— Люциус! — прорыла Нарцисса, находу защемляя молнией грудь. — Не уходи, прошу! Люциус! Люциус! — Х..юциус! — рявкнул Люциус, в пути трахнув от злости вазу. Вместо эпиграфа.
Всесильный маг Люциус Малфой вошёл в северную гостиную своего поместья и замедлил шаг около большой мраморной мозаики античного стиля. На ней был изображён мальчик, развлекающийся с гусём. Супруга Малфоя, часто неодобрительно высказывавшаяся по поводу фривольности этого сюжета, находилась в гостях. Его сын Драко, чьё внимание на мозаике больше привлекал яблоневый сад, был на учёбе в Хогвартсе. Это означало, что можно провести прекрасные выходные. Едва заметно улыбнувшись кончиками губ, Люциус прикоснулся пальцем к небольшой вазе с цветами, расположенной в углу изображения. Волшебный замок, настроенный только на него, сработал. Мозаика истаяла в воздухе, открыв проход в тайную комнату. Предвкушая грядущее наслаждение, Люциус Малфой сделал мягкий, но уверенный шаг вперёд, перешагивая порог и входя внутрь. За его спиной из небытия воплотилась мозаика, надёжно скрывая хозяина в тайнике. Секретная дверь закрылась. Улыбка Люциуса стала шире. Наконец-то можно побыть самим собой. Позволить себе всецело отдаться своей страсти и утолить своё влечение к…тому, что поняли бы лишь немногие. Люциус находился в просторной, роскошно обставленной комнате без окон. Свет горящих повсюду свечей создавал удивительно романтичную атмосферу. Тёмно-вишнёвая ткань, украшавшая стены, таинственно мерцала муаром в полумраке. Пол был устлан такого же цвета ковром. Мягчайший, длинный ворс был прекрасен на ощупь, и Люциус не замедлил избавиться от обуви. Сбросив с себя всю одежду, маг прошёл по комнате и опустился на шестиместную кровать красного дерева. Как и можно было ожидать, она была застелена вишнёвым шёлком, прохладным и слегка скользящим на ощупь. Вкусы Люциуса, несмотря на их специфичность, были преисполнены утончённости. — Итак, — негромко сказал маг, наслаждаясь каждым мгновением, — с чего же мы сегодня начнём? Люциус окинул взглядом комнату. Всюду, на резных консолях вдоль стен, на подставках и на постаментах, сделанных в форме античных колонн, стояли бесчисленные вазы и сосуды. Высокие и низкие, широкие и узкие, фарфоровые и фаянсовые, они располагались здесь, словно в зале музея керамического искусства. Отражения огоньков свечей трепетали на их блестящих поверхностях. — С чего же начать? — Люциус не торопился, наслаждаясь каждым мгновением. Его взор упал на прекрасную китайскую вазу династии Мин. Сделанная из тончайшего фарфора и покрытая невероятно изысканной росписью, она была весьма любима Малфоем. Маг особо дорожил ею. Гладкая, словно зеркало, поверхность вазы дарила удивительно чувственные, ни с чем ни сравнимые ощущения. Более того, невероятно тонкий фарфор немного просвечивал насквозь, и, входя в вазу, можно было даже видеть в ней себя… Она была столь тонка, что Люциус боялся выбить хрупкое дно вазы, и это не позволяло ему полностью отдаться безумной страсти. Это была ваза для исключительно изысканной и рафинированной любви, нежной, как плод персика. Или может быть, вот эта? Люциус перевёл взгляд на стоящую неподалёку стеклянную французскую вазу. Подобная прекрасной парижанке, стройная, красного стекла ручной работы, вытянутая ввысь… Выбор настоящего ценителя утончённости: Малфой вспомнил, как трудно было поначалу с нею и с её длинным и очень узким горлышком, предназначенным разве что для трёх, максимум пяти тюльпанов… Какое-то время он даже опасался, что придётся обратиться к стеклодуву за расширительными пробками. К счастью, со временем он сумел совладать с вазой, такой же прекрасной, как лавандовые поля… Ах, как же приятно прикосновение стеклянной вазы: оно слегка холодит и превосходит по гладкости любой фарфор. В такие минуты понимаешь, что только французы знают любовь во всех её проявлениях! Никакая британская ваза не сможет дать подобного удовольствия. Здесь следует заметить, что маг из аристократической британской семьи просто обязан уделять должное внимание своей стране и своему королю. Как настоящий джентльмен, Люциус Малфой обладал (во всех смыслах) прекрасной вазой челсийского фарфора с изображением короля Георга V. Всякий раз, когда Люциус вступал в определённые отношения с этой вазой, ему казалось, что глаза короля становятся всё больше и больше. Маг был готов побиться об заклад, что это не оптическая иллюзия. Казалось вполне возможным, что изображение заколдовано, но автор чар навсегда остался неизвестным. Совсем не так протекал роман с американской дизайнерской вазой безумных шестидесятых годов. Как это называется? Модерн? Как бы то ни было, создатель вазы, придав ей немыслимо фантастическую форму и расписав в стиле абстрактной живописи Пита Мондриана, снабдил её двумя горлышками. Поворачивая её особым образом, Люциус мог входить в одно горлышко керамической вазочки-оторвы и выходить, а точнее высовываться из другого. Со стороны в этот момент могло показаться, что этот шедевр американского искусства нанизан на Люциуса подобно жемчужине в ожерелье. Само собой, подобный опыт не мог появиться сразу, на заре юности. Сделать такое мог только опытный и искушённый в вазовых делах маг. Люциус поймал себя на мысли, что в двадцать лет он не смог бы насладиться этой вазой в полной мере. Впрочем, с этой же вазой был связан один из самых больших конфузов в его жизни. Как-то, перебрав на банкете огневиски, он, Люциус, предложил Воландеморту совместно развлечься с этим прекрасным творением американского создателя. Тёмный Лорд, поняв, что имеется в виду, посмотрел на него взором короля Георга V с вазы. Этот взгляд преследовал Люциуса ещё очень долго. Но зато, с другой стороны, Воландеморт после своего воскрешения сделал прекрасный подарок. Им была албанская ваза с надписью «Не йепи кирамику, жывотнае». К сожалению, точный перевод этой надписи был неизвестен. Албанский язык не принадлежит к числу широко распространённых. По крайней мере, сам Воландеморт сообщил, что эта фраза означает пожелание успехов в любви. Воодушевившись этим, Люциус время от времени развлекался с подарком своего господина. Разумеется, Люциус Малфой не ставил себе преград в наслаждении. Его коллекция не ограничивалась только вазами или просто вазами. К примеру, одним из заслуживающих внимания предметов была итальянская ночная ваза XIX века с писающим мальчиком на боку. Покупая этот предмет антиквариата, Люциус некоторое время колебался, но продавец предоставил все документы, подтверждающие, что мальчику уже есть 18 лет. Сомнения Малфоя рассеялись, и впоследствии этот ночной горшок доставил Люциусу немало удовольствия. Прижимая крышку горшка чуть сильнее, или же ослабляя нажим, можно было получать совершенно различные ощущения. Время от времени Малфой любил развлечь себя ролевыми играми. Для медицинской тематики он использовал утку, купленную в аптеке, но значительно больше внимания он уделял стилю милитари. В коллекции для этой цели имелась выпущенная в 1943 году настоящая солдатская фляжка вермахта. Особую пикантность ощущениям придавала фактурная резьба металлического горлышка. Ни с каким другим предметом Люциус не испытывал подобных эмоций. Впрочем, металлический индийский кувшин с гладкими стенками тоже был весьма приятен. Его бронза XVII века дарила резко отличающееся от керамики ощущение. В минуты отдыха от любовных утех Люциус любил рассматривать барельефы на стенках кувшина. Изображённый на них неизвестный индус развлекался одновременно с тремя вазами, что, на взгляд Малфоя, было явным художественным преувеличением. Из интересных металлических предметов можно было ещё упомянуть затейливый медный кувшин XVIII века с Ближнего Востока. Неизвестный мастер, словно соблюдая строгие сексуальные нормы, предписанные обществом, сделал минимально узкое горлышко. Оно было пригодно лишь для наливания чего-либо. Люциус мог войти в кувшин только средним или указательным пальцем. Но, сузив горлышко, турецкий медник XVIII столетия снабдил кувшин сложной и прихотливо разветвлённой ручкой. При первом же взгляде на неё Люциус понял настоящее предназначение хитрых завитков и восхитился изобретательности старого мастера. Если предписания запрещают пользоваться горлышком, то можно использовать ручку кувшина! И, хоть это было не совсем удобно, Малфой время от времени предавался этому нетрадиционному виду удовлетворения страсти. Возвращаясь к теме ролевых милитари-игр, следует сказать, что в скором времени Люциусу должны были привезти латунную гильзу от трёхдюймовой пушки. Малфой ожидал этого с предвкушением, которое трудно понять обычному человеку. Обычный человек, скорее всего, не смог бы понять той радости, которую испытывал Люциус, беря из своей коллекции в руки походную алюминиевую кастрюльку или термос туриста. Ну, а желая развлечь себя ролевыми играми, связанными с наукой, он снимал с подставки большой, но очень удобный для интимных утех сосуд Дьюара. Одной из жемчужин коллекции Люциуса была древнегреческая амфора возрастом в три тысячи лет. Возможно, кто-то рискнул бы упрекнуть Малфоя в тяге к «бальзаковскому возрасту», но это были бы нападки недоброжелателей. Амфора была в превосходном состоянии, несмотря на незначительные потёртости и сколы. Рисунок греческой смоковницы сохранился безупречно. «Когда-то», — подумал Люциус, жадно пожирая амфору взглядом, — «Платон и Аристотель пили вино из неё и размышляли о смысле жизни. Что есть юмор жизни? Секс, брат мой? Нет, юмор жизни, пожалуй, заключается в том, что я время от времени наполняю собой эту прелестную амфору назло греческим философам, которые наполняли себя из неё. Что бы сказали на это Платон и Аристотель? Присоединились бы они ко мне в этом чудесном занятии? Или же подвергли бы меня остракизму? Возможно, они бы поступили со мной так, как я поступаю с этой вазой? Так сказал бы мне Иммануил Кант: ваза должна быть только целью, но не средством. Что произойдёт с мирозданием, если люди будут поступать со мной так, как я поступаю с вазами? Неужели Артур Уизли заведёт дома комнату, наполненную резиновыми Люциусами? Или же он предпочтёт меня?» От этих размышлений Малфоя отвлёк вид японского сервиза для сакэ, и маг погрузился в сладкие воспоминания о тех эротически окрашенных церемониях, которые он с ним проводил. Ведь каждый предмет в его коллекции требует особого обращения, а японское изделие — вдвойне. Гайдзин обязан ни в чём не уступать самураю. И всё же, если кувшин для сакэ вызывал у Люциуса возбуждение, то три маленькие чашечки, украшенные тончайшим рисунком горы Фудзиямы порой ввергали в сомнение. Они были такими маленькими и невинными! Когда Малфой изливался в них, слёзы капали с его глаз. Уподобляясь вульгарному гусарскому поручику Ржевскому, он овладевал ими и плакал, овладевал и плакал. Иногда это напоминало ему жестокий фанфик про Хагрида и изменившуюся за лето Гермиону. Но устоять перед соблазном этих фарфоровых малюток из Страны Восходящего солнца Люциус не мог. В отличие от них, большой мексиканский кувшин, богато украшенный псевдоацтекскими росписями, не пользовался таким вниманием мага. Каждый раз после минут наслаждения с ним Люциус испытывал странное ощущение в чреслах. Возможно, предыдущий владелец хранил в кувшине перец чили? Как бы то ни было, никакие заклинания не помогали очистить мексиканского великана. Помимо азиатской или южноамериканской экзотики, Люциус уделял должное внимание и африканской. Его коллекция кувшинов из тыкв была весьма обширна. Целая полка была отведена под хранение знойных, страстных, смуглых «африканок». Маг очень любил ощущения, которые рождались при прикосновении к живому горлышку тыквы-кувшина. Фарфор или стекло никогда не давали такого приятного тепла, которое, казалось, обволакивало и завораживало. Из этих кувшинов не хотелось выходить. Однако, собирая эту коллекцию, Люциус был весьма осторожен. При покупке нужно было следить, чтобы тыква не несла внутри какое-нибудь опасное африканское заболевание. Разумеется, богатая коллекция Люциуса была не безгранична. К примеру, Малфой так и не смог добраться до дамблдоровского Омута Памяти. Конечно, позднее он заказал мастеру точную копию этой чаши, но это всё-таки был дубликат. А ведь так хотелось совокупиться с вечностью! Неудачей закончилась и попытка общения с Кубком Огня. Чары, защищающие его, оказали столь неприятное воздействие на организм, что Люциус содрогнулся даже сейчас. Эти воспоминания царапали его душу подобно осколкам разбитой вазы. Тем не менее, ювелирно воссозданная копия Кубка Огня, равно как и подделка чаши Хельги Хаффлпафф заняли достойное место в этой комнате. Следует сказать пару слов и про последнюю. Люциусу всегда доставляло особое удовольствие употреблять чашу Хафлпафф по назначению. Или же не по назначению? В любом случае, в эти интимные моменты Люциус ощущал моральное превосходство над целым факультетом. Совокупляясь с чашей, он как бы указывал всем хаффлпаффцам на место, которое им должно было занимать в иерархии Хогвартса. Оставалось лишь сожалеть, что меч Гриффиндорфа был бы неудобен для таких утех, а изображений диадемы Когтевран не существовало. Посему же Люциусу пришлось ограничиться только чашей. За свою немалую жизнь Малфою приходилось вступать в самые необычные и, казалось, невообразимые связи. Одним из самых необычных романов произошёл во время командировки в Дурмстранг. Тогда Люциус полюбил гранёный стакан. Это было одним из самых ярких ощущений за всю его жизнь. Фантастический мезальянс: он, потомок благороднейшего магического рода и брутальный, несгибаемый гранёный стакан с надписью «50 лет СССР» на донышке. В этой яркой, честной и открытой связи было что-то от гомосексуализма древних греков, мужественного, прямого и призывающего к гордости. Позднее, возвращаясь домой со стаканом, Люциус приобрёл на Императорском фарфоровом заводе сервиз на 12 человек. Развлекаясь с ним и возбуждаясь от вида изысканнейшей росписи кобальтом, маг часто задумывался о далёкой России. Эта страна была исполнена контрастов. Положа руку на сердце, Малфой не мог однозначно сказать, что же привлекало его в наибольшей степени? Групповые благородные утехи с сервизом, достойным Государя Императора, или же простой и действительно мужской акт единения с гранёным стаканом, прямым, честным и открытым, как мировой пролетариат? На этот вопрос у него не было ответа. Эти мысли вызвали у Люциуса воспоминание о простой украинской крынке. Неглазурованная, украшенная лишь рисунками подсолнухов, когда-то она поразила его в самое сердце. Обожжённая, шероховатая глина дарила бесконечно приятные, живые, простые и плотские ощущения невыразимого удовольствия. После любви с нею гладкий фарфор и фаянс других ваз казались выхолощенными и неживыми. На миг Малфою снова захотелось вернуться в дни первого знакомства с нею, когда он лунной ночью предавался с нею страстной любви на тыквенном поле близ Днепра. Ах, как это было потрясающе, отбросить чопорное высокомерие и благородство аристократа… Отдаться всепоглощающей страсти, рыча, удерживать крынку двумя руками за горлышко, пронизать её на всю глубину, а в секунды наивысшего экстаза — разбивать с размаху ею (не снимая с себя) тыквы на поле и кричать во всё горло… Да, возможно, той ночью Люциус Малфой немного уронил своё достоинство джентльмена и аристократа. К счастью, этого никто не видел. Ах, да что там говорить! Даже такой аристократический человек с изысканным вкусом, как Люциус Малфой, время от времени позволял себе экстремальные и будоражащие кровь развлечения. Во время поездки в Институт Салемских ведьм, в шестидесятые, тогда ещё молодой маг провёл отличный уикэнд в простом американском дорожном мотеле с двумя двадцатилитровыми пластмассовыми бутылками из-под питьевой воды. Как это было прекрасно! После этого приключения хотелось бросить всё, привязать эти две бутыли к метле и путешествовать с ними по Америке, подобно байкерам из фильма «Беспечный ездок». — Но я и сейчас ещё ничего, — довольно сказал сам себе Люциус. На ум ему пришло воспоминание о быстрой, жаркой и почти случайной связи в туалете Хогвартс-экспресса. Прочитав в газете о том, что Артур Уизли будет назначен новым министром магии, Малфой-старший пришёл в небывалое неистовство. Немедленно отправившись в вагонный туалет, он свернул газету кульком и овладел ею три раза подряд. На какое-то время взор Люциуса прикоснулся к двум немецким хрустальным салатницам восьмидесятых годов. Малфой обожал прикладывать их друг к другу. Тогда между ними образовывался небольшой, но очень приятный овальный промежуток. Это вносило определённое разнообразие, ведь большинство горлышек и отверстий в керамике Люциуса были круглыми. На боках салатниц был выгравирован традиционный немецкий сюжет «Сантехник берёт натурой оплату с хозяйки». Больше всего в этом рисунке Малфою нравился свежепочиненный унитаз. Это пробуждало в нём самые приятные романтические воспоминания о времени учёбы в Хогвартсе. Да, тогда молодой Люциус очень любил проводить свободное время в туалете Слизерина, пуская по кругу все имеющиеся там четыре унитаза. Увы, сейчас, понимал он с грустью, гибкость суставов уже не такая, как прежде, и нельзя будет так изогнуться над унитазным отверстием, как в молодости… Но, с другой стороны, он сейчас может заказать себе вертикально наклоняющийся унитаз..или даже подвесить его на канатах! И, разумеется, сливной бачок всегда к его услугам! Эта мысль наполнила Люциуса предвкушением. Сейчас он был готов наброситься на любой из предметов своей коллекции, схватить и овладеть им на этой кровати! — Люциус, не торопись. Ты ведь не хочешь скомкать всё удовольствие? — голос Малфоя был бархатным. Маг наслаждался этими сладостными минутами прелюдии. Сгорая от страсти, Люциус Малфой оглядел свою прекрасную коллекцию, которую он собирал на протяжении долгих лет. С чего же начать?Часть 1
12 февраля 2016 г. в 01:40