Побочное действие

Вдох-выдох. Пульс ухал тяжким эхом в черепе, по нервам растекалось напряжение — ледяной огонь, мучительный до дрожи в мышцах и ломоты в суставах. До плотного комка, застрявшего в середине груди, до сухого, продирающего хрипа в горле. Вдох-выдох. Несколько долгих секунд Мэл пыталась угомонить сердцебиение, но оно словно вступило в резонанс с работающим в честь вечера генератором. Допотопная установка кашляла и тряслась, распространяя вибрацию по почве. Казалось, ходуном ходят даже стены бараков с участками забора, а уж перед глазами и вовсе мигало на все лады, — или это лампам на столбах не хватает мощности? Крик не повторялся, возможно, вообще приснился от усталости тела, оплывающего на жаре смесью пота и испарений воздуха. Майка прилипла к спине и подмышкам, сердце трепыхалось в такт пыхтению генератора, на губах оседала бензиновая вонь. Поведя затёкшей шеей, Мэл прерывисто выдохнула, и тут в стороне, прикрытой от обзора краем штабного барака, снова вскрикнули. Как-то коротко, сдавленно, к тому же явно по-женски визгливо. В довершенье Мэл резануло чужой паникой как раскалённым на огне лезвием, прямо поперёк солнечного сплетения, — больно, слишком больно, но ничто не помешало определить направление. Угол штаба скрывал звериную клетку, в которой держали пойманную девушку, и теперь оттуда явственно слышалась возня. Потом пара глухих ударов, треск бамбука, мат, и тут же — шлепки, один, другой, явно с оттяжкой, вязким мажущим звуком. Или это у Мэл в голове зашумела кровь, поднимаясь волной вместе с чем-то диким, безотчётным? Тыльная сторона грубой ладони поросла чёрными жёсткими волосками. Давление на горло всё сильнее, до мути и белых вспышек перед глазами, а волоски царапают кожу, когда Мэл в очередной раз пытается сбросить хватку. От обладателя рук несёт какой-то химией, едко-сладковатой, будто пережжённая суррогатная конфета, которыми иногда потчуют курсантов в буфете Академии. Вторая рука непрерывно шарит по куртке спереди, пытаясь то расстегнуть её, то задрать повыше, а иногда просто стискивает грудь — до синих болючих отметин даже сквозь плотную ткань… — Блядь, тащите её нахуй отсюда… отвлекаете!.. — окрик караульного с помоста на крыше штаба отозвался тягучим, навязчивым гулом, будто в черепе зудел рой диких пчёл. Зато очередной треск, а потом и отдалённый удар о металлический шифер забора прозвучали неожиданно громко. — Ёбаная сука, кусается, что твой варан! — рыкнули со стороны клетки. Глухой женский вскрик прервался тяжкой оплеухой — будто кто-то отбивал сырое мясо. Мэл подбросило на ноги так резко, что электрический свет со столбов и крыш на пару мгновений распался на сотни раскалённых добела нитей. Нити ещё свивались перед глазами яркими фосфорическими червями, когда Мэл в десяток шагов добралась до закрывающего обзор угла. Под стеной на поддоне красовались какие-то ящики, то ли бледно-жёлтые в свете прожектора, то ли уже серые — в сумрачном мире с его алой энергией человеческих тел. Эбби выволокли из клетки, но она продолжала отбиваться в высокой серой траве, что беззвучно колыхалась будто сама по себе, под неощутимым ветром. Над девушкой копошились три фигуры, сотканные из рубиновой паутины, — Мэл явственно разглядела алые всполохи возбуждения, бегущие по нервам бандитов. Ещё один выкрик — слова рассеялись без смысла, только гулко загудел воздух, точно в нём скопилось электричество. Потом пленницу ударили по лицу, в то время как двое пиратов пытались рывками за ноги распластать её по земле. Удар отозвался вспышкой боли у Мэл в черепе, она с яростным рыком, на ходу сконцентрировалась на фигуре ублюдка, что, кажется, любил распускать руки. Тот хватал Эбби за тонкие запястья, явно отпечатывая новые синяки на белой коже, как вдруг свалился рядом, хрипя и сотрясаясь всем телом. Мэл нажала ещё сильнее, будто ввинчивая в гортань пирата невидимые никому иглы энергии. Вскользь уловила задушенное сипение, но не чувствовала больше ничего — защитный механизм силы блокировал боль «контактёра». Остальные были слишком заняты или слишком не в себе, чтобы обратить внимание на корчи товарища. — Блядина! — Девушке смазали по губам, едва не вышибив сознание. Сквозь ярость пробилась одинокая мысль: новый ментальный удар заберёт ещё больше сил. И тут в сером мире тускло блеснула в траве ствольная коробка автомата. Брошенного, как помеха для развлечения. «Ещё пара шагов…» — отстранённо сказала сама себе Мэл, видя только металлический блеск, точно весь остров сузился до маленькой латки земли и оружия на ней. Позади оставался караульный — чёрт его знает, решится ли он палить в сторону своих, и что вообще делать дальше. Мэл вдруг запнулась на полном ходу и рухнула бы по инерции на колени, но кто-то рванул её за майку на спине под неожиданно громкий треск ветхого материала. Потом развернул кругом, легко, как куклу; Мэл подавилась вдохом, упираясь взглядом в перекошенное яростью лицо Вааса. Отшатнулась, почти выскользнула из разорванной майки. Отчаянно вцепилась в контроль над телом неудавшегося насильника, что продолжало извиваться в судорогах, — точно это могло помочь ей самой хранить хотя бы видимость спокойствия. — Ведьма… — хрипели за спиной, задыхаясь. Мэл почти физически чуяла, как смыкается над ней колпаком всеобщее внимание, ярость подогревалась этим чувством, будто здешний вонючий костёр обрезками резины. — Ты… — зашипел в диком негодовании Ваас, прищурился, ощупывая Мэл гадким взглядом. Точно раздеть пытался, причём до самых костей. Она отступила ещё на шаг, стараясь не скалиться. Поняла в одно мгновение: хватит её только на одного из этой своры, и цель уже была выбрана парой мгновений раньше. Позади до кого-то наконец дошло, насколько хреново товарищу. Пираты шарили в траве, подбирая оружие. — Ты, миноискатель, охуела? Кто-то давал тебе право тут хозяйничать? Думаешь, Хойт забирает на южный остров, так у тебя появились какие-то права? Воздействовать на моих людей, а? Нихуя, блядь! — заорал наконец главарь. Замахнулся, вынуждая Мэл инстинктивно отклониться, но в последний момент изменил направление удара. Кулак врезался в штабель из ящиков — было чётко видно, как треснула древесина. — Ты миноискатель! Миноискателем и останешься! Он замолчал вдруг, тяжело дыша, будто пытаясь пригасить фосфорический блеск глаз и утробное рычание. У Мэл звенело в ушах, грудную клетку мучительно ломило, а ногти, кажется, в кровь изодрали кожу на ладонях. — Да, миноискатель, хер с ним, — в напряжении онемели даже губы, но Мэл заставила их шевелиться, уставившись в ненавистное лицо. Тут же, пользуясь секундным затишьем, выпалила: — Я не стану душить твоих… уёбков, если они отпустят… эту дуру! Она сделала паузу, только чтобы схватить ртом немного воздуха. Потом заговорила снова, срываясь на крик и шипение, совсем как Ваас. Тот, кажется, опешил, застыл, раскачиваясь, в свете прожектора, расплывающемся перед глазами какими-то туманными клочьями, то пронзительно-белыми, то красноватыми. А Мэл говорила, разрывая слова, проглатывая окончания: — …идиотке и так… досталось. Ну выебут они её… скопом, и что дальше? Порвут там всё, заразой наградят — хрен… бы с ним. Только умом же… совсем двинется! Будет с…идеть, как ебучий овощ на грядке, слюни пускать, с…рать-ссать под себя. Так какого хуя… Ваас всё ещё молчал. Свет бил ему в затылок, отчего смуглое лицо с резкими чертами выглядело высеченным из куска тёмного валуна — ни дать ни взять идол в зарослях, с влагой, стекающей по каменному лбу. Только тонкие губы медленно расплывались в широкой ухмылке, будто у сытого варана, согретого солнцем. — Кому она такая будет нужна? Тебе?! Или Хойту?! — резко подвела итог Мэл. Точно добавила последним словам прежнего льда, который давеча так пришёлся по душе боссу. Ваас же всматривался в неё, как хищник в кусок мяса, медленно качал головой, а свет отражался от его глаз мерцающими призрачными огнями. Наконец медленно поднял руку и шумно поскрёб ногтями щетину на затылке. Потом усмехнулся, удовлетворённо крякнув. — Смотри-ка, а остров тебя поглощает… — Мат в исполнении «добычи», кажется, доставил главарю особое удовольствие. По крайней мере, щурился он совершенно по-кошачьи, шаря взглядом по пространству аванпоста. Тающие в полутьме за забором пальмы, густые кустарники и древесная поросль, казалось, вторили каждому слову Вааса. В ответ он принюхивался, тянул в себя душный воздух, так или иначе для него родной. «Чёртов дикарь!» — мысленно проворчала Мэл. Такое глупое и смешное ругательство в сравнении с тем, что она тут наговорила. За спиной всё хрипел пират, точно и ему встала поперёк горла эта адова смесь из резинового чада, свиного жира, каплющего с решётки в огонь, и цветочно-травяной сладости. Задыхался, но не умирал; Мэл не дала бы ему умереть, не сейчас, пока он может быть полезен. — Поглощает тебя остров. — Главарь осклабился, смакуя каждое слово… догадки? Да ну к чёрту, только чего же он тогда буквально лопается от самодовольства? — Такая, значит, ты милосердная и добрая, понимаешь толк в делах. Но знаешь… если уж так печёшься о жизни этой бляди, советую тебе быть со мной… хе-хе… поласковее. Может, тогда я велю своим уродам поразвлечься со шлюхами из Бэдтауна. В чьём-то воспалённом мозгу мелькнуло что-то вроде обшарпанного городишки на высоком речном берегу: соломенные крыши, сложенные из чего попало стены, извилистое вонючее подобие улицы. Мэл оборвала видение: скорченная в траве девчонка всхлипывала уже в голос, не скрываясь. Кажется, без конца утирала разбитые в кровь губы и безотчётно трогала заплывающее синевой веко. На всё это легко было не смотреть, делать вид, что не слышишь, если бы чужие рыдания не выворачивали наружу нутро. На блокировку не хватало сил, они утекали в контроль над бьющимся в судорогах бандитом, или прямиком в чёрный провал кривой ухмылки Вааса. Этот кошмар можно прекратить. Она, Мэллори Харт, может это сделать… наверное. Впрочем, Мэллори тут скорее всего нет — только ведьма, «миноискатель», чёрт знает кто ещё. — Поласковее, значит… теперь это так называется. Хорошо, допустим, я согласна. — Как легко тебя сделать сговорчивой. — Ваас заухмылялся совсем уж гадко, довольное урчание клокотало в его горле, довершая сходство с коренастым ящером, глотающим кровь из свежего прокуса на теле жертвы. — Может, откажешься и от острова Хойта, скажем, если я подарю тебе личную рабыню? Ну, а ты… останешься моим личным злоебучим миноискателем… Он совсем навис над Мэл, отгородил её от остальных широкими плечами, опершись рукой о ящики. Точно стремился закрыть от света, забрать в чёрную тень, снова окунуть в запахи своего тела. Поглотить и выродить совсем другой. Принявшей такое вот рабство, смирившейся с мыслью спасти от группового надругательства несчастную рыжую дурочку именно таким диким и тошным способом. Мэл и затошнило, пока терпимо, по крайней мере, бунтующий желудок не помешал сощуриться. С почти прежним выражением холодности и цинизма. — Лестное предложение. Я над ним подумаю. — Сговорчивая. Все вы сговорчивые бляди, когда находишь грёбаный рычаг, — закивал Ваас задумчиво, будто самому себе, и вдруг рявкнул через плечо: — Эй, мудачьё, ну-ка верните эту суку, откуда взяли! Заебала скулить! По-хорошему девчонке нужна была первая помощь, но Мэл знала — помогать никто не позволит. Заставила себя принять это, успокоиться, дышать ровнее. Потом вспомнила о своём заложнике, осознав вдруг, что именно в такой роли использовала подчинённого Вааса. Больно куснула себя за губу. Медленно, точно отпуская одну натянутую струну за другой, прервала ментальный контакт. — Как скажешь, — проговорила сухо, деловым тоном, когда надсадный хрип у забора прекратился. Сипение, с которым пират глотал воздух, слушать уже не стоило — не подох, и ладно. — Так я могу подумать? — Валяй, подыши, блядь, напоследок, — кивнул главарь снисходительно. С внутренним стоном Мэл до медного привкуса вцепилась зубами в нижнюю губу, слушая непривычно тихое:  — Если еще не поняла: везде — клетка. Да, сука, ёбаные рамки твоего общества. Всего мира… для крыс и собак… Эти слова отдавались эхом в голове, выгнав всё остальное, когда Мэл покинула отгороженный забором светлый островок аванпоста. За спиной скрипели шаги, под тяжёлыми подошвами похрустывали мелкие камешки, — ну конечно, одну её никто и не отпустил бы, обязательно увязался соглядатай. Тот самый темнокожий наёмник, что ухмылялся, предвкушая, как подопечная снимет в его присутствии комбинезон. Когда это было? Казалось, не иначе как пару лет назад. Очень давно над ней склонялся Бен, дёргал вывихнутое плечо, от боли темнело в глазах. Потом на истоптанном белом песке истекала кровью узкоглазая бритоголовая девочка, что вместо роли шлюхи выбрала обман, автомат и канистру с горючим в тонких руках. Дальше на измазанном красным столе корчился избитый обломок человека, проткнутый, изрезанный изнутри и снаружи. С ножом в затылке падал на обитую железом палубу вечный шпион, запутавшийся в своих же интригах. Ещё был Алвин. Отпечаток его сознания врезался в память, как ромбы и чёрточки автомобильного следа в почву. Мэл вдруг захотелось нащупать великана-снайпера, ощутить его присутствие, снова взглянуть его глазами. Не важно, на что — на снег или буйную зелень. Нужно было сосредоточиться, но восприятие всё натыкалось на кровь и бред в прокуренных головах пиратов. Слишком далеко. Бесполезно и пусто. Только трава под нажимом ветра тёрлась о шершавую поверхность валуна-исполина, оставленного по левую руку. С той же стороны почти вступила в свои права ночь, яркий пурпур сменялся фиолетовой темнотой, а заброшенный маяк высился чёрной громадиной на фоне неба. Бесполезный разбитый ориентир, который больше никого никуда не вёл. Оставалось только развернуться, и брести по берегу на заход солнца, скрытый холмами и горными пиками. Звук шагов за спиной терялся в ленивом шёпоте прибоя, но Мэл уловила: сопровождающих стало двое. За миг до того, как её уже в который раз бесцеремонно схватили бы за локоть, развернулась сама, уставившись на Вааса. — Закури, быстрее додумаешь. — Он с ходу протянул ей зажжённую самокрутку, сразу же окутав приторной травяной вонью. Мэл прищурилась сквозь сизое облако дыма, задержала дыхание, обнимая себя руками в защитном жесте. — Спасибо, обойдусь… — спохватилась, что говорит чересчур сдавленно и резко, но было поздно. Главарь оскалился, зарычал угрожающе, будто зверь, добыча которого посмела показать зубы: — Кажется, я сказал «поласковее». Нет, блядь, я не говорил? У тебя плохо с памятью? — Я помню. — Мэл заставила себя не задирать гордо подбородок. Она ведь теперь не одна. Появился объект защиты, ответственности, жизнь, на которую так просто не плюнешь — маленькая рыжая «русалка», которая вляпалась по самое «не могу». В горле першило от дыма или этого тёмного лица с мерцающими неживыми глазами, что снова приблизилось вплотную. Собственный голос, надтреснутый и еле слышный, казался чужим: — Хочешь, чтобы я тебе улыбалась? — Ваши фальшивые улыбки ничего не стоят. Ничего, нахуй! Да, скалитесь, держа нож за спиной. «Много ты понимаешь в улыбках», — так и просилось на язык, но Мэл его прикусила. Дыша через раз, сверлила взглядом грубые черты бандита и дикаря, которые изучила уже вдоль и поперёк, вместе с каждой капелькой пота, блестящей в отсветах прожектора с аванпоста. Это лицо Мэл знала лучше, чем лицо собственного брата. Вот уж ирония. — Чего тогда? Горячих чувств не будет, прости, — усмехнулась с горечью. Отстранилась от пышущего жаром тела. Рассмотрела второго соглядатая — наёмник поодаль месил подошвами мелкую гальку и песок, переходя с одной освещённой полосы на другую, и ухмылялся с явным предвкушением зрелища. Шагнула в сторону от Вааса — тот на удивление не удерживал, только проворчал, сузив глаза: — «Прости»… Хорошее словечко, блядь, вообще охуенное: сказал и будто тебе хоть что-то простили! — Я не настолько дура, чтобы ждать от тебя прощения. — Мэл выбрала место поровнее, без россыпи мелких колючих камней, и села, скрестив ноги. Её так и подмывало снять тяжёлые от набранного песка ботинки, только провоцировать Вааса на новую порцию насмешек не хотелось. Оставалось только тупо пялиться на каменистую кромку прибоя и хлопья пены, белеющие в полумраке. Или вспоминать своё первое столкновение с памятью главаря: грузное тело в волнах, внутренности, перемешанные с мокрым песком. Дрожащие руки, сцепленные на затылке, к которому приставлен пистолет. Потом почему-то другой затылок — тёмные волосы и ямка там, где череп соединяется с шеей. Такая податливая для острого узкого лезвия. Первый человек, убитый её рукой по приказу Хойта. Вроде подонок, не гнушавшийся ничем для достижения результата, но сколько ещё таких будет? И кого ещё здешний босс может счесть помехой для своих неуёмных аппетитов. Кровь — страшно липкая штука, всегда намертво связывает отдающих приказы с теми, кто выполняет. А когда её становится слишком много, превращается в одно общее зловонное болото для командиров и исполнителей. В такое болото попал отец: за право монополии в отрасли энергетики пришлось дать согласие разместить сектор В на территории компании. Мэл так и не смогла понять, как по-настоящему старик Мэйсон относился к такой кабале. Точно знала одно: папаша сделал всё, чтобы перекинуть кровавую паутину на собственных детей. Даже из ледяной могилы, для вечной пользы «семейного дела». Ладони неприятно саднило, и Мэл скосила на них взгляд. В приглушенном прозрачном свете почти-ночи кожу покрывала тонкая сетка из въевшихся в каждую складку остатков крови. Поморщилась в отвращении, зажмурилась так сильно, что выступили слёзы. Лучше уж было смотреть на море. Почти идеально гладкое зеркало на пару тонов темнее неба казалось незапятнанным. На западе вдоль видного в дальний промежуток между островами отрезка горизонта пролегла узкая полоска пронзительного света на фоне рассеянной чистой лазури. Свет и море вдруг застелило серой пеленой, по которой к темнеющему куполу под жаркий треск огня взбирались искры. С уколом вялого изумления Мэл поняла: в двух шагах, в углублении, которое сначала показалось просто ямкой с береговым мусором, разгорается костёр из сложенных на манер шалаша веток. А сквозь дым ухмыляется Ваас, тычет в огонь куском высушенной солнцем коры, разгоняя рыжие языки выше и шире. Зрелище в течение какого-то невероятно растянутого мгновения напоминало Мэл обряд шамана-огнепоклонника. До тех пор, пока главарь не уселся рядом, расправляя плечи, явно нарочно играя отливающими бронзой мускулами. И не заговорил с вкрадчивой ворчливой хрипотцой: — Думаешь, оттуда кто-то придёт за тобой? Нихуя… хотя ты и сама знаешь. Бежать некуда, сестрица. Никому из нас. Над огнём танцевали уже целые снопы искр, завивались в спирали, а в неприкрытую рваной майкой спину от подножия валуна влажно смотрела тёмная тень. Мэл ёжилась и молчала, следила только, как медленно сужается полоска света на горизонте. — Рассказать, что ждёт у Хойта? — Так не получив ответа, бросил зло Ваас: — Тебя выебут так же, как эту жалкую блядь, не в буквальном смысле. Не-не-не, наш мистер Хойт по части мозга. Ты сдохнешь ещё быстрее, чем я от шмали… Последние слова потерялись в потрескивании и писке сучьев, а может, это у Мэл зашумело в голове. Ваас снова протягивал косяк, потушенный было и только что ловко подкуренный от горящей ветки. Светлая полоса на западе сделалась не толще нитки, а потом схлопнулась совсем — точно закрылась автоматическая дверь к выходу. Мэл протянула руку и соприкоснулась с мозолистой ладонью в заскорузлой грязной повязке. Пальцы, будто отдельно от тела принимая немое приглашение, сами собой сомкнулись на дымящей приторным бумажной палочке.