрит на него, не отрываясь, округлив глаза. Холодок прошёлся по коже, заставляя непроизвольно ежится. – Блядь, у тебя такой вид, будто я тебе хуй в жопу засунул, – усмехается Нейтан. – Мы просто подрочили. Грэхэм щурится. – А почему ты не пошёл к какой-нибудь девчонке? – Может потому, что это мужское общежитие?! – забыв о том, что все за стенкой спят, выпалил Прескотт. – И я под маркой. Не обольщайся только. Ты просто попался под руку, ясно? «Вообще-то тебя уже давно отпустило», – подумал Уоррен, но сказал иное: – То есть ты можешь переспать с кем угодно? – Мы не спали. Я ещё раз тебе говорю, то, что это оказался ты – просто случайность. Нейтан прикончил уже половину полуторалитровой бутылки, и Уоррен поспешил его остановить. – Мне оставь попить. Тот останавливается и пару секунд будто размышляет, стоит ли это делать, а затем швыряет бутылку прямо в него. Пока Уоррен утолял жажду, Нейтан улегся на кровать, резко укрываясь одеялом и, словно бы обиженно, развернулся в другую от Грэхэма сторону. – Ты так и не ответил, кстати, – произнес он, поставив бутылку подле кровати. – Да что тебе ещё надо? – не разворачиваясь, грубит Нейтан. – Если бы на моем месте оказался, например, Закари, ты бы то же самое сделал? – Самооценку за мой счет повысить захотел? – Общение с тобой какое-то сомнительное повышение самооценки, – хмыкнул Уоррен. – И ты опять не ответил. Нейтан садится на кровати в одно движение и награждает парня прожигающим взглядом, будто желая испепелить на месте. – Окей, давай так. Когда мне ПОХУЙ с кем, я могу сделать что угодно, если знаю, что не получу по роже. – Но.... я уже давал тебе по роже. Уоррен хитро улыбнулся, заставив собеседника беситься сильнее, но тот не растерялся и нагло ответил: – Но сегодня ты мне по роже что-то не заехал. – Ладно-ладно, вопросов больше нет, – подняв руки, произнес Грэхэм. – И если кому-то проболтаешься..., – Прескотт угрожающе выставляет указательный палец. – И не подумаю. Нейтан успокаивается и ложится набок, устало закрывая глаза. Уоррен следует его примеру и, напоследок произносит: – Вот и поговорили о космосе. – Заткнись. Уоррен вздыхает. – Спокойной ночи, Нейтан. – Иди нахуй, Грэхэм.