Save me

Вокруг творился хаос, маленький мальчик на вид лет шести сидел в углу и прижимал к своей разбитой губе плюшевого мишку. Он морщил носик из-за дискомфорта, вызванного легкой болью грубой и слегка колючей тканью игрушки. Из его глаз ярко-зеленого, словно изумрудного цвета, текли слезки. Причиной тому были ежедневные издевательства сверстников. Дети никогда не были слишком сочувственны и дружелюбны, а дети, которых бросили родители, — сущий кошмар. Они не испытывают ни боли, ни сострадания, потому что в детском доме каждый за себя, ребята с детства попадают в суровую реальность под названием жизнь. — Малышу Гарри больно? — смеясь, к мальчишке подошла компания парней, главным предводителем которой являлся некий Зейн Малик, тот, из-за которого сейчас из глаз маленького ангела бежали слезы. Зейн был авторитетом, как считали многие в этом детском доме, в чем были правы. Он был грубым парнем, задирой и драчуном, все боялись и уважали юного лидера, ведь никто не хотел оказаться на месте его следующей «жертвы». Ходили слухи, что собственные родители отказались от него, это похоже на правду, ведь не может же восьмилетний мальчишка без причин на то быть столь грубым. Хотя, может это были просто слухи, ведь каждый попадал сюда по разным причинам: смерть родителей, отказ от ребенка после рождения, алкоголизм, когда тебе плевать на все, кроме очередной бутылки, а твой собственный ребенок должен гнить в детском доме. Это даже не аморально, а сравнимо разве что с полным отсутствием человечности. Но как попал сюда Гарри, наверное, никто не скажет. Мальчик не помнит, как очутился в этом ужасном месте, он не помнит ровным счетом ничего, кажется, словно он родился здесь. Родители — для него это пустой звук. Малыш никогда не видел их, может, это и к лучшему: не так больно. В компании Малика были еще два парня: Нейтон и Клейт, но про них, впрочем, говорить нечего, они были всего лишь мальчиками на побегушках, так сказать. Выполняя все поручения Малика, они становились неприкосновенны, тем самым защищая себя и выстраивая в совсем еще юном возрасте свою репутацию и авторитет. На самом деле, это достаточно умно — прятаться за кем-то, неплохо помогает выживать в этом жутком пристанище. Ответа не последовало, тогда темноволосый демоненок схватил малыша за волосы, отчего тот болезненно пискнул, и поднял его голову, заставляя посмотреть на себя. Гарри дрожал и плакал, но лишь отрицательно покачал головой в надежде, что его оставят в покое, но этого не произошло: — Отдай медведя, — скомандовал Малик. Этот мишка был единственной игрушкой Гарри, он засыпал и играл с ней, прятал от детей, чтобы как сейчас никто не захотел отобрать единственный кусочек счастья и радости у юного мальчика. Крошка безумно любил своего мишку и почти не выпускал его из рук, поэтому вид у медведя был слегка потрепанный, он был местами порванный, с торчащими нитками и ватой. В ответ на молчание, Зейн не выдержал и выхватил мишку из рук Гарри, он разом оторвал ему голову и лапку. Ехидно улыбнувшись, мальчик бросил остатки когда-то любимой игрушки к ногам малыша. Маленький Гарри, не выдержав, начал громко плакать, он закрыл личико ладошками и уткнулся в свои коленки, надеясь, что теперь злобный мальчик, причинивший ему и так достаточно боли, уйдет. — Малявка. — Посмеявшись над малышом, Зейн и его компания все же решила оставить мальчика в покое.

***

Шли годы, ночи сменялись днями, малыш Гарри из маленького зеленоглазого чуда превратился в красивого, молодого шестнадцатилетнего подростка. Больше его никто не обижал и нет, дело не в его характере, поведении или поступках: он все тот же милый ангел с кудряшками и ямочками на щеках. Просто все изменилось, когда вместо упреков, оскорблений и унижений Зейн Малик стал иначе относиться к нему, по-другому, как... к другу. Это звучит дико, но теперь Зейн сам никому не позволял трогать или даже разговаривать с Гарри. Сначала парень искал подвоха, но время шло, а отношение Зейна к нему становилось все лучше и лучше, они стали проводить время вместе, общаться и делиться секретами, о которых никто кроме них не знал. Кстати говоря о Зейне: он тоже кардинально изменился, ему почти восемнадцать, он красавец с глазами цвета плавленого шоколада, шикарной улыбкой и внешностью греческого бога. В детдоме нет девушки, которая была бы не влюблена в этого идеального парня, но, увы, он никогда не обращал внимания ни на одну из них. В один из вечеров Гарри как обычно лежал на коленях Зейна, тот же в свою очередь зарывался руками в кудряшки первого и что-то напевал очень тихо, но Хазза — прозвище Гарри, которое Зейн лично дал ему, — все равно слышал. Даже голос Малика был прекрасен. Глубокий, от которого по телу бегут мурашки, слегка хрипловатый и очень мощный, способный брать самые высокие ноты; Гарри был влюблен в этот голос. — Слушай, а давай сбежим. — Внезапная фраза Зейна заинтересовала кудрявого, и он слегка приподнялся, вопросительно глядя на Малика, как бы говоря продолжать. — Ну знаешь, мне совсем скоро восемнадцать, значит придется уйти. — Он замолчал, заметив, как парень, лежащий на нем, судорожно качает головой: он всегда боялся этой темы. Зейн мотнул головой и наклонился к лицу Гарри, оставляя легкий поцелуй на его щеке. От этого он чуть расслабился и тогда парень продолжил: — Послушай меня. Я не могу оставить тебя, и я этого не сделаю, Господи, Хазз, ты же знаешь, что я люблю тебя. Но вариантов нет, тебя сейчас никуда не отпустят, а два года без тебя мне не выдержать. Поэтому я предлагаю тебе это. Сбежать. Мы будем вместе, счастливы и свободны, но нужно рискнуть. Давай сбежим, Гарри? — Он сжал руку кудрявого паренька и улыбнулся, притягивая его к себе и крепко обнимая.

***

Гарри был влюблен и глуп, но конечно согласился, согласился на ад, куда попал следом. Любовь — как наркотик — когда ты принимаешь его, то не даешь себе абсолютно никакого отчета. Вот что двигало им, ангелом, чью душу сожгли, а тело бросили в жгучий огонь под названием жизнь. Сперма стекала с губ парня, омерзительный вкус, но за два года он привык и научился сдерживать рвотный рефлекс, ведь вряд ли клиенту понравится, что шлюху вырвет прямо на него. Очередной клиент, который так любит кончать на красивое личико, с вальяжной улыбкой натянул трусы и, кинув пару купюр под ноги Гарри, вышел за дверь. Парень, дрожа, собрал деньги и упал на кровать, зарываясь лицом в подушку и глотая слезы. Все же это лучше, чем когда он только попал сюда и его, еще совсем юного и неопытного, заставили сосать члены мужчин, которые, имея жен и детей, были не прочь трахнуть ротик шестнадцатилетнего парня. Они совсем не жалели ребенка, он давился и кашлял, а если нечаянно слишком сильно сжимал рот, то они не раздумывая били по лицу. Почему это все происходит именно с ним? Вырос в детском доме, безумно полюбил тирана, который сначала издевался над ним, заставил влюбиться и сбежать, а потом просто продал на черный рынок человеческих тел. Два чертовых года, за которые парень перевидал столько членов, что от одного упоминания его готово рвать не прекращая, но это, блять, его чертова работа — торговать собой из-за любви к демону, разрушившему его жизнь и разбившему итак израненное сердце.

***

— Тебя выкупили, собирай манатки, — грубым голосом проговорил человек, что два года мучил и торговал бедным телом парня. Дэвид — а именно так звали мужчину — сколотил, наверное, целое состояние на торговле телами людей, это не человек, а лишь его подобие без чувств и эмоций, только деньги и грязный бизнес: наркотики, секс и разбитые жизни. — Кто? — спросил Гарри, ведь он знает: иногда шлюх выкупают, а это значит, теперь ты принадлежишь не этому дерьму Дэвиду, а какому-то другому извращенцу, который может и будет делать с твоим телом все что заблагорассудится.

***

Гарри даже представить себе не мог, как окажется прав. Он бы все отдал за возможность вернутся к Дэвиду, потому что ад — есть сказка по сравнению с тем, что пришлось пережить парню. Теперь страх был спутником его жизни, он словно въелся под кожу, невозможно было как-то прекратить это, только терпеть и надеяться на скорую смерть, ведь лучше она, чем та жизнь, которую ему пришлось испытать на себе. Он словно прошел все ступени ада, но конец не близок. Он отчаялся ждать конца. Два года абсолютного безумия и боли, все словно в тумане. Словно снежный ком крови, спермы и изнеможения, никаких чувств, кроме страха, паники и ужаса. Детский дом и жизнь шлюхи теперь казались лучшими воспоминаниями, даже если объединить это и умножить на два, все равно несравнимо с тем, через что ему пришлось пройти. Единственным живым воспоминанием в существовании Гарри был свет фар и крик человека, который выбежал из машины в страхе, что убил голого парня, лежащего на дороге и не подающего признаков жизни.