Скорая

      Труднее всего — прогнать с плеч гору, которая всегда наваливается по дороге к тяжелым больным.       И вот ты сидишь в облезлом «Соболе» или, может, «Газели», хромающей на два колеса из четырех, терзаешь в руках собственный шарф, пол давишь башмачком — словно это прибавит скорости.       Светофор. Пешеходы. Не пропускают со второстепенной.       Как же медленно! Охота выскочить прямо на проезжую часть и бежать на своих двоих, да только на машине всяко быстрей, хоть и миг без движения ощущается целым часом. — Лёня, родненький, скорей! Люди ждут! — Тамара Михална, всё понимаю, вот проедет этот урод неторопливый, помчим, как на ковре-самолете!       Не уступают. Им, наверное, нужнее. Ничего, вот полетели, действительно, как на ковре-самолете, и не страшно совсем, не боишься разбиться. Скорость с красным крестом — щит против смерти. И все лежачие полицейские вмиг становятся злейшими врагами.       Вот, вот здесь поворачивать, и ладонь привычно обхватывает ручку двери — шутка ли: войти в поворот на скорости чуть меньше сотни.       Ничего, резвый микроавтобус как продолжение водителя — ревёт, хрипит, кренится, и что-то грохочет по салону, но все маневры безошибочны.       Влетаем во двор, как огненная колесница — во всех стеклах отражение мигалок. Вот — укладка, здесь — кардиограф, планшетку что ли в зубы взять — не наградила природа третьей рукой! — Не глуши! — И даже не обернешься. Некогда!       И по ступенькам бежать некогда, но всё ж бежишь, припрыжку, через две, будто опять тебе восемь, будто к подружке в гости, а вовсе не отнимать кого-то у смерти. Одно лишь сходство — за этой дверью меня тоже ждут. — Вызывали? — Ну что же вы так долго, доктор! — Дрогнувший голос и бледное лицо.       Не вините меня, милая! Девять минут, что такое девять минут? Три перекрестка, как назло везде красный, как назло — не проскочишь, впереди машины, девчата с улыбкой по зебре, тучный мужик в малолитражке слишком слеп для мигалки.       Объяснять? Нет, не в этот раз. Это житейское, это мелочи, и если есть время на них — значит нет в вашей жизни серьёзных проблем. А здесь секунды мерят лишь настенные часы, у людей же время считается по клеточкам умирающей души.       Не слышу, не слышу ваше «долго»! Скорей пустите в дом!       И каждая квартира — маленький мир, на один лад, но в разных красках. Жилище ВСДшниц ни за что не вспомнишь. Их лечишь добрым словом и сбегаешь поскорей, но к тяжелому больному идёшь как через царский замок. Запечатленное счастье в фотографиях, дни рождения в открытках, любимое чтиво в книгах на полках, курорты в сувенирах — во все это приходится нырять только по одной причине.       В маленький мир пришла беда, и ты верный её спутник. Маленький мир сторонится тебя — не человека, а пришельца в ботинках на ковре и безлико-серой униформе.       Безжизненное тело на диване. Было на полу, боялись, но всё ж подняли. Хорошо. Стул вот, и другой несите — кардиограф ставить надо.       Я не буду смотреть в эти глаза. Не буду смотреть в умоляющие лица. Я видела это — страшно подумать — не один десяток раз. Я не железная, а должна такой быть.       Торопливый осмотр, пульс, давление. Родные лопочут. «Цветы поливала… из больницы только-только выписали… вдруг упала… испугались! .. Любим! .. Помогите!»       Чувствую тёплые слёзы на своем предплечье. Не первый и — страшно подумать — не последний раз.       Не задавайте мне вопросов о жизни, пожалуйста, не надо! Вам не понравится ответ. Пять минут осмотра, и так тяжело знать всё наперед. Пусть воздух не дрожит лишний раз. Пусть мне не придется выносить приговор!       Они стоят на изготовке, их взгляд прикован к твоим рукам, слух впитывает каждое скупое слово. А ты — что робот. Тебе нельзя испытывать эмоции, нельзя чувствовать этот комок в горле, и каждая задержка — упущенный шанс.       Блестящие иглы, катетер, капельница, ампулы, еще иглы — сколько я их повидала? — вызов: еще бригаду сюда! Пациент в сознании, еще слёзы, тяжелое дыхание, шёпот. Спасите, доктор! — Сделаем всё возможное!       Как же я хочу выть от этой пустой, избитой фразы! Я ненавижу её всем сердцем! Как же бессовестно три слова вселяют надежду в людей!       Эмоции под запретом. Кардиограмма просит пару ампул.       Приехала нужная бригада. Они всегда молчат — отвечаешь только ты. Словно сил у тебя больше, словно только ты можешь спокойно смотреть на отчаянье и страх.       Капельница. Носилки. Ступеньки. Мне в другую машину.       На другой вызов. Новые люди, новые недуги.       Труднее всего — прогнать с плеч гору, которая всегда остается по дороге от тяжелых больных. Когда видишь, что ничего не можешь сделать, и реанимационная бригада тоже.