IV. Оставленные и забытые

       Айко       Если бы я не заработалась тем вечером допоздна, мы бы так и не узнали, что с ними случилось.       Полдня я утешала беременную истеричку, бойфренд которой угодил в больницу и готов был отдать концы в любой момент. В результате я так устала, что подумывала уже отказаться от обычной встречи с Жервазом, но потом решила, что выпить со старым другом – то, что надо для бодрости духа, и отправилась в бар.       В баре царило жуткое столпотворение, и я сразу вспомнила, почему не хожу выпить так поздно, и уже чуть не развернулась к выходу, когда заметила светлую голову над морем брюнетов и брюнеток. Да, столицу Земли можно назвать настоящим плавильным котлом всех существующих рас планеты, но даже здесь здоровенные бородатые блондины семи футов ростом – редкость, тем более что бороды вышли из моды пару поколений назад. Так что это мог быть только Жерваз.       Странно, наверно, мы с ним смотрелись со стороны: я чуть ниже пяти футов, на лице написано восточное происхождение, но мы выросли вместе, и светловолосый варвар Жерваз был моим лучшим другом.       Я с превеликим трудом протолкнулась к его месту у барной стойки, тем более что меня часто не замечают, пока не получат локтем под ребра. А, мне не привыкать. Я сдвинула плащ Жерваза со стула рядом, чтобы самой усесться.       – О, как прошел день? – спросил он. – Попадались хорошенькие девочки? Или, может, ты передумала?       – Когда ты только сдашься…       – Но я должен попробовать, Айко, – проскрипел он и усмехнулся. – Из-за тебя я на других женщин смотреть не могу. Как я понимаю, ты провела долгий, паршивый день, помогая людям, которые не хотят, чтобы им помогали?       – Типа того. В такие дни я раздумываю, не бросить ли работу в социальном обеспечении и податься в фермеры или бухгалтеры, или еще что-нибудь такое. Цифры ведут себя воспитанно и предсказуемо, их легко понять.       Бармен поставил передо мной бокал, я отпила, не чувствуя вкуса.       – Как я понимаю, новых ключей для нашей загадки нет? – добавил Жерваз, потягивая свою порцию.       Я подскочила, расплескав напиток на руки и на полированную стойку.       – Вообще-то… боги дорогие, чуть не забыла! Я же получила довольно подробное описание человека, который к ним заходил вечером перед тем, как Кен исчез. Его мать со мной все еще не разговаривает, но один из соседей видел, как от них выходил какой-то тип. И представляешь – его показания полностью совпадают с твоим описанием мужчины, усыновившего Масато, и моим описанием человека, который забрал Сакуру. Высоченный, худой мужчина, довольно привлекательный, с раскосыми темными глазами и черными волосами по пояс…       – И перчатками. На обоих руках перчатки, как не сопрел…       Я в изумлении развернулась к темно-русому молодому человеку по другую сторону от меня.       – Да, точно! А вы его знаете? Расскажите, пожалуйста. Это очень важно.       – Не знаю, – он смотрел, не отрываясь, себе в пивную кружку, и, честно говоря, я не была уверена, что он трезв. А вдруг он из тех, кому под мухой вместо розовых чертей на дне стакана мерещатся высокие, мрачные, таинственные незнакомцы, но если ему хоть что-то известно… – Типа того, к-краз такой проходимец забрал двух моих братцев. Скзал, зовут лорд Оникс, он это… крсталлотворец. Заплатил хренову кучу денег. А, все равно не хватило…       Я оглядела его. Руки в мозолях, грубая одежда… Человек казался выходцем из бедной крестьянской семьи. Единственной примечательной чертой его была пара выразительных глаз необычного сине-фиолетового оттенка, и я определенно никогда его раньше не видела.       – Двух твоих братьев? – я попыталась подтолкнуть его к беседе.       – Ага, Сё и Ансин. Самые младшенькие. Детишки еще…       Незамеченная слеза скатилась по его щеке и плюхнулась точно в кружку.       – Дети еще, – повторил он тише. – Совсем детишки еще…       Мы с Жервазом переглянулись.       – Кристаллотворец, – произнес мой приятель наконец. – Зачем кристаллотворцу пятеро мальчиков?       Я вздохнула.       – Откуда мне знать. Кен и Сакура. Твой Масато. Теперь еще и братья этого парня. Всех забрал один и тот же мужчина, – я развернулась к крестьянину, который все еще бормотал что-то про своих братьев и ронял слезы в пиво. – Как давно тот человек увел ваших братьев?       – Восемь месяцев, кажись. Вам-то какое дело?       Я вздохнула, отпила еще глоток и приступила к рассказу.       – Этой весной – как вы и сказали, месяцев восемь назад – дети двух моих клиентов исчезли при таинственных обстоятельствах. Вернее, бывших клиентов – когда два мальчика пропали, их родители вдруг разжились деньгами – больше, чем обычно могли получить, и перестали нуждаться в моих услугах. И не захотели даже разговаривать со мной о случившемся…       Если бы дело касалось только Кена, я бы расстроилась, но не удивилась. Кен, старший из четырех детей проститутки, жил в самом паршивом районе города, без отца, а такие дети пропадают сплошь и рядом. Особенно симпатичные тринадцатилетние мальчишки вроде него. Естественно (хоть и весьма печально), какой-нибудь сутенер мог заинтересоваться им. Кен был умницей, ему хватало здравого смысла держаться подальше от банд. Я искренне верила, что когда-нибудь он вырвется из своего окружения. Так и представляла себе его: высокий для своего возраста, хоть и худой как щепка, черные волосы коротко острижены, кожа смуглая, в миндалевидных глазах голубого, почти бирюзового цвета угадывается диковинная смесь рас, плечи гордо расправлены. Из любого другого пацана в этой части города уже давно весь гонор бы выбили, но Кен никогда не сдавался. Будь у него хоть малейший шанс, мог бы стать лидером.       Нет, я бы ничего не заподозрила, если бы исчез один Кен, но Сакура – совсем другое дело. Он был из хорошей семьи – когда-то хорошей, и жил в респектабельном квартале. Миниатюрный и хрупкий восьмилетний мальчик больше походил на девочку, если только не нападал на него приступ упрямства, когда брови его сердито сходились над ярко-зелеными глазами... Сакура был еще слишком мал, чтобы самому продать себя, а его мать, даже если бы не любила его так сильно, все равно не знала бы, к кому обращаться с подобными сделками, а отец, бывший стражник во дворце, после несчастного случая остался прикованным к постели инвалидом. Так что бесследное исчезновение Сакуры показалось мне очень странным, и еще более странный рассказ мне удалось выудить у его четырехлетней сестренки. Она мало что запомнила, но сумела описать человека, который взял ее брата за руку и увел прочь.       А потом еще Масато. Ему было девять, когда его родители умерли при столкновении их машины с тягачом, и мальчик попал в приют, где работал Жерваз. Мой друг проявил особое внимание к этому стойкому ребенку, и три года спустя Масато стал проявлять небольшие вспышки ясновидения – первые признаки серьезных магических способностей, и Жерваз практически горы свернул, чтобы протолкнуть мальчика в специальную образовательную программу для одаренных магов. А затем, безо всякого предупреждения, Масато усыновили.       – ...Обычно на утверждение усыновления требуется несколько месяцев и куча посещений, – рассказывал свою часть повести Жерваз. – Мы хотим передать детей в хорошие семьи, а для этого тщательно проверяем историю будущих родителей. Но когда я говорил с Масато за день до того, он даже не заикнулся, что про него кто-либо спрашивал. А потом директор приюта вдруг покупает очень дорогую аэромашину, на которую облизывался уже несколько месяцев. А когда я исхитрился заглянуть в дело Масато, ничего не сумел разобрать. Такое впечатление, что кто-то специально пролил воду на бумаги, чтобы чернила потекли. Тогда я загнал в угол одного из ребят постарше, который в день усыновления Масато торчал рядом с кабинетом в ожидании выговора за провинность. И он заметил, что Масато вышел из кабинета с человеком – тем же высоким человеком с длинными темными волосами, которого вам Айко только что описала.       – И поэтому мы полагаем, что произошло нечто подозрительное, – подвела я итог. – Кен, Сакура и Масато – славные ребятишки, и мы бы хотели знать, что с ними стало, убедиться, что у них все хорошо.       Незнакомец с сине-фиолетовыми глазами еще помолчал, глядя в глубины кружки, потом со стуком поставил ее на стойку.       – Оникс... пришел, предложил денег, если мы отпустим младших с ним и не будем разузнавать, что с ними сталось, – к моему облегчению, он будто бы протрезвел. – Ну, поначалу он хотел забрать только Ансина, но Сё не отпускал малыша, эти двое всегда дружили, крепче, чем со всеми остальными, и Оникс согласился заплатить вдвойне, если оба с ним уйдут. Мы… Нам позарез нужны были деньги, а он обещал, что будет хорошо обращаться с мальчиками.       И он… наверно, рассмеялся, но прозвучало это скорее как хрип.       – Но сегодня я такое увидел, что уж и не знаю, стоило ли ему верить.       Я тут же насторожилась. Ему что-то известно?!       – Почему? – спросила я. – Что сегодня случилось?       – Ну, не знаю… Но мне показалось, я видел Сё, если это был он.       – Вы не уверены? – подтолкнула его я. Он сжал в руках кружку, аж костяшки побелели.       – Ну… Похож очень, глаза вообще один к одному, только гораздо старше – как я, пожалуй… Он назвался Жадеитом и не стал со мной разговаривать. Когда я его окликнул, он просто отвернулся и ушел. Жадеит       Я все еще глядел в окно, когда он постучался в мою комнату.       <Джей, ты там? Ты в порядке?>       <Нормально. Алекс, сгинь, не мельтеши>.       <Ты не пришел на ужин. Я волнуюсь>.       <Я же велел уходить. Чего непонятного?>       Я знал, что он наверняка обидится, но ни с кем не хотел разговаривать в тот момент.       <Только после того, как расскажешь, что сегодня случилось. Где ты был после обеда и почему вернулся расстроенным?>       Закусив губу, я смотрел но двор внизу, но не видел ничего.       <Сегодня я встретил Тэцуро>, – наконец объявил я.       <Тэцуро?>       <Нашего старшего брата. Ты не помнишь его?>       Я был потрясен, хотя думал, что подготовился к встрече морально с тех пор, как заметил его имя в треклятом списке дел к слушанию. Тэцуро. Я с ним так близко не дружил, как с Алексом, но при виде его… столько воспоминаний нахлынуло.       А потом он узнал меня, чего я совершенно не ожидал, и я заставил себя отвернуться. Я понимал – что бы я ни сделал, я причиню вред и ему, и родителям, и остальным братьям и сестрам, но так хотя бы рана останется чистой. Безразличие далось почти легко. И лишь потом накатила боль.       Нас пятерых с Алексом, Нефритом, Цоизитом и Кунцитом забрали из дома, пусть и не совсем против нашей воли, но не спросив нас. А сейчас, отвернувшись от старшего брата, я сделал выбор сам, сам принял решение никогда не возвращаться домой к семье.       Словно оторвал часть своей души.       <Ой... Помню, но не так отчетливо, как ты. Я же совсем маленький был, когда мы ушли. Ну, ты меня впустишь? Пожалуйста>.       <А, валяй>.       Взмахом руки я снял барьеры, удерживающие дверь закрытой.       Алекс тихо скользнул внутрь, пересек комнату и встал рядом, у окна.       <Пожалуй, тебе труднее, – произнес он, помолчав. – Ты старше, ты понимал, чего лишаешься. А я особой разницы не заметил – вы с ребятами стали мне такой же семьей, и я… меня почти все устраивает>.       Почти устраивает...       И больше всего меня терзала мысль, что мой младший брат должен был остаться дома – да где угодно, но не здесь, не в роли солдата будущей войны. Добросердечный Алекс, целитель. Ему не место среди воинов, и я боялся, что здесь ему никогда не найти счастья.       <Хорошо бы, чтоб ты сумел поплакать, – подал он голос после короткой паузы. – Вредно держать всю боль в себе. Человек не может долго выдерживать такое эмоциональное напряжение>.       <Да, братишка, но ты забываешь – я не человек. Я кристаллотворец>, – заметил я с кривой усмешкой.       <В душе ты все еще человек, – мягко возразил Алекс. – Мы все люди. Даже Оникс>.       <Вот насчет него я сомневаюсь>, – сказал я, но неведомым образом слова брата успокоили меня.       Я притянул его к себе за пояс, и так мы стояли в доверительной тишине, пока на небе зажигались звезды. Тэцуро       Даже рассказывать было больно, но стройная женщина и ее приятель-громила сочувственно слушали и кивали, и я сумел выплеснуть все, что накопилось, пусть и сквозь пузыри в пиве, стыдоба-то какая.       – На утро у меня был вызов в королевский суд...       Два года назад случилась засуха. Неурожай всегда портит жизнь крестьянам, а нам еще двенадцать ртов кормить. Под конец отцу пришлось взять ссуду, чтобы хоть на еду хватило, пока не выкарабкаемся, а для залога у нас только сама земля. Наш надел не отличался плодородием, и только самые безжалостные ростовщики приняли бы его в залог. Но выбора не осталось, отец отправился в город, нашел такого человека и подписал договор, зная, что выбирает между займом, который мы смогли бы выплатить, если следующий год окажется урожайным, и верной смертью младших детей.       В следующем году сильно лучше не стало, но, если б не ссуда, мы бы перебились кое-как. На еду хватало, на доход от продажи излишка мы могли бы закупить посевной материал на следующий год, но оплачивать долг уже нечем. И тогда появился он. Оникс.       Я до сих пор помню, как малыш Ансин, вытаращив глаза, вцепился в руку Сё, пока Сё, единственный светловолосый ребенок в семье, спорил с высоким темным незнакомцем, что не отпустит младшего брата одного. Своего он добился, и так они вместе и ушли, а нам осталась только куча вопросов, которые нельзя раскапывать, да куча денег для выплаты займа. Но потом заболела мать, и деньги ушли на гонорар доктора...       – Он прошел прямо к трону и опустился на колено перед королем, – да так ладно, что я его и не узнал. Впрочем, я бы высматривал ребенка, а не молодого парня, моего ровесника, в богатой одежде, с манерами и говором благородного господина. Я лишь подумал от нечего делать, что вон тот коротко стриженый затылок одного цвета с волосами моего брата. – Он предложил выплатить штраф за меня, если король меня отпустит, и даже не дрогнул, когда ему велели заплатить еще виру за убийство в тройном размере. И он назвался Жадеитом. По-моему, король узнал его, типа того. Когда он встал, мы встретились на мгновенье взглядами, и... в общем, глаза такого цвета я видел только у Сё, двух моих сестер, себя и нашей матери. Это должен быть Сё. Иначе зачем бы ему помогать мне? Я хотел было позвать его, да голос отказал, а когда собрался с мыслями, он уже ушел, – я перевел дух. – Наверно, вы решите, я спятил.       – Ничего подобного, – пробасил амбал. – А дальше что случилось?       – Ничего, – пожал я плечами. – Меня отпустили, но домой пешком идти уже поздно, я решил, что надо бы пропустить кружку, и вот я здесь. А тут вы зашли и стали обсуждать типа, похожего на Оникса.       Маленькая женщина и громила переглянулись.       – Надо бы пробраться во дворец, – заявила она, а приятель ее кивнул. – Даже если он ошибся, мы можем поискать самого Оникса и стрясти с него ответы.       – Пожалуй, лучше просочиться на какое-нибудь официальное мероприятие, – ответил ей белобрысый. – Иначе с чего им нас пропускать? Да и на бал попасть – большой риск…       – Кажется, я знаю, у кого попросить пропуск, – задумалась женщина, но закусила губу недовольно. – Подруга моей сестры – они учились вместе – может помочь, но проблема в том, что я ей не такую уж большую услугу оказала когда-то… А другая проблема в том, что ты, Жерваз, слишком выделяешься в толпе. Сама бы я пробралась незаметно, но с тобой…       – Ладно уж, стисну зубы и останусь снаружи, если ты со мной поделишься ответами. Но неохота тебя одну отпускать.       – Я пойду с ней, – слова выскользнули у меня сами собой, словно говорил не я, а пиво. – Пожалуйста. Я тоже хочу знать правду – не меньше, а то и больше, чем вы. И я не так бросаюсь в глаза.       Они снова переглянулись.       – Может, и сработает, если он не будет открывать рот. Не обижайтесь, – добавила женщина для меня, – но с вашим произношением вы даже за дальнего бедного родственника дворянина не сойдете. Нет, будете моим… моим мужем, да, а я – младшей дочерью обнищавшего благородного семейства, которой пришлось выйти замуж за простолюдина. Да. Так сойдет. А, кстати, мы так и не представились, кажется? Я Айко Ёсида.       Она соскользнула со стула и поклонилась, небрежно сцепив руки на груди.       – Жерваз Леблан, – громила кланяться не стал, но хотя бы кивнул мне.       – Тэцуро Ямада, – поклонился я и сел на место. – Рад встрече. Когда приступаем? Цоизит       Наверно, правильно люди говорят.       Невозможно по-настоящему вернуться домой.       Я засунул руки в карманы, пока шел по улице. Я слишком выделялся в окружающем пейзаже – надо было надеть что-нибудь другое. Эти кварталы, конечно, далеко не худшая часть города, но и не лучшая – так, низы среднего класса, – и большинство прохожих носили куртки из серой или бурой шерсти, не заплатанные, не изношенные, но и не новые, и поднимали воротники от холода. На таком фоне мой зеленый плащ-разлетайка выглядел вызывающе-богато. Но и прийти в безрукавке и греться с помощью магии или сотворить что-нибудь на месте – тоже не выход.       Зачем меня сюда понесло?       Только один ответ приходил в голову – сперва эта идея показалась мне удачной. Изначально я направлялся куда-то еще, но вдруг вспомнил, что неподалеку мой старый дом, и решил заглянуть.       Странное ощущение. Во-первых, все казалось маленьким, ведь я помнил местность глазами восьмилетнего ребенка, а не нынешнего шестнадцатилетнего на вид тела. И этот квартал не представлялся мне таким грязным, когда я жил здесь, но…       Это все из-за времени года, убеждал я себя. Бывают зимой такие дни, когда все выглядит замызганным и бесцветным. Освещение меняется и окрашивает весь мир в депрессивно-серый цвет.       Мимо меня со смехом пробежала стайка детишек лет четырех-шести. Я попытался улыбнуться, но лицо словно онемело.       Одна из малышни, чуть менее проворная, чем остальные, запнулась о трещину в тротуаре рядом со мной. Я протянул руку поймать ее и улыбнулся, на сей раз свободнее.       – Спасибо, братик, – хихикнула она в ответ.       – На здоровье, – ее слова тронули меня. Давно меня не звали братиком…       Капюшон слетел с ее головы, она улыбнулась и попыталась убрать волосы с глаз. Я замер.       – Судзумэ?       Какая причуда судьбы привела мою младшую сестру сюда как раз в тот момент, чтобы я встретил ее?       Она уже собиралась бежать за друзьями, когда я схватил ее за плечо.       – Погоди, пожалуйста!       Я-то думал, что совсем не скучаю по ней – как любые младшие сестры для братьев, она для меня была лишь мелкой обузой, и воспоминания о ней расплывались, но сейчас...       – Пожалуйста, – стала вырываться она, – отпусти! Я спешу!       – Судзумэ!       Другой знакомый голос – я узнал его сразу, хотя не помнил его еще секундой ранее.       – Судзумэ, кто этот человек?       – Не знаю, мамочка. Отпусти, братик, прошу.       Я слышал ее, но слова не достигали мозга. Меня поглотила открывшаяся картина.       Как мы похожи… У меня ее форма лица, ее нос и подбородок, ее скулы. Ее стройное телосложение, даже такие же рыжие волосы, хотя сейчас я стал на пару дюймов выше ее. Лишь одну черту я не унаследовал от матери – ее глаза, мягкие, тускло-синие, а не яркий изумруд. Десятки размытых образов, прятавшихся на задворках моей памяти, вдруг обрели резкость.       Как я мог забыть ее?       Как он сумел заставить меня забыть ее?       Потом раздался удар, сменился болью, которая и выдернула меня обратно в реальность здесь-и-сейчас. Я отпустил сестренку, схватился за горящую щеку. На глаза навернулись слезы.       – Да как ты посмел, скотина! Ей же всего пять лет! Убери от нее лапы! Ох, прав был мой муж, все вы, аристократы, извращенцы!       И я остался смотреть, как она удаляется по улице, волоча за руку мою сестру.       Она даже не узнала меня. Разумеется, я вырос, но не настолько же изменился. Как она не заметила… Или просто не хотела замечать?       Я упал на колени прямо посреди тротуара, ее слова звенели в ушах. Она действительно думала, что я способен на такое? О, боги... Слезы все лились, во рту горчило.       Собственная мать...       Как женщина вообще может сказать такое собственному ребенку?       Им нельзя верить. Ни одной. Другие мужчины не предадут, а женщины… Женщины бросят тебя без малейшей на то причины. Они опасны, они гадят при любой возможности, так что лучше держаться от них подальше. Все равно они мне никогда не нравились. Одна морока от них.       Кунцит защитит меня от них.       Я утер глаза краем плаща и поднялся на ноги. На сегодня еще есть неотложные дела. Айко       Я запнулась об юбку в третий раз за вечер и тихонько выругалась. А мы ведь еще даже во дворец не попали!       Навсикая, приятельница моей сестры, посмотрела на меня Крайне Неодобрительно. Проигнорировав ее, я продолжала размышлять. Я виновата, что ли, что придворный дресс-код требует от женщин носить эти дурацкие длинные платья, или что я не умею их носить? Я, конечно, люблю прихорошиться, как любая другая девушка, но предпочитаю, чтобы подол не опускался ниже середины икры.       Рядом шагал Тэцуро и, казалось, в одолженных бархатных одеждах тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Ну и ладно. Нам и положено испытывать дискомфорт. Обедневшие родственники какого-то аристократа, впервые посещающие столицу, и должны комплексовать – по крайней мере, Навсикая так нам объясняла. Пока что мы не выбивались из образа. С другой стороны, пока что нас видел только привратник, что пропустил нас через внешние ворота, да двое чисто символических стражников с ним, и мы даже не приступали к поискам Оникса и детей...       Я оперлась на руку Тэцуро, пока мы поднимались по невысокой лестнице к внутренним воротам. Сейчас нас ждет настоящее испытание. За внешний периметр дворцового комплекса по делам проходили сотни, если не тысячи человек, но путь за внутренние ворота открывался только честным дворянам с безупречной репутацией да их слугам, причем слуги подвергались столь жесткой процедуре удостоверения личности, что мы бы этим путем пробраться внутрь не смогли.       Я вздохнула с облегчением, когда охранники дали нам добро. Мы допущены, теперь можно заняться настоящим делом.       – Почему бы не начать с бала? – спросила я, когда мы вышли за пределы слышимости охраны. – Там соберется половина населения дворца, есть шанс, что и наш знакомец к ним присоединится. К тому же, если случайно или нарочно свернем не туда по дороге к бальному залу, нам тут же укажут правильный путь.       Тэцуро пожал плечами и кивнул. Похоже, он серьезно вжился в роль сурового, немногословного мужа, и слава богам. Чем реже он открывает рот, тем меньше шансов, что кто-нибудь догадается о подлоге.       – Думаю, надо… О-о!       Уже пару минут я не обращала внимания на окрестности – эту часть дворца я видела сотни раз на фотографиях и голографических видео, да и подумать было о чем, – но зрелище бального зала меня потрясло.       Пол зала опускался на два фута ниже дверного проема, то есть, мы оказались на вершине короткой лестницы с великолепным обзором. Огромное, ярко освещенное пространство, пол и стены отделаны белым мрамором, голографические гобелены переливались и меняли узор, как минимум три гигантских хрустальных люстры свисали с потолка и дробили свет на радужные осколки… А публика! Мало кого из присутствующих нельзя было назвать красивым, но я подозревала, что, если присмотреться поближе, их красота окажется скорее результатом пластической хирургии и амулетов иллюзии, чем даром природы. Но все равно общее впечатление поражало, пусть и немного отдавало декадансом.       Я положила ладонь на сгиб локтя Тэцуро, как и положено женщине, сопровождаемой мужем, и слегка сжала его руку, чтобы привлечь его внимание: окружающее великолепие потрясло его не меньше, чем меня. Вдвоем мы сошли с лестницы.       Передвигаясь сквозь толпу, я заметила немало юных дам, с которыми в других обстоятельствах с удовольствием бы познакомилась поближе… и немало тех, что пользовались некачественными амулетами иллюзий, которые на ближнем расстоянии работали не так хорошо. Одна из тех, кого я приняла за молодую женщину, оказалась средних лет мужчиной с амулетом иллюзии под сексапильную девушку (издалека, по крайней мере). Гадая, насколько это повальная мода, и сколько владельцев более дорогих амулетов я не распознала, я радовалась, что пришла сюда не на вечер знакомств.       Я снова сжала руку Тэцуро.       – Может, разделимся? Здесь кого-либо найти нелегко, а если будем искать порознь, наши шансы удвоятся.       И мы разошлись в разные стороны.       Через некоторое время я уже стояла в тени колонны и сканировала толпу в поисках кого-либо, подходящего под наше описание. Без особых успехов. Разумеется, если этот Оникс – кристаллотворец, то он может объявиться в облике шестиногого зеленого слона на роликах, и я не сумею распознать иллюзию. Человеческие маги в сравнении с кристаллотворцами – что астероиды на фоне Земли.       – Вы здесь еще не бывали, не так ли?       Я вздрогнула и медленно обернулась.       Говоривший улыбнулся мне ободряюще. Он возвышался надо мной на полторы головы – росту в нем было, наверно, больше шести футов. Ярко-синие глаза, волнистые каштановые волосы ниже плеч, идеальные зубы, лицо и тело прекрасны до такой степени, что просто обязаны быть иллюзией. Настоящие люди не выглядят так роскошно. Если бы меня интересовали мужчины, я б влюбилась в него на месте.       – О, не волнуйтесь, – продолжал он. – Я не собираюсь вас выдавать. Вряд ли вы замышляете что-то недоброе. Но мне просто любопытно. Вы можете попасть в большую беду, вот так проникнув на закрытую вечеринку. Что же сподвигло вас на такой риск?       – Я… – я замолкла, подыскивая убедительный вариант ответа. Хотя почему бы не сказать правду? Он же пообещал, что не сдаст нас, а вдруг и помочь сумеет? – Я ищу человека по имени Оникс. Вы его не знаете?       Синие глаза сузились. У меня мурашки по коже пробежали.       – Какое у вас может быть к нему дело? И вообще он необщителен и никогда не ходит на приемы.       – Вот как…       Я пала духом. Надо выбираться из зала и обыскивать остальной дворец, и сомневаюсь, что нас не заметят раньше, чем мы найдем Оникса.       Лицо незнакомца снова смягчилось.       – Если это так важно – я могу передать ему сообщение. Расскажите, в чем оно заключается.       Я открыла рот, снова закрыла, пытаясь подобрать слова. Откуда мне знать, вдруг он лучший друг Оникса, и тогда ему может не понравиться наше…       Мои мысли прервал душераздирающий крик с другого конца зала. Шатен даже на месте подскочил.       – Какого черта?.. А, чтоб... Слушайте, мне надо идти.       И безо всяких объяснений он стал проталкиваться сквозь толпу прочь. Разумеется, я последовала за ним. Что еще оставалось делать? Стоять столбом, когда он проложил такой славный, широкий проход для меня?       Я ничего не видела, кроме его спины в синем бархате да невероятной каштановой гривы, и потому не заметила, как мы добрались до края толпы, и он остановился.       – Что тут происходит? – спросил он.       Кое-как я пробилась, чтобы встать рядом с незнакомцем, а не позади него. Открывшаяся картина, мягко говоря, пугала.       Темноволосый молодой человек в знакомом костюме лежал на боку в расплывающейся луже крови. Вокруг него расталкивали народ и целились в лежащего человек двенадцать дворцовой стражи.       Человеком на полу был Тэцуро.       – Он напал на принца Венеры, милорд, – почтительно ответил моему спутнику один из стражников. – Мы остановили его.       – Идиоты. Это не наемный убийца. У него нет оружия, нет мускулатуры бойца, а капля магии всего лишь в потенциале и неактивна. Я очень надеюсь, что успею доставить его в лазарет вовремя, чтобы спасти ему жизнь.       Один из стражников попытался не дать ему пройти в середину круга, но в воздухе мелькнула сине-белая вспышка. Я ничего не разобрала, но стражник уже лежал на спине, и пока он перекатывался да поднимался на ноги, шатен склонился над Тэцуро, словно чтобы поднять на руки. Я поспешила мимо поверженного стража к ним.       – Тэцуро! – но нет, он так и не открыл глаз – похоже, потерял сознание. – Он выживет?       – Так я и думал, что он пришел с вами. Ответ: нет, если вы будете отвлекать меня. Если вы с нами, придвиньтесь ко мне.       Я подчинилась, шагнула ближе, и еще ближе, пока не уперлась в него. К тому времени он поднял Тэцуро, обернулся ко мне, и вокруг нас взвихрился красный туман. Мгновение обжигающего холода и пустоты под ногами – и мы очутились в другом месте. Похоже на больницу – все выкрашено в белый цвет, освещение яркое, и пахнет антисептиком.       Шатен – я так и не знала его имени – уложил обмягшее тело Тэцуро на стол, когда в палату ворвался бегом другой человек.       – Неф, что… – тут второй мужчина – вернее, мальчик, на вид ему было не больше тринадцати или четырнадцати лет – увидел Тэцуро, и лицо его приобрело странный, землистый серо-белый оттенок.       Шатен нахмурился, по его лицу пробежала череда выражений, словно он разговаривал с кем-то. Затем он помотал головой, отодвинулся от меня и исчез в столбе красного тумана без единого слова.       – Кто-нибудь расскажет мне, что тут происходит? – поинтересовалась я.       Парень уже склонился над Тэцуро и не обращал на меня внимания. Он осматривал раненого пару секунд, потом начал водить ладонями в воздухе в паре дюймов от окровавленной дыры в груди Тэцуро. За его пальцами оставался след из медно-рыжих искр, и рана стала смыкаться прямо у меня на глазах.       Через несколько минут мальчик опустил руки и вздохнул:       – Тэцу, ну что ты натворил? И вообще что ты здесь делаешь?       Он знает Тэцуро. Более того, он назвал его укороченным именем, как близкий друг. Или родственник.       Смутное подозрение зародилось во мне.       Это не мог быть Сё – Тэцуро говорил, что Сё блондин, а у этого парня волосы темные. Кроме того, он слишком юн, что не совпадает с описанием Жадеита. Как там имя его младшего брата?       – Ты же Ансин, правда?       Парень вздрогнул.       – Когда-то меня так звали. Теперь я - Александрит. Нефрит       На крыше башни было так холодно, что я видел свое дыхание, но так даже лучше. Меньше вероятность, что охрана сюда доберется. Да, рано или поздно мне надо будет ответить на их вопросы, но сначала я хотел привести мысли в порядок.       Я точно видел эту женщину раньше. Только где и когда?       Не в последнее время, это точно. Она неуютно себя чувствовала во дворце, чем, собственно, и привлекла мое внимание. Я встречал ее в городе?       Нет.       Остается только один вариант – она из… прошлого. С тех времен, когда меня еще не звали Нефритом. Когда я был… Нет, кое о чем я даже думать не хочу.       Но зачем человеку из прежней моей жизни пробираться во дворец?       Я взглянул вверх. Наверно, уже за полночь. Небо простиралось, как роскошный черный бархат, не запятнанный луной и усеянный крошечными искрами белого света. Зрелище было одновременно прекрасным и подавляющим.       – Звезды… – начал я формулу, но остановился. Нет, не хочу узнавать, кто она или зачем она здесь. Если она собиралась забрать меня обратно…       Я рассмеялся от собственной глупости. Так вот чего я боялся? Что меня утащат обратно в приют? Уже малость поздновато, хвала богам.       Не то что бы со мной там дурно обращались, но, честно говоря, здесь я чувствовал себя намного счастливее. У меня обстоятельства сложились иначе, чем у остальных. Они покидали семьи, людей, что заботились о них. Я же был единственным ребенком, а со смертью родителей у меня совсем никого не осталось. А сейчас со мной товарищи по Цепи. Существенное улучшение, не так ли?       Я только головой покачал. Пора бы уже спуститься, дать показания капитану дворцовой стражи.       Бросив последний взгляд на звезды, я приготовился к телепортации. Тэцуро       Глупо-то как. Эта смутная мысль пришла ко мне первой, когда я очнулся.       Глупость несусветная.       Но откуда мне знать?       Я продирался сквозь толпу в зале, когда заметил макушку знакомого светлого цвета. Приободрился и ломанулся к нему.       Ну и ошибся.       Толпа вдруг поредела. Посередине свободного пятачка стоял тот блондин. Одного роста с Жадеитом, и сложения тоже, и прическа такая же, вот я и потянулся дернуть его за рукав и, если я обознался, извиниться и удрать обратно в зал.       – Эй, вы! Неопознанный человек! Назовите себя.       Но я не понял, что охранник обращается ко мне. Я слишком сосредоточился на блондине.       Я уже почти достал пальцами до его рукава, когда раздался первый выстрел. Затем человек обернулся – и это оказался не Жадеит, а совершенно незнакомый тип.       Это был, наверно, самый ужасный момент моей жизни.       А потом я лежал на полу, сражался с болью и подступающей тьмой и проигрывал. Смутно помнилось, как кто-то спорил рядом, и вроде меня подняли… и потом ничего, и вот я проснулся здесь, и совершенно ничего не болело...       Я что, умер?       Нечасто задаешь себе такие вопросы, но уж так сложились дела. Тем более что тут раздался голос:       – Тэцу, ну что ты натворил? И вообще что ты здесь делаешь?       – Ты же Ансин, правда? – послышался голос Айко. Она тоже умерла, что ли?       – Когда-то меня так звали. Теперь мое имя Александрит.       Я тут же открыл глаза.       Айко я со своего места не видел, но по лицу молодого парня, что стоял надо мной, я сразу понял, кто он. Он походил на Жадеита и немного – на старые фотокарточки нашего отца, когда он был того же возраста, только поизящнее.       – Мы нашли вас, – прошептал я. – О боги, мы нашли вас.       Что-то теплое и влажное сбежало по моему лицу из уголка глаза. Да, слеза.       – Ты искал нас? – голос Ансина – нет, Александрита – доносился словно издалека.       – А то! Ты и Сё – мои братья. Я хотел убедиться, что у вас все в порядке.       Он улыбнулся, но прямо на меня не смотрел.       – Ну убедился, все нормально, и дальше что?       – А взаправду? – спросил я. – В самом деле все хорошо? Ансин, что с тобой случилось? Когда ты уходил из дома, ты мне до пояса еще не дорос, а сейчас…       – А сейчас я кажусь уже достаточно большим, чтобы бриться? – закончил за меня брат. – Тэцу, лучше я даже не стану пытаться тебе объяснить. А еще лучше сделай вид, будто ты меня и не узнал.       По его голосу, по лицу я видел, что его что-то сильно мучает.       – Ансин, – я схватил его за запястье, – давай вернемся домой. Ты и Сё. Мы найдем способ защитить вас, обещаю.       – Ох, Тэцу... Ты не в силах защитить нас от самих себя. Сейчас я кристаллотворец. Ты понимаешь, что это значит? Только что я исцелил тебя своей силой. Но та же сила с легкостью убивает, а мы еще не все знаем о том, как ее контролировать. И к тому же…       Он кто?       – И к тому же, мы сейчас одно целое, – продолжал Ансин. – С Кунцитом, Нефритом и Цоизитом. Нашей Цепью. Мы ближе, чем семья или влюбленные. Покинуть их – что сердце себе вырезать, даже если Джей... Сё уйдет со мной. Я не могу, Тэцу. Прости.       Теперь уже он плакал, слезы катились по щекам и капали на грубую коричневую ткань свободной туники. Я осторожно приподнялся на локте, потом сел и прижал его к себе – пусть уткнется мне в плечо. – Это невыносимо, – с жаром шептал он. – Я не хочу никому причинять боли… но что бы я ни выбрал, кто-нибудь обязательно пострадает: или вы с семьей, или Джей и я. Пожалуйста, Тэцу. Просто забудь о нас. О, как бы я хотел остаться с вами, а Джей этого желает еще больше, чем я, но мы только будем мешать друг другу. Я не хочу никого убить по ошибке. И не хочу смотреть, как вы стареете и умираете, пока мы с Джеем остаемся такими же молодыми. Умоляю, оставь нас. Давай запомним друг друга такими, как раньше. Нам здесь нормально. Мы поддерживаем друг дружку, да и остальные тоже. У нас все будет хорошо.       Я все еще не очень соображал, что происходит, но четко понял одно: это из-за меня ему больно. Это из-за меня мой младший братишка плачет.       – Ну, если ты так хочешь... – голос сел, я сглотнул слюну. – Если ты действительно этого хочешь, мы оставим вас в покое. Обещаю. Я просто рад, что мог увидеть тебя еще разок. А можно как-нибудь попрощаться и с Сё тоже?       – Лучше не надо. Он… расстроен уже несколько дней, и я не уверен, что он это выдержит, – Ансин мягко оттолкнул мои руки, выпрямился. – Но если желаешь… Я могу тебе его показать. Он подумает, что я упражняюсь в технике гадания.       – Погодите, – подала голос Айко. Александрит       И что самое страшное – я не чувствовал никакой особой близости к нему, лишь сострадание, как к любому иному пациенту, даже его прозвище подвернулось под язык без моего ведома. И заплакал я только из сочувствия к его ранению и беспокойства за Джея, а не из собственной потаенной тоски.       Лекарство от боли Джея находилось прямо передо мной, но я знал, что не позволю брату получить его. Это и мучило меня. Очень. Я любил Джея, как любой младший брат любит старшего, когда тот его защищает и заботится о нем всю жизнь, и в ответ я хотел помочь ему. Но не мог. Оставалось только изолировать его от любых дальнейших потрясений и воспоминаний, и надеяться, что со временем он поправится.       Один из первых уроков целителя – иногда нужно быть жестоким, чтобы принести пользу. Но легче мне от этого осознания не стало.       Я немного удивился, когда Тэцуро обнял меня, и слезы мои впитались в жесткий от засохшей крови бархат его куртки. Удивился, потому что другие люди обычно избегают касаться нас. Будто боятся, что наши сверхъестественные способности запятнают их… А почти чужой для меня человек без смущения обнял меня. От этого я заплакал еще сильнее.       Может, я что-то утратил? Каково это, быть частью семьи? Чувствовать, что, если я позволю, этот человек всегда будет рядом, как товарищи по Цепи?       Как только мне пришла эта мысль, я отодвинулся от него. Я не могу позволить себе зависеть от кого-либо, пусть я еще мал, падаю от усталости и немного напуган всеми странностями, что творятся со мной в последние полгода. И что еще важнее, я не могу обнадеживать его, не могу обещать что-то, что не способен дать. Это неправильно, это ранит нас обоих.       Но...       Убирая руки с его плеч, я понял, что ошибался. Между нами оставалась связь – слабая и тонкая, но все же… И ее надо вырвать с корнями.       Боги милостивые, я не вижу другого выхода. Айко       Наверно, они забыли про меня, потому что оба вздрогнули.       – Было еще три мальчика, – уточнила я. – Их забрал тот же человек примерно в одно время с тобой. Ты не в курсе, что с ними стало?       Я подозревала, что уже знаю ответ, но все равно описала ему Кена, Сакуру и Масато.       – Кунцит, – определил Александрит, – Цоизит, Нефрит. Ну, с Нефритом вы уже встречались – это он доставил вас сюда.       Признаюсь, у меня челюсть отпала. Но если подумать, отнять лет десять и фут длины волос, то человек, что телепортировал нас, стал бы удивительно похож на Масато, которого я видела всего пару раз.       – А можно их тоже «показать»? – попросила я.       – Почему бы и нет. Погодите секунду.       Он вышел из комнаты и через пару минут вернулся с плоской, полированной пластиной из металла.       – У меня не очень хорошо получается, – предупредил он нас, – поэтому изображение может быть неустойчивым или нечетким. Готовы?       Я кивнула, Тэцуро тоже.       – Ладно. Сначала Нефрит, потому что я его видел только что.       Он подышал на металл до появления дымки, и наклонил пластину к нам.       Туман медленно растаял, вместо него возник уже знакомый бальный зал. Нефрит прислонился к колонне недалеко от того места, где я его встретила, и праздно наблюдал за танцорами. Потом он обернулся и на волнующий миг смотрел прямо на нас, но лишь кивнул и снова перевел взгляд на зал.       Алекс улыбнулся, когда изображение померкло.       – Мне еще ни разу не удавалось засечь его так, чтобы он не заметил слежки. С другими этого можно не опасаться. Сейчас возьмем Кунцита с Цоизитом – они наверняка вместе…       Он снова подышал на металл и развернул затуманенную поверхность к нам.       И в самом деле, новое изображение показало двоих молодых людей, босиком и без рубашек. Они свернулись вместе на диване, читая одну книгу на двоих так, что высокий заглядывал через плечо младшего. У высокого была смуглая кожа, удивительные белые волосы и серебристо-серые глаза. Кен. Я сразу узнала его, хотя он совсем не походил на себя прежнего. Младший, с тонкими, красивыми чертами лица, миндалевидными изумрудными глазами и буйной копной волос цвета медного меда, выглядел почти женственно. Сакура.       Кен бережно отнял одну руку Сакуры от книги и поднес к губам. На лице младшего проявилось неописуемое выражение счастья пополам с удовольствием и любовью.       Что ж, по крайней мере, я удостоверилась, что этим двоим перемены пошли на пользу. Так я подумала, когда картина померкла. Сакура всегда был довольно серьезным ребенком, и раньше я ни разу не видела его счастливым. Что касается Кена… Ну, у него есть крыша над головой и питания вдоволь впервые в жизни, судя по тому, как он вымахал. Может быть, здесь у него даже есть будущее. Я не могла бы пожелать ему лучшей судьбы.       Но почему-то мне было грустно.       Александрит в последний раз подышал на металл, и нам предстала спальня. Блондин, очень похожий на Тэцуро, лежал на спине на кровати и глядел в потолок. Он не шелохнулся за все время, что мы наблюдали за ним.       – Вот, сейчас вам все известно, – заключил Александрит. – А теперь извините, мне надо наведать других пациентов.       Он зажал металлическую пластину под мышкой и вышел, оставив нас с Тэцуро переваривать новые сведения. Кунцит       Цоизит насторожился в моих руках и чуть передвинулся, уголки его губ опустились в рассеянном недовольстве.       <Что такое, любимый?> – поинтересовался я.       Он слегка порозовел – все еще не привык слышать от меня это? – и пояснил:       <Показалось, что-то задело мой защитный экран. Но сейчас ощущение прошло>.       <Ты уверен?> – не то чтобы я беспокоился. Во дворце нам ничего не угрожало. Скорее всего, какой-нибудь человеческий маг-недоучка неудачно упражнялся в дальновидении. Случалось такое пару раз.       <Нет, больше ничего не чувствую, – но тут же он снова заерзал. – Кунцит…>       <Что, милый?>       <А ты когда-либо… Ну, ты вообще о своей семье вспоминаешь? Ты никогда про нее не рассказывал, но, я полагаю, какая-то семья у тебя была>.       Я поднял в удивлении брови.       <Да, вспоминаю иногда>, – признался я. И не только вспоминаю… Но ему этого знать не нужно. Не то чтобы что я не доверял Цоизиту, но при его низком уровне силы он не смог бы постоянно скрывать свои мысли и знания от Оникса, а старшего кристаллотворца я точно не хотел посвящать в свои дела.       К тому же я понимал, что немного стесняюсь своих родных, И не хотел бы, чтобы кто-либо, а тем более Цои, узнал, кем я когда-то был.       Навестить их – пустяковая задача, но, промедли я еще несколько дней после начала нашей новой жизни, возникли бы проблемы. Я и так выжидал только до тех пор, пока не научился надежно закрывать сознание. Потом оставалось только натянуть драную, уже тесную одежду, в которой я попал во дворец и упорно спасал ее от покушений слуг, да прокрасться по городу под заклятьем отвода глаз, пока я не попал в те районы, где жители носили примерно то же самое, а дома казались смутно знакомыми, словно я их уже видел во сне. Потом я попытался не думать вообще ни о чем и дать ногам выбрать привычный путь.       Этот путь привел меня к двери одной из целого квартала лачуг. Я собрался с духом, приблизился к двери и постучал.       Изнутри дверь осторожно открыли всего на дюйм-два.       – Кен? Гос-сподя, ты че ль? – дверь распахнулась еще на пару футов, и в щель протиснулся тощий парень. – Че эт с тобой? Тот хмырь сказал, ты с концами, уже не вернешься… и нифига ты вымахал за пять дней!       Сюрприз на сюрпризе сюрпризом погоняет. Мое имя – Кен. А этот худой, жилистый парень с темно-русыми волосами, карими глазами и темной кожей – мой брат.       – Тяиро, – его прозвище обозначало коричневый цвет на языке жителей соседних островов, – Не обращай внимания на меня. Че, как близняшки, как ты?       Ах да, близнецы. Мои младшие брат и сестра, еще ходить не научились. Туман в моих воспоминаниях, что скрывал их лица, стал таять, как исчезает настоящий туман под лучами солнца.       – Да нормалек. Прикинь, Кен, у нас мясо было на пожрать вчера. Настоящее, и не по капле на нос! Еще б, он стока бабла отвалил...       Воспоминание всплыло полностью, ясное и четкое: вот Оникс, стоит посреди комнаты в лачуге, в руках серебро.       – Ну, ты смотри, чтоб она все не просрала, – предупредил я брата, памятуя о вредных привычках матери, и он улыбнулся в ответ.       – Я че, дурак? Ты ж мне говорил! Без базара, я слежу. Да даже если она скупит лучшую дурь, нам еще надолго хватит.       – Попробую притащить еще, – пообещал я без особой уверенности, но мне хотелось воспользоваться своим статусом во дворце. – Приду дней через пять-шесть. И… Тяиро.       – Ась?       – Не удивляйсь, если я быстро изменюсь.       – Усек. Ты уже базаришь почти как хлыщ какой из богатеньких... Но ты по любому мой брат, я тебе верю. Ну, боги с тобой.       И он скользнул обратно, оставив меня покачать головой и уйти прочь.       С тех пор я приходил раз в неделю-две, приносил что-нибудь, что считал полезным – еду, одежду, сотворенную так, чтобы выглядела старой и ношеной, мелкие монеты, за которые его не стали бы подозревать в краже. Тяиро следил, как я превращаюсь в Кунцита, но ничего не говорил, лишь иногда поглядывал с печалью и изумлением.       Он еще ни разу не пригласил меня в дом, и я подозревал, что никогда не впустит, что он боится подпускать меня близко к младшим. Что он понимал, что если раньше я и был его братом, то сейчас становлюсь кем-то другим.       <Невозможно не вспоминать о них хотя бы изредка, – сказал я Цоизиту. – Все-таки они – важная часть моей жизни, это мои истоки. Будущее строится на фундаменте прошлого>.       Даже если в будущем я намеревался отказаться от всего, чем был когда-то. Но чтобы уйти от чего-то, нужно знать, что это было. Тэцуро       Не знаю, кто что рассказал страже, но на следующее утро нас допрашивали минут двадцать и отпустили.       Когда я поведал родителям и старшим сестрам, что произошло, они поначалу рвались взять дворец штурмом и забрать Ансина и Сё, но я убедил их, что это не лучшая идея. Я как наяву видел боль в глазах самого младшего брата и не хотел причинять ему еще больше страданий.       Так мы и стали жить, будто у меня никогда не было еще двух младших братьев. Одно осталось… Нет, вообще-то два напоминания, считая долг за ношеный придворный костюм, который я испортил, подставившись под пули, но это ерунда. Фотография пришла по почте года через три после моей вылазки во дворец. Изображение пяти улыбающихся молодых людей в свободных, невоенных куртках. И двое стояли чуть в стороне. Александрит и Жадеит.       Ансин и Сё.       Единственное доказательство того, что они существовали на самом деле.       И я все еще скучаю по ним. Оникс       Я чуть не произнес «я дома», когда закрыл за собой дверь – старая привычка всплыла спустя почти полвека. К счастью, я сумел погасить порыв. Никто бы мне не ответил в этом заброшенном городе.       В коридоре пыли не было, мебель стояла на своих местах. Моей матери довольно хорошо давались бытовые заклятья.       Я скинул ботинки и надел приготовленные сандалии – скорее всего, последнего мужа моей матери. Ее обувь мне слишком мала, а другие ее дети уже покинули дом, когда наступил конец. Разумеется, ни к чему соблюдать чистоту теперь, но сегодня мне был нужен знакомый ритуал детства.       Этого почти хватило, чтобы я снова поверил, что они живы, как семьи моих воспитанников.       Проклятье, как мне вас убедить, что я пытаюсь защитить вас?!       Детишки решили, будто я завидую тому, что у них есть прошлое, до которого они могут дотянуться и потрогать. Но через несколько лет – может, десять, может, сто, для срока жизни кристаллотворца это одинаково малые величины – все, кого они знали и любили в человеческом мире, умрут. Я хотел подготовить ребят к этому, оборвать все связи сейчас, чтобы, когда завеса спадет с их памяти, они помнили родных как в детстве, живыми и здоровыми...       Мысленным взором я видел, как плоть моего отца облезала с костей, когда он попал под удар эмпирейцев, а его барьеры пали; как мать от усталости на миг опустила защиту, и отброшенный взрывом осколок рассек ей артерию, и она истекла кровью на земле, прежде чем кто-либо из целителей мог добраться до нее...       Я лишь хочу оградить вас от подобного кошмара! Как вы не понимаете?       Они так отчаянно боролись, чтобы вернуть воспоминания… Я же не слепой. Я знал, что происходит, но не мог поговорить с ними по душам, не выдав, что память им я блокировал намеренно.       Сжимая кулаки, я стоял посреди холла пустого дома, у подножья лестницы на второй этаж.       Вы же для меня почти как сыновья. Почему вы не можете просто понять меня и довериться мне? Зачем вы сражаетесь со мной?       Они не походили на настоящих кристаллотворцев – они оказались более темпераментны, чем все, кого я знал раньше. И иногда я ощущал краем сознания какую-то зловещую ауру вокруг них, легчайшее предвестие грядущей катастрофы.       Я все еще не мог понять, случится ли это бедствие с ними или из-за них.       Правильно ли я поступил, создав их? Спас ли я мир или обрек на гибель? Демантоид, ты это предвидел?       Пустой дом ничего не отвечал.       Я покинул его только спустя долгое-долгое время.