Под несчастливой звездой

1. В кофейне Их было трое. Они сидели в кафе за тем столиком, который обычно никто не занимал. Трое. Двое взрослых мужчин: один брутальный до невозможности от кончиков аккуратной щетины на лице до разворота плеч; другой — текучий и рыжий, с хитрецой в блестящих глазах, улыбчивый и насмешливый. Дополняла их компанию девочка, которая сидела за столом и болтала ножками. Два хвостика на ее голове покачивались в такт. Был бы Харт дома, он решил, что перед ним папаша с другом выгуливают дочь. Проблема в том, что Харт находился в чужом, непонятном для него мире, о котором едва знал, но даже этого хватало, чтобы понимать — все не так просто. Иначе отчего от одного взгляда на них в животе все скручивалось и волосы на загривке становились дыбом. Был момент, когда Харт раздумывал уйти так и не выбрав кофе, вернуться в школу, в относительно знакомую обстановку и забыть, но отмел эту мысль. Бегство не было вариантом. Он не мог бегать вечно, ведь в новом мире, в котором он нечаянно оказался, пугало почти все. Страх этот был глубинным, инстинктивным, похожим на одну из глупых фобий вроде боязни темноты, мышей или замкнутых пространств. Ему нельзя было потакать, не здесь. Поэтому Харт отвел взгляд от необычных посетителей и осторожно взглянул на сигнатуру, которая рассказывала о подаваемых в данном заведении напитках. Голова сразу же пошла кругом от обилия свалившийся информации. Сжав тонкое кольцо-проводник на большом пальце левой руки, Харт зажмурился, пытаясь совладать с тем потоком, который ему передавался через него. Он никогда не привыкнет к сигнатурам, если даже простое чтение меню и выбор напитка вызывали стойкую мигрень. Говорили, что все потому, что он не скол. Говорили, что он не готов принять все то, что ему может предложить Скайфол. Говорили, что все пути обратно для него безнадежно закрыты — и отводили глаза, будто были виновны в произошедшем. — Карамельный фраппучино со взбитыми сливками. И фруктов побольше. А еще вон той фигней посыпь, — произнес чей-то завораживающий голос. Харт приоткрыл глаза, надеясь, что свистопляска с меню успокоилась. — Да ты любитель сладкого, — добродушно усмехнулся бариста, весело щурясь. — Добавить шоколадного сиропа? — Ха-ха, — отозвался покупатель. — А ты шутник, приятель, знаешь же, что не мне. К демонам шоколадный сироп, я не помню код на инсулин, если пацана вдруг долбанет. Хотя… Ала, ты код на инсулин помнишь? — он крикнул через весь зал, всполошив народ. Харт не был единственным, кто мучался мигренью от меню. Тут таких представителей насчитывалось с дюжину. Обычно они застывали в стороне и пережидали, пока сенсорная перегрузка пройдет, а уже потом делали заказ. У Харта она как раз пошла на спад, поэтому он понял, что слышит голос того самого рыжего, который недавно сидел за «зачумленным» столиком. И кричал он тому, брутальному. Девочка спокойно попивала свой напиток через трубочку с кокетливым сердечком, стреляя глазами то в одного, то в другого. — Хелли помнит, — отозвался брутальный Ала. Голос у него был низкий и обволакивающий. — Но он нам не понадобится. Как и шоколадный сироп. — Ла-а-адно, — протянул рыжий и кивнул баристе. — Слышал? Мешай давай. Харт завороженно наблюдал, как готовится напиток и думал о том, что сам бы не против такой отведать. Интересно, ему сделают, если он скажет что-то вроде «Повторите, пожалуйста»? Харт настолько сильно об этом задумался, что выпал из реальности. Подобное происходило с ним с завидной регулярностью, что только подтверждало его чуждость. Он еще не готов быть здесь, ему надо расти еще пару тысяч лет, как минимум, чтобы подойти под местные требования. — Вот, выпей, — Харт почувствовал, как в его руку ткнулось что-то холодное и влажное. Оказалось, это фраппучино в прозрачном, запотевшем стакане, о котором недавно мечталось. — Бери-бери, для тебя заказывал. Мне столько сахара не надо уже, а тебе он необходим. Сахар ведь, знаешь, помогает останавливать бесконечную карусель перед глазами. Харт принял стакан и, обняв губами трубочку, потянул прохладительный напиток в рот. — М-м-м, спасибо, — сказал он после первого глотка. — Не благодари, — улыбнулся рыжий, и Харт нашел в нем что-то змеиное. В тонких чертах лица, в большом рте, в раскосых желтых глазах, которые смотрели пристально и немигающе. Так опасный хищник смотрит на свою нерадивую жертву. Снова захотелось убежать, но цепкая рука сжала его запястье, предупреждая любые действия. — Мы за тобой. * Когда Харт только-только оказался в Скайфоле, ему сказали: «Ты умер там, в своем мире, поэтому мы не можем отправить тебя обратно. То, что тебя забросило сюда — огромная и нелепая случайность. Тебя перепутали с одним из наших оперативников, поэтому использовали аварийный портал для возвращения. В итоге, ты оказался здесь, растерянный и неподготовленный. Таких как ты, мы называем неопределившимися. У тебя нет расы, нет пола, твое будущее не ясно…» Потом он услышал другое: «Ты всего лишь убогий, который не может читать наши сигнатуры без проводника, а если дать проводник, ты вечно находишься в состоянии сенсорной перегрузки от обилия информации. Ты — самое жалкое создание, которое только можно встретить». Было место, где собирали таких, как и он. Убогих. В самом дальнем из центральных миров находился уголок, где они влачили свое жалкое существование. Место называлось Отстойником. Но в нем можно было хоть как-то дышать, не испытывая страшного и темного желания никогда не существовать. * Рыжий змей позвал его присесть с ними за тем самым столиком. Харт желал всем существом отказаться, но возражения не принимались. От незнакомца исходило нечто, пресекающее все попытки на корню пойти против его воли. Харт мог бы активировать проводник и запросить информацию о змее и его спутниках, но это означало снова потерять ориентацию в пространстве. Он только-только начал обретать почву под ногами с помощью сахара, растворенного в кофе. — Кто вы? — поинтересовался Харт, выбрав для себя наиболее оптимальный вариант получения информации. Рот змея расплылся в улыбке, только была она немного… липкой и мурашки от нее по спине бежали, не останавливаясь. — Генезис, Второй Дракон Западного Легиона, если это важно. — Второй? — Харт невольно приподнял брови. Ему захотелось срочно помолиться, но если бы это помогло. После попадания сюда он разочаровался в религии и во всемогущих сущностях, ведь тут такие ходили по улицам, не скрываясь. Или смотрели на него неподвижным, змеиным взглядом. — Ну прости уж, что не Первый! — развел руками дракон, сверкая насмешливыми глазами из-под длинной рыжей челки. Харт отчего-то четко знал, что он забавляется. — Извините, я не… — Харт попытался оправдаться. Уверенность уверенностью, а кто этих сколов знает. Они все странные. — Расслабься, я тебя дразню. Все хорошо. Ничего хорошего в ситуации не было. Что могло понадобиться Второму Дракону от убогого? Харт не питал иллюзий, он чувствовал, что влип. Скорее всего, за ним пришли из-за его недавнего вояжа по мирам, который он устроил, когда испугался большой и страшной зубастой рожи. Она, кстати, Генезиса чем-то напоминала. Харт уже успел набраться кое-каких представлений о мире, в котором находился. Скайфол строился на четкой иерархии и кастах (хотя сами они называли себя расами, а не кастами). Были убогие, такие, как он. Они же Младшие (если находятся где-то в своих мирах и не отсвечивают, но как только ступают на территорию Древа, так сразу превращаются в «неопределившихся»), есть Старшие, они зовут себя сколы, — жители этих миров, а есть Верхушка — что-то вроде аристократов. Эти ребята вообще за гранью добра и зла. Они правят всем. Не надо обладать выдающимися аналитическими способностями и феноменальной догадливостью, чтобы понять — звание Второго Дракона означает как раз принадлежность к Верхушке. — Пойдем, не тушуйся, я не кусаюсь, — сказал дракон и кивнул в сторону столика. Он возвращался к своим друзьям, в руках у него был свой стаканчик с кофе, а толпа убогих, жаждущих сахара, но не способных выбрать, расступалась перед ним, как вода расходилась перед Богом, чтобы он беспрепятственно прошел по дну морскому. Харт двинулся за ним, как привязанный. Его тело двигалось само, ему было наплевать на желания или эмоции носителя — Харт ощущал себя марионеткой, которую дергают за ниточки. Девочка за столиком тепло улыбнулась ему и кивнула на стул рядом. Харт послушно на него опустился, баюкая в руках полупустой стакан с фраппучино. Он украдкой посмотрел на брутального мужика, но тот его, казалось, не замечал. — Хелен, — представилась девочка. — Я якшини. Сердце Харта ухнуло в живот. Он резко поднял голову, всматриваясь в нее, пытаясь понять, что в ней такого особенного. Нет, неправильно. Он хотел узнать не это. Хотел понять, чем они так схожи, что его, убогого, перепутали с представителем ее расы. Ошиблись настолько, что запихнули в аварийный портал его душу, пока тело истекало кровью в туалете дорогого ночного клуба. Харт не видел сходства. — Не трудись, все равно не получится, — сказала она грустно, будто прочитав его мысли. — Якши никакие. Мы бесцветные, прозрачные, без вкуса и запаха. Нас не выявить, пока мы сами того не захотим, пока не представимся или не подставимся. Спроси ты сейчас Систему обо мне, она выдаст совсем другое. Ты… услышал и повторил то, что не стоило. Хотел войти в тот ночной клуб, считая подслушанную фразу паролем, а тебя приняли за представителя моей расы, ведь ты назвал себя. Они никак не могли проверить. Теперь ты здесь, — она коснулась его руки. Детские пальчики, заусеницы на руках, обкусанные ногти, краска от фломастеров, будто она рисовала. Так правдоподобно. И так невозможно лживо, ведь в теле ребенка был явно не ребенок. Якши женского пола. Якшини. * Его брат сказал: «Я знаю слова, это что-то вроде пароля. Говоришь их и оказываешься внутри клуба. И плевать, как молодо мы выглядим и в насколько дорогие шмотки одеты». Харту очень хотелось в тот клуб. Хотелось вдохнуть запах роскоши: качественных напитков и дорогих духов, увидеть женщин на миллион, стать хоть на миг частью этого заманчивого мира. Моей рукою только враг повержен будет, — все, что надо было сказать. Несколько слов, и мир откроется. Харт понятия не имел, какой мир ему откроется. Иначе бежал бы прочь со всех ног. * Третьего звали Ала — Харт запомнил имя из обращения дракона, когда он спрашивал код на инсулин. Хотя черты лица у него были грубыми, щетина и ширина плеч только усиливали его брутальность, Харт находил в его виде странную гармоничность, будто все было на своем месте, располагалось правильно и принадлежало только ему, подчеркивая индивидуальность так сильно, как не смогли бы ни яркая одежда, ни косметика, ни какое-то особенное поведение. От него веяло спокойствием, и он был единственным, от кого у Харта не скручивались внутренности в узел и не пересыхало во рту. Он был естественным настолько, какой может быть только природа. — Алексис, Первый Военный Вероятник Северного Легиона, — представился он. Значит, Ала — сокращение. Для друга, для товарища, или был еще какой-то подтекст? Харт не хотел знать. Что-то царапнуло память, когда он представился. Что-то всплыло, слышимое мимоходом, на что он не обратил внимания. Или может, он прочитал об этом. К счастью, в Скайфоле все еще можно было читать книги, а не сумасшедшие сигнатуры, которые при загрузке с собой тащили такое количество ненужной информации, что хотелось выть от собственного бессилия. — Приятно познакомиться? — неуверенно произнес Харт, опустив взгляд. — Я не знаю… Что вам говорить, как… И, господи… Он закрыл пылающее лицо руками, чувствуя, что вот-вот расплачется. Харту казалось, что он такой маленький, такой беспомощный и жалкий, а они — наоборот, до упора. Убежать бы, как он делал раньше, но ему популярно объяснили, почему нельзя. — Расслабься, мы боевка. Значит, прямые, как палка. Нам не нужны витиеватые приветствия и долгие расшаркивания, — успокоила его Хелен с доброй усмешкой. На детских губах она смотрелось жутко. — Да ты и не выдержишь их, — ухмыльнулся Генезис, точно зажигаясь от якшини. Сверкнул желтыми глазищами, и Харт вдруг понял, что эти трое разговаривают между собой. Они, помимо текущего диалога, ведут другой, с помощью сигнатур. Он происходит так быстро и естественно, что вряд ли кто-то в кафе мог его различить. — Поэтому мы перейдем к делу, — заговорил Алексис, и Харт выпрямился, показывая, что внимательно слушает. — Нам надо, чтобы ты кое-кого отыскал. Они выжидающе на него уставились, будто ожидая от него ответа. — Прошу прощения? — недоуменно поинтересовался Харт. * Здесь память у него была лучше, чем дома. И тело тоже. Оно было сильнее, быстрее, выносливее. Могло не спать очень долго, но постоянно требовало сахара, а внимание вечно пыталось расфокусироваться. Еще чувства. Они все были непривычно обострены и поддавались регулировке, точно по тумблеру. Он мог слышать лучше, видеть дальше, осязать полнее. Как-то он игрался со своими новыми возможностями, пытаясь понять, насколько острым может стать его слух по желанию. Харт был в своей комнате, когда услышал испуганный голос в коридоре через три блока: «Не смей! Никогда не смей называть их имена в одном предложении! Это запрещено! О них не говорят. Не шепчутся даже. О них только молчат!» Харт понятия не имел, о ком речь. * — Прощаем, — усмехнулась Хелен и потянула остатки своего напитка трубочкой. Он издавал неприличный звук, а она ухмылялась, наслаждаясь замешательством Харта. — Только вряд ли нам всем это поможет. Он чувствовал себя мышонком, которого поймали три огромных кота. Убивать его они не хотели, но были в настроении поиграть. И если игрушка в процессе сломается, они даже не расстроятся. Харт едва сдержал дрожь. Вместо этого, он собрал всю свою волю в кулак и произнес: — Мне хотелось бы узнать, что именно вас заставило думать, что я могу помочь вам? Я ведь убогий… даже местное меню прочитать не могу… Алексис уважительно хмыкнул и бросил на Генезиса взгляд, который будто кричал: «А малец не робкого десятка, мне нравится». Генезис в ответ расплылся в своей змеиной улыбке, точно ждал этого вопроса целую вечность. — Давай кое-что проясним, мышонок. Ты умеешь перемещаться, далеко и в защищенные места, и не отрицай, мы видели, — сказал Генезис, став как будто больше, и сквозь человеческие черты начали проступать другие, хищные и зубастые. Харт отпрянул, но остановился, когда почувствовал широкую и теплую ладонь на своем плече. От нее исходило успокаивающее тепло. — Генка, притормози, — окоротил дракона Алексис. — Ты его пугаешь. Генезис хмыкнул и уселся на стул, скрестив руки на груди. Он фыркнул и надул губы, явно обидевшись. Алексис же повернул Харта к себе лицом, заставив смотреть на себя. Лицо его было спокойно и серьезно, ему хотелось верить. — Расслабься, нам не нужно, чтобы ты перемещался. Твоя сила такова, что помимо перемещений ты еще можешь искать людей, или сколов, или катов, кого угодно, в общем. И где угодно. — Ладно, — кивнул Харт. Ему трудно было поверить в то, о чем ему твердили, но он допускал, что эти трое разбираются в происходящем лучше. — Кого вы потеряли?  — Ты явно за новостями не следишь. — Я… нет. Слишком много всего… — пролепетал он в ответ. Ему бы с текущими делами справиться. Вон, меню одолеть. Понять, как все работает на бытовом, примитивном уровне, и перестать ощущать себя глупо, когда кто-то упоминает самое простое, а ты ни сном, ни духом. Здесь все представляло трудность: найти одежду, потом ее постирать, ходить по указателям до столовой, а в столовой — еще хуже. У Харта были проблемы со всем, даже со сменой дня и ночи. Так что неудивительно, что ему было не до новостей. Он не знал, чем живет тот большой мир, который располагался за пределами Отстойника. — Конечно, тебе трудно, — теперь заговорила Хелен, спокойно и понимающе, будто сама через такое проходила, или говорит с такими, как он, каждый день и не по разу. — Но кто стоит во главе Легионов — ты в курсе? Харт в ответ пожал плечами. Он слышал что-то такое, но разбираться не спешил не потому, что у него не было интереса к миру, в котором оказался, а потому, что просто не вывозил. Да, чтение книг помогало, но библиотека была ограничена. Чтобы понять, чем живет эта Вселенная, нужно было открывать сигнатуры, от которых тошнило в буквальном смысле — слишком уж насыщенными они были. В школе, перед сном, они пытались разговаривать друг с другом. Делиться информацией, теми жалкими кусочками, которые удалось урвать и усвоить. Из этих историй он знал, что идет война. Воюют специальные расы из боевых, их несколько, но назвать их не мог. Во главе стоят Генералы. — Я не знаю их имен, — честно ответил он. — Могу тебя успокоить: их имен почти никто не помнит. У них есть звания, — пророкотал Алексис. Замолк на мгновение, пожевал губы, будто припоминая, помнит ли сам их имена, и добавил: — Это сейчас неважно. Харт кивнул, принимая к сведению. — Вам нужно найти кого-то из них, да? — несмело поинтересовался он. Замешательство все еще не хотело его покидать, ведь Харт никак не мог понять, каким боком он может помочь, но с другой стороны, ему отчаянно хотелось, чтобы не было никакой ошибки, и он, действительно, оказался годен для чего-то в этом мире. Он устал чувствовать себя чужим и жалким, низшим существом. — Именно, — засверкал всем своим зубастым великолепием Генезис, вмиг позабыв все обиды. Навскидку зубов в его рту было больше, чем тридцать два, и казались они острее человеческих — если укусит, то сразу кусок отхватит. Харт подавил очередной порыв поежиться. — Мы потеряли его Генерала, — он указал на Алексиса. — А когда он теряет Ее Высокопревосходительство, то становится по-настоящему невыносимым. Поможешь найти? Харт захлопал глазами. Они так легко и уверенно говорили об этом, так непререкаемо верили в то, что он сможет, что становилось неловко. — Погодите, разве, поиском пропавших не занимаются специальные… расы? Они вздохнули втроем, одновременно, и сразу стало понятно, что вопрос хоть и логичный, ответ на него ясен тоже. Харт округлил губы, не в силах сдержать «О!», и тут же потупился. Он схватился за свой кофе и щедро отхлебнул, чувствуя потребность в сахаре, как никогда раньше. — А если я не смогу? Хелен отодвинула от себя опустевший стакан. Слегка повела рукой, и стакан рассыпался на мелкие частицы и испарился сверкая, точно снег в темноте. Она потянулась к Харту, смахнула с глаз отросшую челку, одним ловким движением заправив ее за ухо, и улыбнулась. Тепло и искренне. — Сможешь. Мы верим в тебя. Ответ был далек от удовлетворительного или логичного. Но что Харт мог сделать? В этом мире у него не было прав. Он даже не мог сказать «нет». * Харту не нравился новый мир. Он раздражал своим устройством. Раздражал повсеместными сигнатурами, чуждыми ценностями и абсолютной, неприятной лживостью. Ему говорили, что самое ценное здесь — свобода выбора и воли. Парадокс был в том, что их-то как раз и не давали. Их надо было выгрызать всеми силами, бороться, как нигде и никогда, иначе за тебя выберут все: где ты будешь жить, что ты будешь делать, что ты будешь читать. За тебя решат все. Даже то, как и сколько ты будешь дышать. Этот выбор сделают за тебя более сильные, преследуя свои цели. * Харт понятливо кивнул, принимая правила игры. Что еще он мог сделать? К нему пришли не просто Старшие, а из верхнего эшелона власти. Он мог бы наивно порадоваться, что его такого прекрасного заметили, но знал, что все не так просто. Его хотели использовать, и наказание за провал неизвестно. Возможно, оно его уничтожит. — Ой, прекрати выдумывать ужасы, — цокнул языком Генезис, закатывая глаза. — Ничего страшного не произойдет, мы будем тебя страховать. Не сможешь, так не сможешь. В любом случае, получишь бесценный опыт. Харт мог многое сказать о таком оптимизме. Например, что этот бесценный опыт ему даром не сдался, ведь он и так не справляется. Он даже нормально еду добыть не в состоянии, а они говорят о чем-то большем. Опыт будет бесценный и уникальный, тут Харт не сомневался. Его сомнения были в том, нужен ли подобный опыт ему сейчас. — Я не знаю… — честно признался он. Какой смысл скрывать, если они и так прочитают. В этом мире нет ни одной мысли, которую можно скрыть. — Я даже не знаю, кто я такой. Мне кажется, что вы ошиблись с выбором. Я не тот, кто вам нужен. — Позволь нам это решать, — прервал его Алексис. — Позволь нам помочь тебе… — ухмыльнулся Генезис. -…найти свое место в Скайфоле, — резюмировала Хелен. Звучало слишком хорошо и просто. Как та подслушанная фраза, которая привела его сюда. Значит, без подвоха не обойдется. Единственное, чего он искренне не понимал: почему его пытаются уговорить, а не заставить силой. Не приказать, в конце концов. Они ведь могут. Чудные. * Порой Харту казалось, что Систему заклинило. Ведь она неустанно задавала один и тот же вопрос: «Кто ты?» Он не знал, что на него отвечать. В своей прошлой жизни он мог сказать, что он — человек, или личность, или сказать свое имя и фамилию, дату рождения, родителей, перечислить родственников. Но здесь все перестало иметь значение. Система даже имя ему другое дала. Он теперь Харт, хотя его звали Артур. Спорить — бесполезно. В ответ приходил набивший оскомину вопрос: «Кто ты?». Все, что он мог ответить — это: «Не знаю». Раз за разом Система выбивала: Харт, неопределившийся. 2. В башне Они увели его куда-то, предварительно уверив, что там ему будет относительно комфортно. Они помнят, кто он такой, и что чем ближе к Центру, к Оси всего Мирозданья, тем ему будет невыносимее. Здание было высоким и блестящим, все такое обтекаемое, что ни одного угла. Только шпиль царапал серые облака. По форме оно напоминало пулю или странный и непонятный космический корабль. Вряд ли, конечно, это он. Сколы путешествовали порталами, корабли для них были чем-то бесполезным. Но здесь все настолько загадочное, подчиняющееся какой-то своей, извращённой логике, что Харт бы не удивился, если бы эта махина однажды поднялась в небо. Сказать по правде, он даже не уверен, стоял ли этот небоскреб здесь раньше, или вырос, подчиняясь их воле — сколы так могут, а Верхушке даже напрягаться не надо. Они поднимались на лифте вверх. Лифт был просторным, со стеклянной стеной. Скорее всего, она была сделана, чтобы нивелировать чувство ловушки, ведь находиться с тремя сколами на расстоянии вытянутой руки — то еще испытание для слабой сущности неопределившегося. Не то чтобы пространство сильно помогало. В ограниченном пространстве ауры попутчиков Харта казались особенно гнетущими. Харт еле справлялся с собой, чтобы не забиться в дальний угол от них и заскулить, но заставлял смотреть себя на город. Он не особо впечатлял: кампусы школы для убогих перемежались с малоэтажными постройками. Город казался бесконечным, что обманчиво. Здесь все обманчиво и иллюзорно, здесь все пытается обмануть органы чувств. Харт вначале задавался вопросом, как сколы могут жить в такой обстановке, а потом ему объяснили, что такое Распознавание. Вроде еще одного чувства, которое у них, убогих, пока не отросло. Сколы точно знали, где граница. Их не обмануть оптическими иллюзиями.  — Ты знаешь, как называется место, где ты живешь? — спросил Генезис. Было в этом драконе что-то неприятное, что-то такое, будто ему нравилось причинять неудобства: задавать бестактные вопросы или язвительно комментировать. Он любил провоцировать. — Я не смог прочитать сигнатуру, — пожал плечами Харт. — Для нас это просто город, который такие как я даже боятся исследовать. Оно и понятно. Я вышел один раз, долго набирался смелости, а там… вы знаете, конечно. Алексис хмыкнул. Хелен дернула плечом. На него они не смотрели, как не смотрят на инвалидов, когда упоминаются их ограниченные возможности. — Хм… обычно, город безопасен. Тебе просто не повезло, — сказал Генезис. — Я вообще не очень везучий… * Харт не понял, когда умер. Вот он в богатом туалете, вокруг позолота, лепнина в стиле Ренессанса, нарисованные на потолке пухлые ангелочки, цветочки и пастораль. Вот приоткрывается дверь одной из кабинок, и его брат, тот, с которым они пришли сюда, распят на стене, а его кровь стекает вниз по дорогому кафелю. Вот его хватают, что-то кричат. Боль вспыхивает, ярко и невыносимо, но тут же пропадает. Пропадает все. Харт находит себя нигде. Нет верха, нет низа, нет ничего, кроме абсолютной бездонной пустоты. Нет ничего, кроме поглотившей его бездны. Той самой, в которую иногда случайно заглядывают люди всего на несколько мгновений, и чувствуют после настоящий, первобытный ужас. «Все хорошо, — сказали они, когда нашли Харта, — чтобы справляться со Скайфолом, нужны дополнительные чувства. У тебя их просто нет. Ты как зародыш, вынутый из утробы матери слишком рано, не можешь еще дышать нашим воздухом…» * Харту казалось, что в лифте душно, хотя на самом деле это было не так. На самом деле — слишком много сколов на небольшом пятачке пространства, чтобы спокойно дышать. Алексис дотронулся до стекла, и по нему пошли морозные узоры. Харт завороженно смотрел, как они расцветают, поэтому не сразу понял, что ему говорят. — Прислонись лбом, холод поможет, — сказал Алексис, и Харт вздрогнул. Запоздало осознал смысл слов и сделал, что ему говорили. Он давно не удивлялся, что его читали без каких-либо проблем. Сам принцип Скайфола строился на открытости и странном эмоциональном социализме — все эмоции общие, а не только твои. Поначалу Харт боялся, потом ощущал смущение и неприязнь, не понимая, как местные могут так жить. Как могут знать про всех все и вся, даже самые интимные подробности, и абсолютно не стесняться. Он не мог привыкнуть, что он — открытая книга, да еще в общественном пользовании. Его может прочитать, кто угодно, и это по-настоящему ужасно. Время шло, и Харт привык. Он не стал меньше смущаться, его отношение упростилось, ведь он понял, что никто на него не обращает внимания. Да, он как на ладони, но никому не нужен. Он — открытая книга, но книга скучная и непопулярная, которую сослали в самый дальний и темный угол библиотеки. Интересными «книгами» были другие персонажи. Генералы. О них говорили, сигнатур на их тему находилось видимо-невидимо, только Харт не мог их читать, чтобы не поймать головокружение и дезориентацию. Демоны. Асуры. Пробивающие… На их фоне Харт никому был не нужен и не интересен, как он думал. Теперь на него смотрели трое, читали каждый его взгляд, знали обо всем, даже о самом постыдном. Харт ощущал себя уязвимым, как никогда, и в то же время не мог избавиться от чувства облегчения, будто от него ничего не зависело и он не нес ни за что ответственности. Он прислонился лбом к ледяному стеклу, и ему действительно стало легче. Будто обруч, который сдавил его виски, немного ослаб. — Этот город мы зовем Отстойник. Неофициальное название, — продолжил свой разговор Генезис. Харт хмыкнул. — Убогие — тоже неофициальное название, — сказал он. Он не хотел звучать грубо, но само по себе явление того, что его читают, расхолаживало. — Неопределившийся — явление временное, — уверила его Хелен. — Как и все остальное, — пожал плечами Харт. Он не знал, почему принялся философствовать, но и сдерживаться не считал нужным. Какая разница, скажет он или нет. Они все равно прочитают. — Сечешь, — Генезис одобрительно хлопнул его по плечу. Подъем казался бесконечным, хотя объективно и минуты не длился. Когда дверь звякнула колокольчиком, открываясь, Харт вышел первым, чтобы оказаться в огромном помещении, залитом дневным светом. Харт нерешительно переступил с ноги на ногу и огляделся. Здесь были окна во всю стену. Кухонный остров в стороне, где сразу же бросалась в глаза барная стойка с высокими стульями и кофе-машина. Ближе к центру располагался мягкий уголок. Диваны имели светлую обивку и выглядели так, что если там окажешься, то вставать не захочешь никогда. На полу лежал ковер с мягким ворсом. То тут, то там попадались растения в кадках, что делало обстановку еще более уютной. Уютной. Было похоже на то, что это помещение создавалось так, чтобы Харту здесь понравилось. Только вот роскоши он теперь боялся, после того клуба, и вместо радости ощутил беспокойство. — Кажется, новая порция кофе будет к месту. Ала, займешься? — произнес Генезис. И повернулся к Харту. — Ну, малыш, мы хотели тебя порадовать. Кодировали обстановку так, как в твоем мире. — Я понял, — сказал он. Промелькнула мысль, что лучше бы они воссоздали его небольшую квартирку с обшарпанными обоями и тесной кухонькой. Он скучал по своему продавленному дивану и огромному лакированному шкафу, который занимал так много места, что в комнате почти не оставалось пространства. Выкинуть его было жалко, ведь достался в наследство от бабушки. Да и на новый денег не было, если честно. Он хотел вернуться туда и прожить свою обычную жизнь. И чтобы брат был рядом. * «Ты не можешь вернуться, — сказали они, — тебя выбило аварийным порталом. Патруль не сразу разобрался, что ты не якши, а всего лишь Младший, поэтому и спасали тебя соответственно. К сожалению, это была ошибка». На него они не смотрели, глаза отводили. Ведь знали, насколько Харт не готов к новому миру. Только путь домой закрыт. «Аварийный портал на то и аварийный. Он действует грубо, обрывая все связи с прошлым миром. Придется учиться жить здесь». Харт закивал. Он просто не знал, что он мог еще на это ответить. Единственное, что его интересовало: что с братом? «Его спасли. Он остался там. Не беспокойся, мы проследим, чтобы он прожил долгую жизнь». Харт задал еще один вопрос: смогут ли они увидеться снова? «Однажды». Во всяком случае, ему дали надежду. * Харт не был уверен, но, кажется, что-то промелькнуло в глазах Хелен. Какая-то искорка, похожая на довольство. Она считала его последние мысли, конечно, и отчего-то ей нравилось увиденное. Сказала Хелен, впрочем, другое. — Разве эта обстановка напоминает тебе о произошедшем? — Немного. Как хорошо, что не надо объяснять, почему. Они и без того увидели, что кричащая роскошь отныне и навсегда будет ассоциироваться со смертью. Впрочем, роскошь вокруг хоть и была заметна, но минимализм и открытые пространства скрадывали большинство впечатлений. Харт почувствовал сдержанную благодарность за то, что они выбрали этот стиль, а не ампир. Здесь не было ни пухлых ангелочков на потолке, ни многоярусных хрустальных люстр или повсеместных шелков. — Я уверен, что впечатления скоро сгладятся, — произнес Алексис. Он что-то делал с кофе-машиной, отчего она урчала, точно довольная кошка. Харт подозревал, что на самом деле он делал вид, что ею пользуется, а сам кодирует себе под шумок. Коды. Еще одно безумное проявление этого мира. Никаких товарно-денежных отношений, все строится на том, кто может больше. Верхушка могла многое. Харт даже представить не мог, что именно, и не хотел этого делать. Ему хватало безумств вокруг. Коды. Последовательность элементов, напитанная маной. Упорядочивает это Императив (способность из хаоса создать порядок), мана их скрепляет. Как люди из букв делали слова, так сколы из элементов делают вещи. В букве ошибешься, и уже совсем другое слово, ошибешься в элементе — совсем другая вещь, с другими свойствами. Не всегда безопасная. Если знаешь код на кофе, то кофемашина не нужна. Дело в том, что не каждый его знает, ведь невозможно упомнить все. Можно воспользоваться соответствующей сигнатурой, которую тут же пришлет Система, если запросить, но не всегда есть время и желание, чтобы разобраться, поэтому есть места, где можно добыть нужно скодированное. Харт бросил еще один взгляд на Алексиса. Вряд ли он не знал кофейный код, скорее он возился с приготовлением, чтобы успокоить убогого. Не волновать его лишний раз проявлениями чуждости мира. Инструкторы говорили, что все проявления, чуждые материальному миру, в Отстойнике строго регламентированы. Даже сигнатуры здесь гуляют урезанные. Харт понятия не имел, какие они тогда полные, если даже от них таких все съеденное накануне просилось назад. — Садись сюда, готово, — Алексис указал на высокий стул с хромированными ножками подле барной стойки. Харт послушно взгромоздился на него и принял большую белую кружку, наполненную ароматным напитком. Пахло восхитительно. — Мне не надо. У меня шкурка и так не выдерживает моих размеров, а от сахара вообще могу начать разваливаться, — махнул рукой Генезис, опускаясь на стул рядом. Алексис молча поставил перед ним высокий стакан воды со льдом. — Ты слишком разожрался, — сообщил Алексис. — Где твое умение втягивать живот? — Увы, — развел руками Генезис. Бывают ли толстые драконы? И как они выглядят, когда разжираются? Нет, лучше не представлять. * Харта выудили из бездны, как рыбак удит рыбу — зацепили на крючок и по живому тянули. Было не больно и даже не страшно, было ужасно, что не описать. За пределами всего, что когда-либо он испытывал. Потом, кажется, от него что-то хотели. Спрашивали. Но он не мог прочитать ни одну из сигнатур. Они просто били его, как волны бьют скалы — больше вреда, чем пользы. Потом ему дали аватар (его здесь называют шкуркой). Так Харт обрел новое тело. Оно совсем не походило на его предыдущее. Было слишком легким, тонким. Ноги короче, руки — длиннее. Кожа у него была совсем какая-то бледная и волосы цвета воронова крыла. У него — впалый живот и выпирающие ребра, будто тело не докармливали. «Ты уж смирись, что оно у тебя такое, — сказали они. — Ты слишком мал для наших стандартных шкурок. Мы накодировали, что смогли». А зеркало ему не дали. В Скайфоле отчего-то нигде их не было. * Хелен пила кофе наравне с Хартом. Уровень сахара ее не заботил вовсе. Алексис предпочел черный, как ночь, напиток. Когда он его сотворил, ускользнуло от взгляда Харта. Сам он попивал свой капучино с беспокойством, ведь не знал, чего ждать. Логично было предположить: если бы они хотели навредить, не стали бы вести его сюда, а потом еще напитки предлагать. — Хочешь секрет, малыш? Нет ничего мощнее силы искреннего желания, — сказал Генезис, похрустывая льдом. — Скажи, что ты хочешь больше всего? Хелен сверкнула глазами и сразу уткнулась в свою чашку. Алексис изображал статую самому себе. — Вы знаете, — пожал плечами Харт. Они его читают, и давно все поняли. К чему реверансы? — Знаем, — кивнула Хелен. — Хотим убедиться, что ты тоже знаешь. У неопределившихся бывают проблемы по этой части. Харт нахмурился. Ему собираются читать лекцию по началам Императива? Так он ее знает, просматривал на сигнатурах, а потом даже прочитал в книге — не понять, что у истоков умения из Хаоса делать Порядок стоит простое человеческое «хочу», было сложно. Или они так проверяют, насколько хорошо он выучил урок? — Это не проверка. Мы хотим понять, насколько ты готов овладеть своей уникальной силой, — вклинился Алексис. Харт недоумевал. Ему хотелось взять тайм-аут и хорошенько обдумать сказанное, чтобы хоть как-то разобраться. Длиною в пару веков, например. — Сомневаюсь, что я такой уж уникальный, — развел руками он. Генезис хмыкнул, раскусывая лед, точно леденец. — О, ты даже не представляешь. Он и не представлял. Не мог. Они — существа из Верхушки, которые могут оперировать всем миром, как им заблагорассудится. Они могут почти все. Что способен им предложить убогий? «Нам надо, чтобы ты кое-кого отыскал», — были их недавние слова. Но как? Он-то и себя порой отыскать не может. — Давай вернемся к нашему разговору, — ухмыльнулся Генезис. — Мы говорили об искренних желаниях. Так ты осознаешь, чего ты хочешь? Харт замешкался. Чего он хочет? Много чего. Он понятия не имел, что они от него хотят услышать. — Не залипай, малыш. Скажи первое, что приходит на ум. Это и будет самое верное! — натолкнул его на мысль Генезис. Харт не спешил с ответом. Он кусал губу, рассматривая хлопья пены, собравшейся по краям кружки. Хороший ему дали кофе, забористый, голова от него работает хорошо, несмотря на то, что рядом высшие сущности топчутся. А ведь обычно… Не о том он думает. Совсем. Чего он хочет? — Это невозможно, — сказал он. — То, чего я хочу, невозможно. — Да ладно, — хмыкнула Хелен, накручивая на палец прядь соломенных волос. Харту было трудно видеть в ней Старшую, а не человеческого ребенка, но он старался. — Ты в Скайфоле. Здесь возможно все. Нужно лишь разработать правильный план и следовать ему. Иногда это долго. Но невозможно? Нет такого слова. Харт вдруг ощутил, что злится. Он был игрушкой в их руках, был слабым и убогим, но это не значит, что он был глупым. А они считали его таким! Они давали ложную надежду. Они играли его чувствами. Зачем? Им достаточно было приказать. Императив — страшная штука, он подчиняет, он лишает воли. Харт видел, как это работает. Он бы не ослушался. * В свои хорошие дни Харт пытался бороться за свое место в новом мире. Он старался хотя бы раз в день загружать по сигнатуре и пытаться прочесть ее. Дело шло со скрипом и вызывало мигрени. Он общался с товарищами по несчастью и делился с ними, что успел узнать за день. Они, в свое время, делали для него то же самое. В свои плохие дни он не мог подняться с кровати. Он лежал и мечтал не о смерти, нет, он мечтал, чтобы его никогда не существовало. Чтобы его просто стерло с лица всех планов бытия. Потому что все здесь было слишком. Слишком ярким, слишком интенсивным, слишком чужим. В плохие дни в его комнату приходили асуры. Они были красивые все, как один, но каждый по-разному. У них были длинные волосы, горделивые осанки, одежда, подобранная со вкусом. Они пахли изысканными духами. В их ушах звенели сережки — и это было самое страшное. Те, что с сережками, были самыми жесткими, а их Императив пригибал к полу в буквальном смысле слова. «Вставай!» — приказывали они, и тело двигалось само. «Не смей так думать!» — их взгляды были острыми, резали душу, как ножи. «У тебя все получится. Только борись», — они гладили его по голове, и он начинал рыдать, словно ребенок. И скулить, что больше не может. Хватит. Пощадите. Просто убейте. «Живи!» Они говорили с ним только Императивом. И у него не хватало сил для сопротивления. * Но вместо Императива он увидел три акульи улыбки. Они случились так синхронно, что впору заподозрить всю троицу в коллективном разуме. Впрочем, Харт знал, что он недалек от истины. В Скайфоле все были связаны друг с другом так или иначе. — Малыш, просто скажи, что первое приходит на ум. А потом мы подумаем, как решить эту проблему. Ну же! — озвучил общую мысль Генезис. Несмотря на то, что Императива не было, Харт все равно почувствовал, что сопротивление бесполезно. Ему нужно сказать, даже если они знают заранее, что они услышат. — Я хочу… Хочу, чтобы все закончилось. Хочу домой. Увидеть брата. И забыть этот мир, как страшный сон. Хелен ободряюще ему улыбнулась. — Это хорошее желание. Харт дернул плечом и потупился. Ему не хотелось говорить на эту тему, но они настаивали, чтобы он перед ними, первыми встречными, обнажал душу. В Скайфоле такое было в порядке вещей. Стоит присмотреться, и все надежды и чаяния, как на ладони, но Харту хотелось чего-то своего. Какого-то своего персонального пространства, куда никому нет хода. — Мечта, — буркнул он, — несбыточная. — Почему же? — Генезис приподнял тонкие рыжие брови, будто действительно удивлялся. Будто не притворялся, что сочувствует. Хотя, может и сочувствовал, но как-то по-особенному, как это бывает в Скайфоле. Здесь с ценностями все не сильно понятно. Генезис, увидев скептическое выражение лица Харта, вздохнул и покачал головой. — Несбыточность находится только в твоем сознании. Всегда есть путь. Зачастую он непрост и длинен, но если действительно хотеть, все получится, — сказал он. — Главное его найти, — припечатал Алексис, выходя из своего медитативного состояния. — А если его не видишь? — Харт по-прежнему не был убежден. Они говорили вроде мудрые вещи, но при ближайшем рассмотрении — такой бред. Обычный пафос и громкие слова, когда как в реальности все по-другому. А в этой — так тем более. — Для этого есть целая раса, которая видит пути решения проблемы. Называется она Вероятник, и они как раз занимаются тем, что предлагают варианты, — добавила Хелен. Харт кивнул ей и перевел взгляд на Алексиса. Алексис и был тем самым вероятником, да не из простых — сидит выше, видит дальше. Что видел он в нем, раз пришел сюда? Неужто что-то такое было, ведь сам Харт в себе ничего, кроме отчаяния, не находил. Алексис взглянул на него в ответ, их глаза встретились. Харт ощутил, как его мир крутанулся, будто потолок и пол поменялись местами, и обратно, а затем окружающее его распалось на кусочки, как разлетается собранный паззл. * «Скайфол для всех разный, — говорили наставники. — Каждый его видит по-своему. Для координаторов — это карта, для вероятников — это веер, для асуров — это оттенки эмоций, для вас — это то, что вам было привычно в родном мире. Эта «привычность» плохо стыкуется с местной структурой, оттого вам плохо». * Алексис моргнул, первым разрывая контакт. Харт ощутил невольный прилив благодарности, ведь сам бы отвернуться не смог. Все в Скайфоле затягивало и завораживало помимо воли: и существа рядом, и сигнатуры, и даже небо, если долго в него смотреть. Подобная особенность не позволяла расслабиться. Казалось, будто ловушки везде, они готовы затянуть. Харт ощущал себя усталым всегда. — Вы видите варианты решения моей проблемы? — несмело спросил он у Алексиса. Тот сдержанно улыбнулся, растянув слегка губы. До глаз улыбка не дошла, но Харт уже знал, что судить эмоции по внешним проявлениям не стоит — наиболее вероятно, сигнатуры скажут совсем другое. — Было бы странно не видеть их. — Но другие сказали… — У других полно разных дел, — ответил Алексис. — Без должного присмотра ты не справишься, а они не имеют возможности няньчится с каждым. Харт нахмурился. Он не знал, как толковать услышанное. Должен ли он поверить? — Они солгали? Факт лжи отчего-то даже не расстраивал — он ведь убогий, ожидаемо, что его будут обманывать направо и налево. — Это не было ложью, — вмешалась Хелен. — Для сколов ты не просто младенец, ты — зародыш. Вмешиваться в твое развитие — нарушать естественный ход вещей, нарушать волю Владыки. Другие бы не стали, даже если бы им пришла в голову такая мысль. — Но вы согласны пойти на это. — Верно, — теперь уже Генезис. — Потому что ситуация достаточно серьезная, а мы — представители Верхушки, как ты уже понял. Правила у нас другие. Но мы не хотим тебя пугать или заставлять. Мы лишь спрашиваем тебя: насколько сильно твое желание снова увидеть брата? Харт вздохнул и провел рукой по волосам. Даже они под пальцами ощущались незнакомо. Они были плотнее, жестче и гуще. В этом мире не было ориентиров. Все, на что он мог опираться — на желание повидать брата. Ему сказали, что брата сумели спасти, что помощь подоспела вовремя, но простых слов было недостаточно. Он хотел лично убедиться, что с ним все в порядке, но застрял здесь, не понимая, с какой стороны подступиться к исполнению желания. — Единственное, в чем я уверен полностью, — твердо ответил Харт. — Тогда поможем друг другу, — улыбнулась Хелен. — Но мы вынуждены тебя предупредить — это будет непросто. Тебе предстоят… испытания. Генезис на такую подборку слов вздернул бровь, и Харту бы испугаться, ведь интуиция кричала в нем о жирном подвохе. Опыт говорил сказать «нет» и бежать из башни со всех ног, но Харт не стал так поступать. Впервые он почувствовал себя чем-то, а не щепкой, затерянной в океане. Появился смысл. У всех его страданий, какие бы они ни были и ни будут, есть цель, а не простое прозябание в Отстойнике. * «Отсюда уходят?» — как-то спросил Харт у одного из наставников. Ответ получил он не сразу, уже тогда, когда решил, что его проигнорировали. Наставник будто долго подбирал слова так, чтобы было ему понятно. «Да, но редко и не сразу». Он слышал несколько рассказов о выбравшихся. Их рассказывали перед сном друг другу такие же убогие, как Харт. Все эти истории походили на сказки, которыми их пичкали, чтобы убогие не грустили. 3. В чужих воспоминаниях Харт вернулся в башню на следующий день. Нервный и невыспавшийся, он мечтал только о двух вещах: о сладком кофе и о том, что ему прояснят, что он должен сделать и как, ведь он провел всю ночь в метаниях. Первое он мог бы добыть в кофейне, но у него гудела голова колоколом (и даже не от сигнатур, а от собственных мыслей), а в таком состоянии он знал — даже и не стоит пытаться что-то прочесть. Он зашел в здание, осматриваясь. В прошлый раз, в компании Верхушки, он мало что мог разглядеть из-за давящих аур, но теперь их рядом не было. Они чувствовались, конечно, ведь находились на верхних этажах, но не ощущался тот прессинг толщи воды, который неизменно приходил, стоило кому-то из них приблизиться. Поэтому Харт воспользовался случаем и огляделся. Здесь все было новое и блестящее, но какое-то ненастоящее, неживое. Много стекла, разлапистые растения в кадках, светлые коридоры, ведущие, кто его знает куда. В середине зала — фонтан. Три яруса, плещется водой, брызгает на цветы водяных лилий. Все чисто, ни пылинки. И воздух ничем не пахнет. Совсем. Ему казалось, будто он оказался в одной из тех кинолент, где все люди или ушли из городов, или погибли — обстановка казалась застывшей и нетронутой, а помимо троицы Старших наверху и Харта, в здании больше никого не было. Харт поежился. Множество открытых безлюдных пространств не располагало к комфорту. Он поспешил к лифтам. Двери лифта широкие, блестящие, но его не отражают. Даже намека нет. Просто мерцают, ровно и спокойно. Стоило ему нажать кнопку, как двери тут же открылись, будто того и ждали. Харт зашел в лифт, тот поехал сразу же. В уже знакомом лобби пахло кофе. Харт повел носом, ощущая, как во рту скапливается слюна. — О, заходи, жду тебя уже целую вечность, — ему навстречу вышел Генезис. Сегодня он был в клетчатых брюках классического покроя и кремового цвета рубашке. Рукава ее были закатаны до локтей, открывая сильные руки, перевитые венами. Генезис убрал волосы в пучок на затылке, что придавало ему расслабленный, домашний вид. Еще одно обманчивое ощущение. — Доброе утро. Генезис оскалился, бросив быстрый взгляд в сторону панорамного окна, за которым поднималось солнце. — Точно. Утро. В самый раз для кофе. Вижу в твоих глазах жажду. — Харт дернул плечом. — Пойдем, я приготовил для тебя мокко. Он махнул рукой, призывая следовать за собой. Харт послушно пошел. Он старался следовать советам наставников и анализировать свои ощущения. Что было сложно, но при должном упорстве возможно. Так он понял, что они с Генезисом здесь только вдвоем. — А остальные? — Они заняты. Работы у нас полно. Разной. Хелен — ректор академии со странным названием и не менее странной программой обучения, ее заместители неплохо справляются, но иногда требуется ее присутствие. Студенты, знаешь, такие затейники. Иногда такое могут вытворить, что только она и способна исправить. Алексис сейчас фактически командует Северным Легионом, поэтому у него не так много свободного времени. Меня, к счастью, есть кому подменить сегодня — мой племянник вернулся с дальних рубежей, он может, когда хочет. К сожалению, он хочет не всегда. Что-то я заболтался. Тебе хоть интересно? Харт слушал жадно. Не каждый день с ним разговаривают сколы, а тут еще столько информации разом. — Очень. Подобного нигде не услышишь. Генезис вздохнул, придвигая к Харту большую кружку с кофе. Сверху была пушистая шапка взбитых сливок, щедро посыпанная какао. Харт потянулся за соломинкой, ведь как это пить без нее и не запачкать себе лицо он не знал. — Это общеизвестно, тут тайны никакой нет. Мне жаль, что ты находишься в информационной изоляции. Харт в ответ дернул плечом. — Я пытался. Но вместо информации я получаю страшную тошноту и головные боли. Его тело лучше, выносливее, но несмотря на эти преимущества, оно все равно устает страшно. Что было бы, находись он в своей прежней шкурке, Харт и подумать боялся. — Это нормально. — Мне так сказали. — Мы тоже тебе так говорим, — произнес Генезис и, потянувшись, положил руку ему на плечо в знак поддержки. Харт невольно покосился на конечность. Ладонь была узкой, пальцы длинными, ногти короткими и аккуратными, но Харт никак не мог отделаться от впечатления, будто он их втянул, а стоит пожелать и явится нечто хищное, острое и смертоносное. — Мы понимаем, что после нашего вчерашнего разговора, ты стал сомневаться в услышанных ранее словах. Тебе никто не лгал: ни мы, ни другие сколы. Харт промолчал. Он усвоил, что зла ему не желают, но мотивы все равно оставались неясными. Особенно Генезиса и его товарищей. — Вы скажете мне, как я должен искать вашу пропажу. Я понятия не имею, что делать. Генезис усмехнулся. — Не поверишь — мы тоже. Этим занимаются другие расы, так что… Драконы, якши или вероятники натасканы на другое. Но… — Те, кто должен искать, бессильны? — вдруг произнес Харт. В его мире были неизлечимые болезни, и люди, чтобы избежать смерти, хватались за все, даже за самые призрачные шансы. Конечно, сравнение с нынешней ситуацией было так себе, но Харт понимал, отчего они так поступали — они были в отчаянии. — Мы пробовали разными способами, — пожал плечами Генезис, погрустнев. — Выяснили, конечно, кое-что. Высокопревосходительство застряла в мире настолько закрытом, что никто не может назвать его координаты. Харт пришел в ужас от его слов. — Но как я могу? Я ведь только пару раз переместился черт-те куда, и то еле спасли. Я не хочу перемещаться снова. За пределами Отстойника мое тело разваливается в буквальном смысле, когда как я жив и все чувствую. Не заставляйте меня идти туда, к ней, пожалуйста! — взмолился он, едва не плача. Все его страхи, которые были до недавнего времени перекрыты Императивом наставников, вдруг ожили и полезли наружу. — Тс-с-с, малыш, нам не нужно, чтобы ты перемещался. Нам нужно, чтобы ты ее лишь увидел. Остальное мы сделаем сами, — ласково заворковал Генезис, обнимая Харта. Харт прижался к нему и вдохнул запах. Генезис пах дымом, лесным дымом, вкусным — как от костра на природе ночью. Этот запах успокаивал, и Харт впервые подумал, что, возможно, Генезис не такой уж и монстр, каким он неизменно чудится. Возможно, он не только и делает, что жаждет обратиться в чудовище и устроить апокалипсис. Они так просидели достаточно долго. Во всяком случае, когда Генезис его мягко оттолкнул, а Харт, не зная, куда деваться от неловкости, схватился за кружку и отхлебнул, остатки кофе были холодными. — Лучше? — участливо поинтересовался Генезис. Харт затряс головой и отвернулся, чтобы скрыть предательский румянец. — Здесь мало, кто обнимается. Я отвык… — пролепетал оправдание он. Так хотелось провалиться от стыда — Генезис ведь его прочитал, как открытую книгу. — Не бери в голову, я понимаю, — махнул рукой дракон. — Асурам запрещено вас обнимать, чтобы не привязывались. Видишь ли, они очень эмоциональные и влюбчивые, что для убогого может закончиться печально. Харт кивнул. Информацию он принял, да еще и прочитал между строк — драконы не эмоциональные и не влюбчивые, поэтому с ними обниматься можно. Только кто захочет, они же зубастые и опасные. — Вы сказали, что мне нужно только найти вашего Генерала. Но как я найду того, кого я даже не знаю? Я не видел ее ни разу! Как мне искать ее? Генезис улыбнулся — никаких зубов, только растянутые губы. Само дружелюбие во плоти. Харт не обманулся. — Алексис предвидел эту проблему и нашел неплохое, на наш взгляд, решение.  — сообщил дракон. — Допил кофе? Еще один или начнем? Внутри Харта все похолодело. — Начнем что? — Знакомство с Северным Генералом Вайшраваной. * Воспоминание Алексиса: Она сидит в кресле, лицом к огромному стрельчатому окну и спиной к двери. Харт не видит ее лица, только макушку и длинные серебристые волосы, спадающие на пол блестящей волной и лежащие на полу причудливыми кольцами. Она неподвижна, а в комнате витает морозная свежесть. Стены покрыты инеем. Цветные солнечные зайчики — порождение витража на окне разбрызганы по всему помещению. //Что там? — спрашивает она. Не голосом, сигнатурой. Ей не любопытно совсем, но вопросительная интонация слегка щекочет, словно… надеждой? //Новое задание, — отзывается Алексис. //Надеюсь, что-то сложное, — хмыкает она. Слов по-прежнему нет. Харт видит, как она приподнимает руки с подлокотников кресла. Они у нее тонкие, пальцы длинные, округлые ногти аккуратно накрашены черным. Ее запястья кажутся хрупкими настолько, что массивные браслеты, которые надеты на них, выглядят неподъемными и немного громоздкими. Она поднимает руки выше, почти на уровень головы, и складывает распальцовку. Волосы на полу шевелятся, сворачиваются сами в удобную прическу, из которой ни один волосок не выскользнет, как ни тряси головой. //Я бы так не сказал. Больше возни, чем сложности, — Алексис пожимает плечами. //Посмотрим. Она поднимается. Харт видит соблазнительльный изгиб узкой спины, выступающие лопатки, косточки позвонков. У нее молочно-белая идеальная кожа, тонкая шея с родинкой у правого плеча. Его взгляд скользит ниже, в намерении увидеть и рассмотреть белоснежные ягодицы, но опаздывает. Она начинает обрастать черной броней, точно второй кожей. Харт не успевает и моргнуть, как на плечи ее ложится генеральский плащ с серебристыми нашивками Северного Легиона. //Давай инструктаж, — приказывает она и поворачивается. У нее такие тонкие черты лица, красивый изгиб губ с чуть припухлой нижней, который придает ее лицу немного капризное выражение, брови черные, идеальные, выгнутые, и серебристые глаза. Харт в них тонет, точно в болоте. Его накрывает ужасом, ведь ему кажется, что он заглянул в бездну. Он вырывается из сигнатуры-воспоминания с криком. Он кричит и не может остановиться, хотя его пытаются успокоить. Не получается. * Он снова там. В том месте, где закончилась его прежняя жизнь и началась новая, — в богатом туалете роскошного ночного клуба. Здесь мраморные стены, зеркала в позолоченных рамах уходят коридором вдаль. Харт останавливается. Он ловит свое взлохмаченное и абсолютно неуместное для этого места отражение. Он видит свои расширенные от страха зрачки и дрожащие губы. Он видит на заднем плане кровавую лужу и руку, лежащую в ней. Пальцы слегка шевелятся, будто пытаются за что-то ухватиться. Харт пятится от зеркала, пытается убежать, но выхода нет. Мир делает переворот, на миг ему кажется, что он ехал на машине на огромной скорости и вылетел в кювет. Все вращается раз-другой-третий — зеркала в позолоченных рамах, статуи ангелов, которые притаились под потолком, картины в стиле Ренессанс. Выхода нет. Впереди, уже не в отражении, лужа крови, дрожащая рука и черная фигура, склонившаяся над умирающим телом. — Превращайся! — рычит она утробно. Угол зрения снова смещается, и Харт видит себя со стороны. Это он лежит в луже крови, это он умирает, хватая ртом воздух. Кровь идет ртом, свистит в пробитом легком воздух, когда он пытается что-то бормотать. Не получается — черная рука шарит в его кишках, перебирает, будто что-то ищет. — Превращайся, проклятый якши! — фигура теряет терпение. Харт умирает на полу, не понимая происходящего. Он отчаянно и трогательно хлопает глазами, пытается что-то сказать, но не получается. Мир вращается снова, и он на полу - мертв. Взгляд застыл, кровь, текущая из раны, остановилась. Фигура цыкает недовольно, поднимается на ноги и поворачивается. Харт видит высокие скулы, выгнутые соболиные брови и серебристые глаза Генерала Северного Легиона Вайшраваны. Он снова кричит.