Кровные узы

Февральский ветер проникал через оконные щели, заставляя Огневых покрываться мурашками. Вот только Норт не понимал, от холода ли они пробежались по всему телу или из-за чего-то другого. Василиса улыбалась, грея руки о широкобокую чашку кофе с корицей. От её рук исходил аромат недавно съеденного апельсина, и Норт, даже сидя напротив, чувствовал этот запах. Они сидели в небольшой комнатке Расколотого замка с окном в полстены, поэтому, пока Василиса ждала, что брат начнёт разговор, можно было кутаться в немного колючий шарф и смотреть на переливающиеся снежинки, которые казались ей такими же живыми, как и она. Вьюга набирала силу, чтобы к вечеру пейзаж за окном походил на «шум» неработающего телевизора. Василиса поправила корону, ощущая её приятную тяжесть. — Какого чёрта ты её никогда не снимаешь? — раздражённо спросил Норт в попытке хоть как-то завести беседу. Цвет благородного металла сливался с волосами Василисы, будто она уже срослась с короной. Огневу было неловко, хотя он явно осознавал, что это всё та же Василиса. Ну, возможно, уже не такая фейра и менее несмышлёная. — Она напоминает мне об ответственности, которую я теперь несу, — девушка произносила слова тоном учительницы, которая объясняла очередному нерадивому ученику нечто очевидное. По крайней мере, так показалось Норту, и он отчаянно надеялся, что не покраснел под взглядом слегка аквамариновых глаз. Василиса снова перевела взгляд на окно. Маленькая передышка была Норту на руку, и его мысли потекли по заранее известному кругу. Это нормально, когда тебе хочется впиться в губы сестры, чуть намазанные земляничным блеском? Это нормально, когда тебе хочется избавить её от ненужной одежды, чтобы исследовать каждый сантиметр юного тела? Это нормально… Господи, конечно же, ненормально! Он знал и так сильно сжимал кулаки, что побелели костяшки пальцев. Он ощутил себя сумасшедшим, больным и слабым. — Отец хочет устроить в Черноводе что-то вроде бала на Новый год, — сообщила Василиса, потеряв интерес к белоснежным вихрям. Тонкие пальцы перекатывали черенок кленового листа, который остался от совместного сбора гербариев. Норт старается смотреть на них, а не на чуть пухловатые губы: он в страхе выдать себя. — И наплевать на слова Хардиуса, что тебя, то есть вас с Фэшем, все должны забыть? — Норт нахмурился, оценивая, сможет ли вырвать у неё хотя бы один танец. Он бросил взгляд на всё ещё пускающую пар чашку Василисы, про которую она, похоже, забыла. — Ну-у, — протянула девушка, — это скорее будет междусобойчик для знающих. «Знающие» — звучало, как название какого-то тайного общества типа Ордена Непростых. Норт испытал уныние, когда Василиса дополнила, что там будет и Фэш. Ну да, куда же без Фэшиара-Великого-Сноба-Драгоция! Огнева позволила себе мимолётную улыбку, но интуиция подсказывала, что тут что-то не так. Василиса улыбалась, расспрашивала его про Николь, Дейлу, работу Ниры, но весь её вид кричал о том, что ей плохо. И грустно. Глупо: он сидел и не знал, что сказать собственной сестре. «Ты слишком грустная для Повелительницы времени»? А вдруг они всегда грустные, он же первый раз её такую видел и мог неправильно истолковать внутреннее состояние. Он часто всё понимал неправильно. Например, думал, что отец доверяет ему как наследнику и старшему сыну, а оказалось, что с Василисой он делился намного большим. Волны обиды на миг заглушили недавние порывы страсти в его душе. Но это было всего на миг. Норт уставился на стену невидимым взором. В мозгу пылало: некраснейнекраснейнекраснейнекрасней. Неокрепшая любовь расправляла крылья в душах обоих. Ирония в том, что любовь эта к разным людям. Василиса думала о Фэше и их недавней ссоре, рассеянно слушая брата. Норт же прогонял в мыслях стотысячный способ убить Драгоция, которым он не воспользуется в жизни. Становится не понятно, полюбил ли он её из-за того, что она стала Временем, или раньше? Что-то внутри сворачивается в склизкий ком. Василиса поднялась в намерении отвлечь свои мысли от Драгоция и плавной походкой подошла к окну. Вязаный шарф остался мирно лежать на стуле, обнажая чёткий контур ключиц. Норт сглотнул. Вязкий туман просочился в сознание, и мысли ворочались в нём медленно, с большой неохотой, поэтому парень встал рядом с сестрой. — Всё будет хорошо. Он приобнял её за талию, а она кивнула, явно не собираясь его отталкивать. Ей в новинку было иметь заботливого старшего брата. Покой рядом с ним действовал, как бальзам на душу, и Василиса уже готова была простить Фэшу все обиды. К её удивлению, она даже не смогла припомнить причину раздора. Норту хотелось зарыться носом в её рыжие волосы и втянуть их аромат. Сейчас она — единственное его солнце, способное отогреть подмёрзшее сердце. Он готов поклясться, что ещё немного, и послышится звонкое «кап-кап». Норт почти решился оголить ей свои чувства, мол, была не была. Плевать, переживёт невзаимность, а вот если она ответит… То плевать на отца с его огромным сводом правил. Да вообще на всех плевать! Какая разница, если у него будет Василиса? Любовь обжигала её наболевшую грудь, и она осторожно убрала руки Норта. В её голове уже созрел план, основанный на примирении с Фэшем. Василиса уже готова прыгать на месте и хлопать в ладоши, как маленький ребёнок. Она была так рада своей идее, что не сразу заметила: её лицо находилось близко-близко к лицу Норта. В его серовато-зелёных глазах полыхало что-то отдалённо знакомое. Огнева очень часто где-то видела этот взгляд, но мысль о том, что на неё так же смотрел Фэш и иногда Маар, упорно ускользала от неё. Норт видел её возбуждение и, конечно же, опять неправильно понял его причину. На эмоциях Василиса чмокнула в щёку ошеломлённого брата и с лихорадочным блеском в глазах бросила фразу: — Мне пора. Ты же знаешь, где выход? Обязательно обойди ту трещину, ну, ты помнишь какую. Несколько минут Норт стоял совершенно неподвижно, смотря на её удаляющуюся спину. Отголоски шагов ещё отдавались эхом. Парень робко прикоснулся к алому следу от поцелуя, к нему пришло желания сохранить его навсегда. Однако эта вещь была слишком интимной, чтобы выставлять её на всеобщее обозрение. Норт понимал. В голову взбрела идея одолжить пару вуалей у бабушки, но он отказался от неё и быстрым движением стёр блеск краем бежевого свитера, оставляя едва заметный развод. Надежда распускала свои хрупкие лепестки, и Норт с улыбкой до ушей спускался по пыльной лестнице, чувствуя ветер во взбудораженной голове и лёгкость внутри. Ни одна мысль, заявляющая, что он всё понял неправильно, не мелькнула в сознании. Как всегда.