Учитель спасает мир

Ракообразное (или беспозвоночное? Омар в общем) не ловилось, и Павел зверел. Если верить некоторым особенно предвзятым личностям, озверение было нормальным рабочим состоянием Павла, но сам он так не считал, поэтому вежливо старался держать себя в руках. Ну или хотя бы в рамках. И этому совсем не способствовали поползновения одного айтишника - вот кто точно беспозвоночное и безмозглое - в сторону Катерины. Все прошедшие дни по Отделу летали слухи и домыслы о Катерине Рудной. Павла успели поздравить, попенять на то, что он ничего не говорил, женская часть особенно пронзительно вздыхала в зоне видимости, но все, как нормальные люди, сделали абсолютно нормальные и естественные выводы: Катеньку руками не трогать. Лучше и глазами не трогать, вообще говоря, но тут уже ничего не поделаешь. И только Никита Сметанин - по мнению Павла самый придурковатый, а по мнению Иванова самый ценный айтишник - решил, что Катерина Рудная это его шанс. Ну или ещё что-то там решил, Павел понятия не имел, что у беспозвоночных в головах. Вечер пятницы должен был знаменоваться чем угодно, только не приступом бешенства, но, честное слово, Никита сам был виноват. Павел готов биться об заклад, что беспозвоночное видело, как Рудный идёт по коридору, и вместо того, чтобы мимикрировать под стену и спастись, схватило Катерину за руку, расспрашивая о её делах и планах на выходные. На секунду закончился воздух, а между ушей загрохотали обваливающиеся останки человеколюбия. За несколько мгновений мозг выдал минимум три варианта нанесения тяжких телесных голыми руками. И ещё один с привлечением лежащей в кармане ручки. Павел в несколько шагов пересёк оставшееся до Катерины, расстояние подмечая попытки вытащить руку и расширившиеся от страха глаза. Костик как-то говорил Рудному, что в моменты особого бешенства выглядит он весьма маньячно и ему бы следовало контролировать эмоции, а Павел парировал, что представлять - не бить, и пока он никого не бьёт, отлично себя контролирует. В любом случае, Катеньке бояться нечего. — Ты готова, радость моя? Скоро поедем, — прозвучало почти пугающе, но уж как получилось. Павел повернулся к Никите. — Культяпки прибери. Рефлекс сработал вперёд мозга - культяпки были прибраны. А уже потом на айтишной физиономии расцвело возмущение. Катерина сделала какое-то движение - то ли кого-то остановить, то ли потребовать расправы над несостоявшимся кавалером, но остановилась. — Рудный, не видишь, мы тут разговариваем? — возмутился Сметанин. — Ничего подобного не заметил, — обрубил Павел, — а вот мне с тобой надо кое-что обсудить. — Вы болтайте, а я пойду за вещами, — решила, наконец, Катерина и быстро обошла мужчин. Оба проводили её взглядом до ближайшего поворота, потом снова посмотрели друг на друга. Никита храбрился, но, судя по тому, как едва уловимо отодвинулся, вид у Павла стал ещё более маньячным. Кто-кто, а Никита безошибочно должен был узнать последнюю стадию озверения на физиономии Рудного - в последний раз озверелый Павел тряс Никиту перед половиной Отдела, когда тот накосячил в деле с химическим оружием. Там было ещё трое виноватых, но главным значился Никита, он и одобрил работу тех троих, так что все шишки влетели ему. — Что у тебя, Рудный? — неприязненно спросил Никита. — Говори уже. У Павла было три варианта плюс один. Ещё с десяток вариантов позаковыристее. Но сначала цивилизованные методы, даже если очень хочется сорваться на ком-нибудь, даже если этот кто-то - Никита. — Маленькое требование держаться подальше от Катерины, — вот теперь можно было взять пугающий командный тон. — Занимайся-ка своими делами, да повнимательнее. Никита прищурился и - ну вы на него посмотрите! - решил, что сейчас самое время за себя постоять и высказать всё, что думает. Выгнул грудь колесом в попытке сравняться в росте, даже вперёд двинулся - это, видимо, для устрашения. — Без тебя разберусь, — буквально выплюнул Никита. — Думаешь, раз ты капитан и под крылышком и Иванова, то всё можно? Делаешь вид, что всё знаешь и умеешь, а мы тут пыль под твоими ногами, — о глупец, он всё же шагнул вперёд и поднял руку, чтобы толкнуть Павла в грудь. — Да ты и в половину не такой важный… Попытка коснуться была расценена как сигнал к окончанию цивилизованных переговоров. Павел действовал автоматически: отбил запястье Никиты, перехватил и вывернул руку, одним пинком отправляя боевого айтишника к стенке. Прежде чем Никита понял, что происходит, Павел прижал его к стене всем телом, одну руку выкручивая до последнего предела, а вторую пропихивая между стеной и грудью самого Никиты, чтобы у того не было соблазна помахать ей. — Все претензии сунь себе в задницу, — прорычал Рудный, — мне плевать, где у тебя там эго поцарапано. Мне от тебя надо, чтобы ты работал себе молча и тихо, без ошибок, — Павел не отказал себе в удовольствии опустить свободную руку на затылок жертвы и стукнуть Никиту головой о стенку, — и не подходил к Катерине. Понял меня? Не дождавшись ответа, Павел ещё раз приложил Никиту лбом о стену - посильнее, чтобы думалось лучше. — Понял, спрашиваю? — Рудный, ты грёбаный псих, — прохрипел Сметанин. Ещё один удар о стену. Павел сильнее выкрутил руку, так, что ещё движение - и сустав вылетит. Никита застонал и, кажется, попытался приподняться на мысках, чтобы уменьшить боль, но не вышло, для этого пришлось бы стряхнуть с себя Павла, а у того была бульдожья хватка. — Ты меня понял или тебе на твоих же пальцах пояснить? — Понял, — выдохнул айтишник. И тут же с облегчением охнул, когда Павел отпустил его руку и отодвинулся. Впрочем, Рудный для закрепления пройденного ещё раз приложил его головой о стену. — Не попадайся мне на глаза, — посоветовал Павел, уходя по коридору. На разминающего руку и трущего лоб Сметанина он не оглядывался и вообще старался не думать о нём. Ну сам, сам виноват - буквально напросился на роль боксёрской груши. Не так, чтобы Павла действительно полностью отпустило после произошедшей стычки, но хотя бы руки Кати окажутся вне досягаемости всяких там беспозвоночных. Катерина нашлась у выхода. Глядела с подозрением, но, кажется, решила не комментировать увиденное и, тем более, не виденное. — Поговорили? — со скептицизмом поинтересовалась Катерина. — Все рабочие вопросы мы уладили. Павел подхватил Катерину под руку и повёл к машине. Всё, рабочая неделя и все рабочие вопросы остались позади, теперь нужно забрать сумки из квартиры и поехать, наконец, домой. В настоящий дом.

***

Теперь, наконец, можно было уехать из типовой старенькой квартиры и вернуться в свой дом - коттедж в частном секторе. Место было непростое, хотя внешне ничем не выделялось и, в действительности, представляло собой охраняемый посёлок для сотрудников всяких секретных и не очень структур, так что переезд был разумной мерой. Участок оставался ещё от родителей, а вот дом был новый, с современным ремонтом, новой техникой и что там ещё должно быть в доме. Во всяком случае, Павел это место любил и жил здесь уже несколько лет, а Катерине, кажется, понравилось. Исследовала своё новое место жительства она с интересом, и хотелось бы верить, что с энтузиазмом. Павел закинул сумки в спальню, показал, что где находится, и с облегчением плюхнулся на диван, широко раскладывая руки по спинке. Аллегория чувства собственности, не иначе. — Ну вот, теперь знаешь, куда сбегать от всяких противных айтишников. Катерина села рядом, и Павел тут же подгрёб её поближе, едва уловимо касаясь виска губами. — А что, ты больше не будешь появляться в коридоре в самый подходящий момент? Павел рассмеялся ей в волосы и поцеловал в щёку. Щека у Кати была тёплая, нежная, розовая и вообще очень милая. — Буду, конечно. А то ходят всякие, инициативные. Лучше бы работу свою делали, в самом деле. — А что там было, когда я ушла? — невинным тоном поинтересовалась Катерина. — Рабочие моменты. Катерина вывернулась и заглянула Павлу в глаза, недвусмысленно демонстрируя, что ни черта она не поверила. А что она, интересно, хочет услышать? — Рабочие моменты в том числе, — исправился Павел. — У вас какие-то давние счёты? Павел поджал губы, переводя дыхание и призывая себя к терпению. Перед глазами опять проскакали варианты нанесения тяжких телесных инициативным айтишикам. Ну какое это, интересно, имеет значение, давние или недавние, счёты или нет? Лично Павлу дела Никиты были до лампочки, пока не пересекались с его собственными. — Дай угадаю, — сказала Катерина, не дожидаясь ответа, — ему от тебя досталось, и он решил тебе ответить через меня? Павел и сам почувствовал, как у него дёрнулось всё лицо при упоминании такого «хитроумного» плана. Катерина как-то натужно сглотнула и на пару секунд отвела глаза. Кажется, только теперь правда подумала о том, как именно Никите «досталось». — Досталось ему за дело. И да, похоже его это очень расстроило. Лично Павел никакого раскаяния не испытывал. Никита получил за дело, как и его безрукие подчинённые, но дело было уже закрыто. Если Сметанин не в состоянии сделать свою работу, не может постоять за себя или пережить какие-то инциденты, это проблемы Сметанина. — Ладно, — вздохнула Катерина, снова пытливо глядя в лицо Павлу. — А сейчас что ты с ним сделал? Не говори, что избил. — Тогда не скажу, — буркнул Павел, отворачиваясь. Потом в праведном негодовании повернулся обратно. — Ничего страшного я с ним не сделал, просто убедил держаться от тебя подальше. Катерина фыркнула, постаралась прикрыться кашлем и, не выдержав, рассмеялась. Ну здрасте. То ей страшно, то смешно. — Ты кошмарный, — постановила Катерина. — Ужасный собственник. — А что, до этого были сомнения? — выгнул бровь Павел. — Все жалобы в письменном виде, пожалуйста. Катерина протянула руку, касаясь его щеки и глядя почти примирительно. Ладно, засчитаем ей это как шутку. — Ну как на тебя жаловаться? — протянула она с лукавой улыбкой. — И правда, — он перехватил её руку, поцеловал ладошку. — Я страшный и ужасный, но я же обалденный, шикарный мужчина, — он наклонился и поцеловал её в губы. Если Катерине и было что сказать, возможности у неё не оказалось. Губы у неё были мягкие, тёплые, как будто всегда готовые к его поцелуям. Катерина вся была мягкая, податливая и ласковая, нужно было только знать, где её такую искать за всеми внешними колючками. И Павел знал. Рудный обеими руками зарылся в волосы Катерины, притягивая ближе к себе, углубляя поцелуй, и в тишине дома странно и сладко стучали сердца и шуршало дыхание. Катя мягко касалась его лица и шеи кончиками пальцев, а Павлу хотелось больше и ближе, и полнее. Он потянул девушку на себя, прижимая к груди, проводя руками по спине, вытягивая из-за пояса блузку, касаясь всей ладонью мягкой тёплой кожи, вызывая мурашки по всему телу. И то, как сбилось у Катерины дыхание, как доверчиво она прижалась к нему, как скользнули её ладони ему на плечи, наконец разжало пружину ежедневного напряжения и ожидания где-то в груди, потому что здесь и сейчас всё было хорошо. Он перевернул Катерину, подмял под себя, укладывая на диван, спускаясь поцелуями по шее, расстёгивая её блузку. Катерина выгнулась, шумно вздохнула, потянула его собственный джемпер вверх, стягивая через голову. Места не хватило, Павел зацепил локтем спинку дивана и чуть не застрял в одежде. — Нам надо в спальню, — улыбнулась Катерина, откидываясь на подушки дивана. — Здесь ты не поместишься. Твою налево. Павел уткнулся лбом куда-то рядом с плечом Катерины и попытался перевести дыхание. Ходить никуда не хотелось, хотелось другого и вот прямо сейчас. Ну свалится, ну что теперь, не сломает же ничего. Хотелось получить своё, тёплое и мягкое. Павел рывком поднялся, чуть покачнувшись, и потянул Катерину за собой. Несколько метров до спальни показались не такими уж и длинными, зато пространства было куда как больше. Блузку с Катерины Павел снял одним движением, через голову, чем, кажется, поверг в шок, но протестов не было. Следующим в сторону полетел лифчик. Катерина прильнула ближе к Павлу, буквально требуя новый поцелуй, касаясь всего его тела, расстёгивая его джинсы пока он расстёгивал её, как будто у них были одни желания на двоих. Едва с одеждой было покончено, девушка оказалась на кровати, прямо поверх покрывала, и Павел снова, как в горячке, покрывал поцелуями её шею, ключицы и грудь, сжимал её бёдра, подтягивая Катерину ближе, накрывая всем телом, закладывая её ноги себе на поясницу. И входя сразу на всю длину члена. Катерина глухо охнула, выгнулась, крепко схватилась за его плечи до синяков. С новым движением Павел поймал её губы, забирая новый вздох - его, и все следующие стоны. Губы у Катерины были мягкие, а дыхание - горячим, прерывистым и становилось громче с каждым размашистым толчком. Катерина вся была горячей и мягкой, обвилась вокруг Павла руками и ногами, подлаживаясь и раскрываясь шире, вся оказываясь так близко, как только было возможно. И оба знали - Павел ужасный собственник, но Катерине это нравится. Он, в конце концов, такой, какой есть.