come back for me

Мёрфи захлёбывается собственной кровью, всё ещё надеясь, что его кто-то спасёт. Кости ломаются, а Джон уже и не чувствует. Единственная мысль — "я жив". Единственная мысль — "я жив, пока чувствую себя таковым". Мёрфи пытается сжать зубы, но даже это не получается. Его коробит, всё тело зудит, перед глазами — яркие вспышки света. И лицо. Ещё чистое, с веснушками до самых скул, с сияющей улыбкой. И в голове набатом голос — "Мне нужен кто-то, кто поможет управиться здесь". Беллами наблюдает за Мёрфи издалека, то и дело закрывая глаза. Ну не может он спокойно смотреть на Джона, с этой его болячкой, с редко лихорадочно шепчущими что-то губами. Блейк... боится. Боится самого себя, в первую очередь. Он бы подошёл, помог как-то, но не поймут. Все ненавидят Мёрфи. И он должен ненавидеть его тоже. Беллами разбил его, подбил доверие (хотя, подбил — это ещё мягко сказано) и просто не имеет права испытывать к нему отрицательные чувства. А Джон это право имеет. Мёрфи не мог ненавидеть Блейка. Иногда жутко хотелось прикончить его, и когда он вешал Беллами, он делал это со всей своей страстью, но он хотел, чтобы Белл почувствовал то, что и он. И дело было не только в пребывании на пороге смерти. Далеко не в этом. Джон кашляет, и вправду начиная давиться собственной кровью, и Блейк не выдерживает. Он вскакивает с места быстрее положенного и переворачивает Мёрфи на бок, с силой сжимая его плечи. Того немного отпускает, глаза открываются, и Джон, кажется, начинает приходить в себя. Открывает глаза и смотрит пустым взглядом, шепча что-то без остановок. — Мёрфи, — Блейк сильнее дёргает его за плечо. — Мёрфи! — уже громче повторяет он, чуть ли не скидывая с импровизированного гамака. Джон в ответ только тихо стонет, закрывая руками уши. Беллами мотает головой, понимая, что крики на деле — не самый лучший вариант. Поэтому он просто сажает Мёрфи, присаживаясь рядом. — Жив? — только и спрашивает Блейк, получая в ответ скептический взгляд. — Перестань смотреть на меня так, будто я тупой. Я не тупой, Мёрфи. Я просто не хочу смертей тут. Больше не. Мёрфи долго думает. Сидит и молчит, уставившись в стену перед собой. На лице нет привычной ухмылки или хотя бы легко читаемого раздражения. Он просто не знает, что ответить. Сейчас он больше семнадцатилетний подросток, чем когда-либо. — Я знаю, — вдруг отвечает он. — Поэтому и ухожу. Как только меня перестанет постоянно лихорадить, так сразу. Мне здесь не место, Блейк. Меня ненавидят. Они меня ненавидят. — Ты меня ненавидишь, — добавляет он, не давая Беллами что-то сказать, и лишь тогда смотрит на него в ожидании ответа. — Нет, — тихо. — И лучше бы я тебя ненавидел, потому что этого все и ждут. Но я был не прав. Я повесил невиновного, Мёрфи. Какой из меня лидер теперь? Кто я после такого? Я не могу ненавидеть того, кто имеет все права на ненависть ко мне. — Лучше бы ты не терпел меня, Беллами. Лучше бы смотрел на меня с презрением, — он сжимает пальцами ткань, соглашаясь, — как на предателя. Я ведь предатель, да? Заслуживаю. Молчание. Буквально секундная тишина охватывает комнату перед тем, как Блейк поднимается на ноги и прижимает Джона к стене, сжимая горло. — Хватит говорить так о себе, — шипит он прямо в лицо Мёрфи. — Где твоя ухмылка? Где слова, которые состоят только из сарказма? Где ты, Мёрфи? Ты пугаешь меня. Больше, чем когда ты привычно безумен. И в эту секунду Джон... улыбается. В смысле, да, сначала по привычке ухмыляется, но потом это перерастает в настоящую улыбку. Широкую, настоящую, искреннюю. И тогда он начинает говорить: — Это не настоящий я, Беллами. Всё то, что ты видел до этого— не я. И ты сам это осознавал, только не хотел этого. Не хотел осознавать. Я ненавижу ковчег, я ненавижу Джаху, я ненавижу себя, на самом-то деле. Меня любили. Родители любили меня, как никто другой, а потом я заболел. И отец... украл лекарства. Которые мне, между прочим, так и не помогли. Его казнили. Мать возненавидела меня, обвиняла в его смерти. Вот из-за кого я стал таким. Из-за себя самого, Блейк. И если я, блять, доверяю тебе — доверял тебе — значит, я хочу показать тебе себя. Когда-то. Того, кем я был до. Тебе не нравится такой я? Это твои проблемы. А я, похоже, ошибся в тебе, Беллами. Ты казался мне совершенно другим. Ладонь Блейка всё ещё находится на шее Джона, сжимая не так сильно, как до этого. Когда тот заканчивает, Беллами будто выпадает из комы. И действия свои он не контролирует. Мёрфи чувствует чужие шершавые губы на своих, — покусанных и потрескавшихся, — и находится словно в другой реальности. Закрывает глаза, думая, отвечать или нет? И он отвечает. Медленно, неуверенно, но отвечает. Не зная намерений Беллами, не зная, когда тот придёт в себя. Но Джон... хочет этого? Похоже на то. Именно поэтому он расслабляется и впускает в себя Блейка, позволяя его языку исследовать нёбо, кромку зубов. Мёрфи стонет в поцелуй, не открывая глаз. И этот стон словно отрезвляет Беллами, который тут же спешит отстраниться, испуганно смотря на Джона. — Ты сводишь меня с ума. — хрипло произносит он, смотря в чистые голубые глаза, впервые не затуманенные злостью, раздражением, надменностью и прочими отрицательными эмоциями. — И что это было? — с нескрываемой насмешкой интересуется Мёрфи, устремляв свой взгляд на губы лидера, разглядывая их. — Не знаю, — просто отвечает Блейк, а потом понижает голос, — но я не прочь это повторить. Когда Кларк зашла, чтобы сменить пост, она застала их увлечённо целующимися и поспешила ретироваться. "Наконец-то", — с улыбкой сказала она про себя.