А пройдёт ли?..

Когда Алану говорят, что Кристофер умер, то в голове словно образуется вакуум. Тишина оглушает, заставляет усомниться в реальности происходящего. Но Алан не плачет. Только голос как-то странно дрожит и руки трясутся. Но он знает, что это пройдёт. "Пройдёт ли?" - мелькает горькая мысль. - Мы не были хорошо знакомы. Я могу идти? Алан не смотрит директору в глаза. Алан не вслушивается в ответ. Алан только встаёт со стула и на негнущихся ногах выходит из кабинета. Он не прислоняется к стене в жалкой попытке найти опору, из его глаз не катятся горькие слёзы, способные даже разъесть кожу. Нет, нет, нет. Этого нет. Как нет и шумных коридоров, лиц одногруппников, колких слов от них же, несущихся вдогонку. Нет ни-че-го. Вакуум и пустота. Осознание приходит лишь когда он запирается в своей комнате. Ноги почему-то сразу же перестают держать тело, и Алан падает на пол, больно ударяясь, но не замечая боли. Из глаз катятся слёзы, мешая видеть мир, размывая его. В груди разрастается странный тугой ком, мешая дышать, не давая вдохнуть. Алан словно застывает в этом временном отрезке боли и безвыходности, в то время как жизнь вокруг него продолжает кипеть. Он не видит этого, не слышит, но он просто знает. Знает, что в этом огромном и жестоком мире никому нет дела до него - одной лишь маленькой детальки в огромной машине под названием "Мир". То, что деталька, коей он и является, сломана - никто не заметит. "Теперь никто", - мысль приносит слишком горькое осознание. Алан никогда не испытывал такого. Ему больно, плохо. Хочется кричать, но голос пропадает. Хочется бежать, но ноги не держат. Хочется разодрать грудную клетку, вынуть из неё сердце, но вот руки слишком слабы... Алан не хочет испытывать эту боль, раздирающую его изнутри на сотни частей. Ему кажется, что кто-то особенно жестокий (мама говорила, что это Дьявол) мучительно медленно вырывает куски плоти из него, рвёт их снова и снова, возвращая всю боль в слабое, хрупкое тельце... Внутри словно взрываются мины, опаляя оголённые провода нервов обжигающим огнём отчаянья. И внезапно вакуум исчезает, наполняя голову какофонией звуков. Кто-то что-то шепчет, плачет, воет, стонет, смеётся, рычит - и Алану невыносимо больно. И страшно. Перед глазами почему-то мелькают сотни математических формул, шифров, отрывки текстов из книги по криптографии - и Алан словно бы слепнет от обилия информации, содержащейся в его голове. И если человеческий организм - тоже машина, то где-то внутри у него произошёл серьёзный системный сбой. И Алан даже знает как этот сбой называется. "Лю-бовь" "Лю-бовь" "Лю-бовь" В голове эхом отдаётся это слово, заглушая чужие голоса, а затем и оно затихает, оставляя Алана в гулкой тишине. Формулы меркнут перед глазами, оставляя после себя лишь удушающую тьму. Слёзы прекращают кислотой разъедать кожу. И осознание ударяет внезапно: Он. Теперь. Один. Кристофера нет. И не будет. Ни-ког-да. Он умер, его больше НЕТ. Кричать не хочется, как и бежать от этой боли или же рыдать навзрыд словно ребёнок. Не хочется уже ничего. А внутри пустота. Чёрная и вязкая пустота... И Алан проваливается в полусон, вздрагивая на холодном полу и сворачиваясь в клубок. Это пройдёт. Должно пройти. "А пройдёт ли?.."