for him.

— Внимание, суперская подача Ойкавы-сана! Иваизуми раздраженно поджал губы, смотря на товарищей по команде через сетку. Увидев на нескольких лицах такое же раздражение, он мысленно записал этих людей в клуб «когда-нибудь мы убьем нашего капитана и закопаем его бренное тело под мостом под покровом ночи». Тренировка шла от силы час, но Ойкава уже успел изрядно выбесить Хаджиме — за что, к слову, получил свой заслуженный пинок под зад. Иваизуми просто не представлял, как он сможет дотерпеть до конца тренировки и не убить Тоору. Раздался скрип кроссовок, затем удар по мячу. Если говорить честно, то подачи Ойкавы были действительно хорошими. Не «суперскими», как он их называл. Взять того же третьегодку из Карасуно Азумане Асахи. Его подачи сильные и точные, и отбить их крайне сложно, особенно команде атакующего типа. Хаджиме не раз видел, как трудно соперникам Карасуно давалось принимать мяч — если, конечно, вообще удавалось. Несмотря на то, что подачи Тоору не были «суперскими», мяч всегда перелетал через сетку на половину противника. Даже когда капитан был взбудоражен или напряжен. В таком случае мяч, конечно, мог угодить в аут, но обязательно на другой стороне поля. Поэтому, когда сетка с правого бока от Иваизуми натянулась, а затем в гробовой тишине раздался стук мяча о пол, парень удивленно застыл. В голове яростно крутились шестеренки, пытаясь проанализировать то, что произошло. Мяч не перелетел через сетку. Ойкава не смог исполнить подачу. Хаджиме только успел в пол-оборота повернуться в сторону капитана Сейджо, как раздался оглушительный в такой тишине свисток. — Все продолжают играть. Ойкава, за мной, — мрачно процедил тренер, пристально следя не только за Тоору, но и за Иваизуми. Взгляд мужчины словно говорил о том, что последнему лучше не рыпаться и продолжать играть, если не хочет неприятных последствий. Хаджиме хмыкнул, отворачиваясь к сетке по свистку. Он знал, что вылет из основного состава ему точно не грозит — он же ас Аободжасай. А все остальное не страшно, ведь тренер больше ничем не может пригрозить парню: двойная нагрузка никогда не помешает, уборка зала после тренировки — тоже своего рода нагрузка, требование баллов, выше средних, на промежуточных тестах — легче лёгкого. Отстранять от тренировок мужчина точно не станет: на носу тренировочный матч с Шираторизавой. Кому тренер никогда в жизни не захочет уступить победу — так это Шираторизаве. А для возможной победы команде нужен натренированный ас. В общем, Иваизуми не грозило решительно ничего. Но идти наперекор тренеру парень все равно не стал — вот еще! Мало ли, что потом напридумывают себе Ойкава или Киндаичи. Последующие мысли о посторонних вещах вылетели из головы с быстрой атакой противоположной команды, которую из-за своей невнимательности Хаджиме не успел толком заблокировать, но смог прикоснуться к мячу, значительно сбавляя его скорость и меняя направление так, что он попал точно в руки либеро. Случайность — а приятно. Тряхнув головой, ас Аободжасай сосредоточился на игре, грозно посмотрев на хохлящего Матсукаву по поводу «спящей Иваизумицы». Когда игра закончилась в пользу команды, за которую играл Хаджиме, все волейболисты тяжело дышали, обливаясь седьмым потом. Без капитана, умело читающего и контролирующего игру на поле, играть было в разы сложнее. Обычно матч заканчивался после двух сетов, в которых безоговорочно выигрывала команда Тоору. Сегодня же было сыграно все три сета, во время которых лидерство переходило от одной команды к другой. Тренировка такого типа была крайне полезна, как заявил тренер, довольно хлопнув в ладоши. Однако лицо мужчины не разделяло тех же эмоций. Это заставило не только Хаджиме, но и всю команду всполошиться и наперебой спрашивать об их капитане. — Ничего существенного. Если нужны подробности, спрашивайте у своего капитана, — сказал, как отрезал, тренер, сурово нахмуриваясь. — То же мне, нашёл, когда геройствовать, — пробормотал мужчина, выходя из спортивного зала. — Тренировка окончена, первогодки приводят зал в порядок. Как только тренер скрылся из поля зрения, все, кроме названных, медленно поплелись в раздевалку. По чистой случайности Хаджиме оказался первым в толпе потных и уставших волейболистов, поэтому, открыв дверь, мгновенно оказался сбитым с ног. — Ива-чан, — заныл над ухом никто иной, как капитал Аободжасай, буквально распластавшись сверху на Иваизуми, — тренер меня отругал и отстранил от завтрашней тренировки. — Я бы тебя вообще убил, — пробормотал парень, стараясь подняться с пола, чтобы освободить проход сокомандникам. Хотя те и без этого спокойно пошли в раздевалку, на цыпочках перешагивая через конечности. Такие концерты Ойкава устраивал уже не раз, поэтому никому не было дела до распластавшихся на полу друзей детства. — Да слезь ты! — рыкнул Хаджиме, за шкирку отлепляя от себя капитана. Где-то в глубине раздевалки раздался ехидный комментарий про голубков от Киндачи. В прочем, парень оборвался на половине слова, стоило Яхабе зло шикнуть на него. — Ива-чан злой! — пуще прежнего заныл Ойкава — только сопли пустить не хватало для полноты картины. — Хоть не идиот, как некоторые, — парировал Хаджиме, наконец отлепляя от себя не воздушное тело капитана и вставая на ноги. — Ты на меня намекаешь? — округлил глаза Тоору, складывая руки на груди с наигранным видом оскорбленного человека. — Я говорю прямым текстом, — закатил глаза ас Аободжасай. Взгляд машинально скользнул по сложённым на груди рукам, скрытых за рукавами спортивной школьной куртки. Что-то в них не давало покоя Иваизуми. Перед глазами промелькнула неудачная подача капитана. Нет, Ойкава, может, и полный придурок, но в волейбол играет на высшем уровне — он не мог просто так не исполнить подачу. Пока Хаджиме взглядом гипнотизировал руки друга, Тоору наперебой успела спросить о случившемся вся команда, на что получила ответ о лёгком растяжении запястья при героическом спасении котёнка с дерева возле его дома. Услышав в свой адрес много «хороших» слов о героизме — скорее, идиотизме — он успел снова обидеться, жалобно посетовать на нелюбовь окружающих и пару раз подколоть самых «добрых» сокомандников. И вот, когда большая часть команды переоделась и ушла по домам, предварительно пожелав капитану скорейшего выздоровления, потому что «Иваизуми-сан нас до полуобморока загонял», парень зацепился взглядом за то, что искал. Когда Ойкава поправил правой рукой упавшую на глаза прядь волос, рукав куртки на самую малость обнажил бинты на запястье. Но даже маленького кусочка хватило, чтобы Хаджиме зацепился за него взглядом. — Ойкава, — окликнул он капитана, отмечая, как тот заметно вздрогнул, быстро натягивая рукав по самые пальцы. «О да, это было совершенно незаметно», — мысленно съязвил Иваизуми перед тем, как продолжить: — На минуту. — Ива-чан… — Не бойся, не на казнь тебя веду, — хмыкнул ас Аободжасай, еле удерживая себя от того, чтобы нетерпеливо и беспардонно схватить Тоору за локоть и силой потащить на улицу. — Твое убийство будет медленным и мучительным в отместку за мои нервы. Ойкава жестом показал Куними, Шинджи и Матсукаве, что скорая смерть придёт от руки лучшего друга, возвел глаза к небу, сложил руки и беззвучно помолился, но послушно пошёл за «палачом». — Ива-чан, ты сказал не «если твоё убийство и будет…». — Я в курсе. — Ива-чан! — ахнул Тоору, хватаясь за сердце. — Заткнись, — беззлобно ответил ас Аободжасай. По крайней мере, пока что беззлобно. Но судя по тому, как ощутимо возросло напряжение между ними, в голосе Иваизуми слышались отдаленные нотки нарастающей ярости. Оба парня знали, зачем и почему отходят поговорить туда, где у стен нет ни глаз, ни ушей. Разговор на эту тему был неизбежен. Завернув за угол, Хаджиме привалился спиной к стене, сложив руки на груди. Ойкава же нерешительно переступал с ноги на ногу, но, в конце концов, перенёс основной вес на одну ногу и привалился плечом рядом с другом. Ас Аободжасай отметил, как тот кончиками пальцев попытался натянуть рукава спортивной куртки так, чтобы ладонь и вовсе скрылась с глаз. — Рассказывай, — спустя несколько долгих мгновений абсолютной тишины сказал Иваизуми. Тоору вздрогнул, словно испугался. Сердце забилось быстрее, отдаваясь набатом в голове. Сглотнув несуществующий комок, подступивший к горлу, парень растянул губы в улыбке и вцепился пальцами больной руки в ухо Хаджиме, несильно потянув. — Приём, Ива-чан! Ты хоть по утрам чистишь уши? Я же уже говорил, что… Иваизуми раздраженно перехватил руку за ладонь, отчётливо помня о местоположении повязки, и процедил сквозь зубы: — Я тебе сейчас уши так оттяну — родным братом Чебурашки станешь! Тоору попытался выдернуть руку, но лишь скривился от боли, что не ускользнуло от глаз Хаджиме. Поджав губы, парень, настороженно следя за капитаном, повернулся к нему лицом и другой рукой потянул рукав вверх, оголяя сначала ладонь, а потом уже и перебинтованное запястье. Что-то подсказывало Иваизуми, что за повязкой скрывается нечто весьма не радужное. — Ива-чан, не надо, — голос Ойкавы еле слышно дрогнул. Но Хаджиме не был бы собой, если бы не услышал этого. — Не надо чего, Ойкава? — выразительно спросил Иваизуми, не отрывая взгляда от медовых глаз напротив. — Не надо допрашивать тебя? Не надо силой заставлять говорить? Не надо волноваться за тебя? — последний вопрос вырвался изо рта совершенно случайно — парень не хотел произносить этого вслух. Но сказанного не вернуть. Капитан Аободжасай только и сумел открыть рот, а затем, не издав ни звука, закрыть его, словно рыба. Тем временем Хаджиме поддел слабо завязанный узел, развязал его и уже начал разматывать бинт. Тоору нервно схватил руку друга за предплечье. — Я…там просто ушиб. Я упал. Споткнулся на лестнице и упал. Ты же всегда говорил, что я когда-нибудь навернусь на своих ходулях, — затараторил Ойкава. Иваизуми припомнил пару раз, когда желал ему навернуться на его длинных ногах, когда тот хвастался своим ростом или модельной, как тот сам считал, внешностью. «Красивые длинные ноги, как и безупречное лицо, не всем даны, Ива-чан». После этих слов Тоору всегда получал смачный удар по голове и пожелания скорейшей смерти. Потом он умолял Хаджиме простить его, клятвенно заявляя, что больше такого не повторится, а спустя какое-то время снова бахвалился. — Ойкава, — прошипел ас Аободжасай, зная о том, что все сказанные слова были ложью. Словно почувствовав, что Иваизуми на грани, Тоору отпустил его руку и отвернулся в сторону, понимая, что ему не отвертеться от правды. Сильно прикусив щеку изнутри, парень почувствовал, как глаза наполняются слезами от удушающего стыда. — Их было двое, — тихо заговорил Ойкава, чувствуя, как друг слой за слоем снимает бинт. — Они из какой-то школы, которую мы обыграли на прошлых весенних соревнованиях. Я точно не знаю, из какой они школы, мы же у многих выиграли, — Тоору гордо, но в то же время печально усмехнулся. — Для их капитана-третьегодки это была последняя возможность показать себя, а мы её отняли у него. Это я узнал, пока они меня… — парень замолчал, словно набираясь смелости, чтобы закончить фразу, — …били. Иваизуми крепко стиснул зубы, снимая последний слой бинта, под которым уже виднелась тёмная припухлость почти во всю ширину внутренней стороны кисти. Парень почувствовал, как глаза заливает алой пеленой ярости. Хотелось прямо сейчас наткнуться на этих ублюдков и избить их так, чтобы такие же гематомы остались у них на всех частях тела. От необузданной ярости Хаджиме не заметил, как сильно сжал ладонь Тоору в своих пальцах. — Больно, Ива-чан, — пробубнил парень, стыдясь смотреть в глаза другу. — Ещё и не так будет, — отозвался Иваизуми, ослаблялся хватку. Он не понимал одного: когда Ойкава успел «попытать счастья», если вчера — как, в прочем, и всегда — они все время находились в поле зрения друг друга? — Просто ответь мне, когда ты успел вляпаться во все это? Тоору прикусил губу, замявшись. — Вчера, когда мы разошлись на перекрёстке. Хаджиме громко вздохнул — благо, не застонал — от тупизма всей этой ситуации. Дом капитана Аободжасай находится буквально в двух кварталах от перекрёстка, на котором они обычно расстаются и идут в разные стороны: Тоору — налево, а Иваизуми продолжает идти вперёд. И именно за те пять минут, которые первый тратит до дома после разветвления дорог, на него напали отморозки. Хаджиме уже смирился с тем фактом, что ему придётся провожать друга до самых дверей его дома, как вдруг Тоору, словно прочитав его мысли, посмотрел на него и добродушно улыбнулся, поднимая здоровую руку ладонью от себя в примирительном жесте: — Не бойся, Ива-чан, тебе не нужно будет провожать меня до дома, словно даму сердца и беречь как зеницу ока, ведь они искали как раз-таки тебя, а нашли, ой! — заболтавшись, Ойкава поздно понял, что сказал лишнего. Того, чего Иваизуми не следовало бы знать. Желательно, никогда. Ас Аободжасай так и замер, словно поражённый громом. — Что? Тоору, воспользовавшись растерянностью друга, вытащил больную руку из ослабевшей хватки, зашипев сквозь зубы, когда стало особенно больно. Но не успел и пикнуть, как Иваизуми снова перехватил его руку. От следующих действий у Ойкавы глаза на лоб полезли: парень поднёс руку к губам и мягко —, но все равно болезненно — поцеловал гематому. — Ива-чан, тебе сегодня кто-то вместо меня мячом в голову зарядил? — капитан Аободжасай почувствовал, как к щекам прилила кровь. — Или я настолько красив, что ты не можешь устоять перед моим очарованием? — Тоору откровенно глумился, пытаясь скрыть за шутками смущение, как и то, что в душе разливалось тепло. — А может? … Слова превратились в непонятное мычание, когда Хаджиме притянул Ойкаву за шею и впился требовательным поцелуем в губы. Он решительно, почти грубо сминал чужие губы. Тоору застыл от удивления, но спустя пару мгновений закрыл глаза, отвечая на поцелуй. — Прости, — выдохнул, Хаджиме, поглаживая большим пальцем повреждённую руку рядом с гематомой, чтобы не причинять боли. — Ива-чан, — выдохнул Ойкава, ошалело улыбаясь во весь рот. Ради такого судьбоносного поворота в их отношениях, перетерпеть травму — не так уж и страшно, — тебе точно никто не зарядил сегодня мячом по голове? Иваизуми, утягиваемый в новый поцелуй, закатил глаза. — Заткнись, Дуракава. Когда на следующий день Хаджиме заявился на тренировку с синяком на скуле и сбитыми костяшками на руках, но с чувством собственного достоинства на лице, команда одобрительно загудела — каждый догадывался не только о причине появления травмы у капитана, но и о том, откуда взялись боевые ранения у аса. Правда, Иваизуми немного позже влетело от тренера за «ты решил убиться вслед за безмозглым Ойкавой?». А в это время Тоору, лёжа перед телевизором и лениво переключая на нем каналы, выразительно чихнул.