Букет мимоз

«Their tears are filling up their glasses No expression, no expression Hide my head I wanna drown my sorrow No tomorrow, no tomorrow And I find it kind of funny I find it kind of sad The dreams in which I'm dying Are the best I've ever had…» «Mad World» — Gary Jules       Астрид не понимала, что происходит. Воспоминания были туманными: вечеринка у одноклассника, потом похищение, притон... Гром выстрелов в маленьком замкнутом помещении. Бегство из убежища Ночных Фурий, а последние слова Иккинга: «Беги отсюда!» звучали эхом в сознании девушки. На многочисленных допросах полицейских Хофферсон не отвечала ни на один вопрос, просто глядела в одну точку на стене и раскачивалась взад- вперед, неразборчиво бормоча что-то.       — Иккинг Хэддок мертв. Застрелен во время потасовки в банде…       Астрид отказывается верить в это. Не может позволить себе поверить, что такой засранец как Хэддок сдох от шальной пули! Она нервно перебирает пальцами, то и дело заламывает руки и запрокидывает голову в беззвучном стоне. Она злилась на всех. В особенности на родителей, что кажутся ей до тошноты противными со своими утешениями в стиле: «Найдешь себе другого. Этот негодяй все равно был не нашего круга. К тому же с дурными наклонностями». Девушка знать не желала, что думали по поводу ее бывшего парня ее родители. В делах сердечных каждый должен учиться на своих ошибках, а не идти по тропинке, проторенной родителями. Если ты идешь не своей дорогой, то ты рискуешь прожить не свою жизнь.       С уходом Иккинга вернулась и гаптофобия. И вновь малейшее прикосновение вызывает у младшей Хофферсон приступ истерики, порой дело доходит до пощечины или пинка под подвернувшуюся часть тела. Девушка исцарапала свои запястья лезвием бритвы жуткими узорами «косичек» и насечками словно от драконьих когтей. Она знала, что такие поверхностные раны не принесут ей вреда и что она не умрет от кровопотери. Ей просто доставляло удовольствие по-садистски медленно вырисовывать лезвием у себя на коже затейливые вензеля, чувствуя как жгучая боль пронзает руки и сознание. Словно огонь лижет ее кожу, мелко пощипывая и раздражая. Ни полицейские, ни родители не видели этих следов. Их блондинка надежно скрывала под слоем бинтов, которыми заматывала всю длину запястья на манер рыцарских наручей. Дело о Ночных Фуриях уже утихало в прессе. Шли нудные заседания суда, успели смениться несколько врачей-психотерапевтов, но Астрид так и не смогла смириться с уходом Иккинга. Не смогла…       Хофферсон бродила в одиночестве по аллее сакур, пытаясь собраться с мыслями. Скоро должны начаться вступительные экзамены в колледж, нужно серьезно задуматься о будущем. Она подумывала о карьере ветеринара, ведь она любит животных и их прикосновения не доставляют ей дискомфорт. Пожалуй, для этой цели прекрасно подойдет Новый Орлеан. Как раз будет повод съехать от родителей и больше не сталкиваться с их разочарованными и презрительными взглядами. Порыв прохладного ветра заставил Астрид мелко задрожать. Она ходила кругами между ровным строем деревьев, то и дело хватаясь руками за ствол одного из них и выводя большим пальцем вензеля на коре; после — снова бредя к другому древу, словно ища у них какой-то поддержки.       В лучах заходящего солнца на асфальте она уловила знакомые очертания тени. Нескладная высокая фигура со всклокоченными волосами. Хофферсон долго не решалась поднять взгляд, но любопытство и почти угасшая искра надежды взяли свое. Сердце девушки пропустило удар и на несколько мгновений остановилось. У брусчатой стены какого-то старого здания стоял Иккинг. Он выглядел намного лучше, чем она его запомнила в день их последней встречи: он был более накаченным — об этом Астрид судила по тесно сидящей на плечах черной рубашке, лицо не выглядело затравленно-замученным, каким оно был в те периоды, когда его ещё живой отец постоянно напоминал юноше о несправедливой гибели друга.       Шатен непривычно для Хофферсон смущенно отводил взгляд в сторону, боясь пересечься с ней взглядом. В правой руке он держал маленький пышный букет мимоз.       — Ас… — Иккинг смог встретиться с холодным взглядом голубых глаз, в которых отражалась не то злоба, не то радость. — Прости, что я не давал знать о себе и что раньше не пришел к тебе… Я не мог выдавать себя. Понимаешь, программа «защиты свидетелей» подразумевает обрыв всех связей, смена имени и места жительства. И все ради того, чтобы засадить весь клан Ночных Фурий за решетку. Я понимаю, для тебя это все звучит как пустые отговорки, ненужные оправдания. Тебя вообще ничего не связывает со мной, ведь ты порвала со мной и из-за меня ты попала в эту ситуацию с бандой Фурий. Ты вправе меня ненавидеть, ты вправе молчать и не слушать меня, но все же я попытаюсь тебя попросить об одном. Прости меня… Прости за боль и несчастья, что я тебе причинил…       Шатен протянул дрожащей рукой букет желтых цветов девушке. Астрид приняла в одну руку мимозы, а другой легонько сжала ладонь юноши. Сейчас она была не в состоянии говорить, но надеялась, что такое движение неотесанный Иккинг сможет правильно понять. Она стояла и пустым взглядом пялилась куда-то на руки парня не совсем осознавая, где она и что происходит, словно выпав на время из реальности. Лишь когда она почувствовала, что рукав ее тонкой ветровой куртки слегка стал намокать, она смогла оторвать взгляд от ладоней и посмотреть в лицо Хэддока. То, что она увидела было непривычно — Иккинг плакал. Не так как в кино — красиво в три ручья с судорожными стонами и воплями. А молча… Слеза за слезой по одной проторенной «дорожке» с совершенно неромантичным потоком воды из носа. Выглядело это жалко, но именно это не позволяло Астрид отвернуться от Хэддока сейчас. Она не глядя нашарила у себя в кармане пачку бумажных салфеток и передала их парню.       — Утрись, чудик, — блондинка стерла со щеки юноши очередную слезу и нежно поцеловала его, сама не ожидая того, как легко и не задумываясь она сделала это. Это были первые слова, которые она произнесла с момента той перестрелки в притоне и первое прикосновение к человеку, которое добровольно совершила.       Приведя себя в порядок, Иккинг вопросительно взглянул на возлюбленную, молча спрашивая разрешения, на что получил одобрительный кивок и осторожно приобнял Хофферсон.       «Ничего…Боли нет».       Астрид крепче сжала руки на плечах Иккинга, рискуя помять букет мимоз, на что тот ответил еще более пылким объятием.       — Люблю… — теплое дыхание юноши коснулось уха девушки, заставляя ту таять от внезапно настигнувшей неги. Хэддок лишь раз сказал ей, что любит ее — при прощании, когда он уходил в полицию на допрос после смерти отца. Она понимала, что он не из тех, кто кричит о своих чувствах каждый день и показывает их явно, но для нее это было очень важно. Особенно сейчас, когда она так уязвима и одинока.       — Я тоже люблю тебя, чудик… — Астрид ладонью зарывается во всклокоченные волосы шатена, приводя их в ещё больший беспорядок, и позволяет поцеловать себя в губы.       Рука, в которой был букет, безвольно разжимается, и мимозы падают на мокрый асфальт.