***
Вот как все происходит: – Здравствуй! – вдруг из ниоткуда произносит Хосок, заставляя парня перед ним подпрыгнуть в испуге, – ну, то есть, привет, чувак. Ты тут книгу уронил. – Оу. – удивленно говорит Мин Юнги, забирая копию «Гендель, Эшер, Бах» из рук Хосока. – Я не заметил. Спасибо. Мне кажется, я тебя никогда здесь не видел. Вот и он. На пол головы ниже Хосока, с темными мешками под глазами, волосами, взъерошенными утренним ветром, и смешно сползающими на самый кончик носа очками. Порыв симпатии проходит по телу Хосока, мягко задевая запястья, просачиваясь в каждую клеточку тела, словно горячий чай, согревающий горло в холодный зимний вечер. – Нет. Если только ты не любитель кофе, – спокойно произносит Хосок, стараясь не выдать свое волнение. – тогда, может, ты видел парня, все время ошивающегося вокруг стенда с маффинами в кофейне. – О, так это ты тот парень, сходящий с ума от ванильных маффинов? Я знаю девушку, которая их печет. Она без умолку трындит о том, как это здорово, что их кто-то покупает. Никакой пощады, когда рядом шоколад, верно? – улыбается Юнги, ну почти улыбается. Хосок это засчитывает. – Да, теперь я помню. Ты и тот парень, все время болтающий о китайском фольклоре. Никогда не думал, что в семь утра случайно узнаю так много о лисьих духах и суккубах. – Теперь он перешел на историю России, – говорит Хосок с долей грусти в голосе, – мне кажется, его скоро из кафе выгонять начнут. – Это хорошо, – говорит Юнги, – я предпочитаю тихое, спокойное утро. Без лекций о Достоевском. Хосок смеется и глаза Юнги словно улыбаются. Хосок думает, что Юнги не так уж и страшен, как о нем говорят. Он на самом деле очень даже мил. – Я Чон Хосок. – Мин Юнги. Юнги рассматривает его с минуту, а затем спрашивает: – Может, мне стоит отблагодарить тебя за книгу чашкой кофе? Хосок кивает. – Если еще и с маффином, то я всеми руками за. Юнги протягивает руку в сторону и говорит: – После вас. Им требуется всего полтора часа, две чашки кофе и ошеломляюще вкусный маффин, чтобы заделаться закадычными друзьями и обменяться номерами, аккаунтами в соц. сетях и пресловутым «еще увидимся.» 6. Мин Юнги пребывает в гораздо лучшем настроении после того, как выпьет свой кофе. Галочка. Хосок видит его на следующий день рано утром, спасает трех людей от попадания на обед Мин Юнги и протягивает тому бумажный стаканчик с кофе, выбранным Хосоком. – Я подумал, почему бы и нет, – оправдывается Хосок, пряча руки в карманы. Это оказалось хорошей мыслью. В следующий раз, когда они встречаются, Юнги зовет его на настоящее свидание. Хосок едва сдерживается от того, чтобы запищать в предвкушении.***
Вот как реагирует Намджун: … Вот как Хосок реагирует на то, как реагирует Намджун: – Видишь? Он милый. Он мне нравится. Надеюсь, мы скоро начнем лобызаться. Вот как на это реагирует Намджун: … Есть Список Вещей, о которых должен знать каждый, когда дело заходит о Мин Юнги. Чон Хосоку все равно на этот список. Вместо этого он пишет себе напоминалку и клеит ее на зеркало. «Вторник, в час дня!!! :) Обед с Юнги!!!» Где-то высоко в небе, далеко за слоем атмосферы, в той части бесконечности, где сидят Боги, Его Величество Шанс рвет Перечень в клочья и бросает кусочки бумаги в лицо недовольной Судьбы. Чон Хосок пробегается глазами по напоминалке, улыбается и топает на утреннюю лекцию по экономике.***
– Итак, – говорит Юнги, вертя в руках стаканчик с кофе, – участник номер один, расскажите о себе. – Я люблю длинные прогулки босиком по пляжу, Маунтин Дью, и сейчас состою в отношениях со стулом, на котором ты сидишь. И только одно из вышеперечисленного является правдой. – Господи, надеюсь не Маунтин Дью? – Жаль тебя разочаровывать. – Динь, динь, – говорит Юнги, – ты прошел тест на Сносность Шутки, Возможно, Спертой С Какого-то Фильма. – Я получу за это, скажем, миллион баллов? – Ты получишь свой обед, – говорит Юнги, – а обед определенно важнее, чем какие-то баллы. Ты выглядишь так, словно несколько дней голодал. Желудок Хосока вовремя выдает характерное урчание, давая понять, что это возмутительно, оставлять его без еды на такой длительный срок. – Оу, ну да, – хмуро произносит Хосок, пододвигая к себе меню, – скоро большой тест. Я обычно не из тех, кто тратит две недели на зубрежку, забывая о еде и сне, но такое ощущение, что модули ежеминутно пинают меня под зад, не позволяя забывать о себе – Это нормально, – говорит Юнги, – такое бывает. Я часто получал от родителей за то, что совершенно забывал о существовании еды, с головой погружаясь в дела. Хосок смеется. – Наверное, нам следовало пойти в кино, а не в кафе. – А как же кофе! – возмущается Юнги. – тем более, единственный фильм, который сейчас идет – с Николасом Кейджем в главной роли. – 1-0 в твою пользу. День проходит на удивление весело. – Итак, – начинает Хосок по пути к общаге (одно здание, но разные этажи)(черт возьми, так близко, но так далеко), – как ты относишься к поцелуям на первом свидании? – Так это первое свидание? – говорит Юнги с долей наигранного удивления в голосе, - а мне казалось, мы уже женаты. Хосок смотрит не моргая. Возможно сейчас в его голове непрерывно сигналит датчик (похожий на тот, который срабатывает при столкновении машины с неизвестным объектом), предупреждая о неизбежно надвигающемся урагане. – Это значит то, что я думаю это значит? Юнги останавливается перед лестницей. – Чья комната ближе? – Да забудь ты о комнатах, издеваешься что ли, – возмущается Хосок, хватая Юнги за воротник рубашки, притягивая ближе к себе, почти падая и спотыкаясь о ступени лестницы. Юнги опирается спиной о стену, фиксируя их в этом положении. Боже, как хорошо. Это чертовски удачный поцелуй, думает Хосок, позволяя Юнги зарываться пальцами в свои волосы, забираясь руками под кромку рубашки Юнги, будто смущенно касаясь пальцами кожи. У Юнги теплый рот, поцелуй получается мокрым и пошлым, Хосок думает, что это слишком хорошо. Еще пару таких раз и ему придется навсегда увезти Юнги в неизвестную провинцию, чтобы никто, кроме Хосока, не смог узнать о том, как охуенно тот целуется. – Черт,– шепчет Юнги, соприкасаясь носами с Хосоком, отстраняясь, чтобы вдохнуть, – ты получишь сто миллионов гребанных баллов, если мы сможем делать это всю ночь. – Я надеюсь они будут в биткоинах*, – произносит Хосок с усмешкой на лице, Юнги морщит нос и это выходит намного милее, чем Хосок мог себе представить, он целует его снова и снова, и снова, пока они наконец не вваливаются в комнату Хосока.***
И это происходит. – Я больше никогда к тебе в комнату не зайду! – объявляет Намджун. – Никогда. Нет. Никогда. Чувак, вообще никогда. Ни за что. Я серьезно. – Да успокойся ты уже, – говорит Хосок, – я знаю о твоем бойфренде, который работает недалеко от нашего университета и которого ты старательно прячешь. Тебе меня не провести. И тот парень действительно милый. Намджуну подходит. Кажется, его зовут Сокджин. Не то чтобы Хосок провел пару часов следя за этим парнем просто, чтобы убедиться, что он достоин Намджуна. Нет, совсем нет. И Хосок не подкупал парней из факультета программирования, чтобы они выдали всю информацию о нем. Не-а. Намджун предстает идеальным олицетворением каменного изваяния в данный момент. Хосок просто смотрит. – А ты молодец. Украл сердце какого-то паренька, а теперь притворяешься адвокатом, да? Да? Ну?* (кража – преступление и все такое, судите из контекста.) – Это худший панчлайн, который я когда-либо слышал, – говорит Намджун. – И это даже не считая тот, что про крокодилов и зебру. – О, да ладно, ты не можешь мне сейчас говорить, что это было неудачно. – Я видел его в разделе анекдотов в городской газете. – Оу. Намджун картинно показывает на него пальцем на протяжении 30 секунд. – Почему мы с тобой друзья? – Хосок не выдерживает. – Потому что у тебя непрекращающийся словесный понос и тебе просто необходимо рассказывать о всех извращениях, которые вы с Юнги тут устроили, – беспрекословно заявляет Намджун, – и даже если я мог с визгами убежать отсюда, зажимая уши ладонями, я все же остался и вытерпел все твои высказывания по поводу того, насколько хорош язык Мин Юнги. Ты только посмотри, какой я прекрасный друг! Я замечательный друг. – Лучший просто, – сухо говорит Хосок. – И все таки, – продолжает Намджун, – расскажи мне, неужто Мин Юнги все-таки тот, кем его все считают? – Ну, – говорит Хосок, – на самом деле нет. Он ворчит лишь из-за недостатка кофеина в крови. А еще две недели назад кто-то спер его любимый карандаш, и он все еще злится. Еще он начинает шугаться, стоит лишь спросить его о том, что он собирается делать после окончания университета. Он сразу меняет тему разговора. – Ага! – восклицает Намджун. – Значит, он шпион. – Да прекрати ты уже, – говорит Хосок, снова раздраженный и взволнованный, словно гладкая поверхность воды в бассейне была потревожена свалившимся непонятно откуда цветочным горшком (читать: Ким Намджуном), – пожалуйста, не говори мне, что ты начал копаться в теории конспирации. – Да нет, ты чего. Мне просто нравится думать, что все вокруг шпионы. Ежедневная рутина сразу становится интереснее, не думаешь? – Значит вот, почему ты набросился на преподавателя два дня назад? – Он вел себя странно! – Каким это образом? – Он – нет, ты только вслушайся – надел фиолетовый галстук. Фиолетовый! – Намджун мотает головой. – Все знают, что фиолетовый галстук это явный признак того, что человек замешан в чем-то незаконном. – Ну конечно, – соглашается Хосок, мысленно делая заметку выкинуть все фиолетовые галстуки, когда он вернется к себе в комнату. Если они у него есть. – А сейчас я пошел. Я же занятой студент и все такое. Нет времени для вечеринок братств и прочей ерунды. – Вечеринка братства! – кричит какой-то парень, находящийся в пятистах метрах от Хосока. Один из тех, кто всегда находится в возбуждении, лишь краем уха услышав слова «братство» и «вечеринка» в одном предложении. – О да! – О да! – вторит ничего не понимающий, но все еще проявляющий на этой стезе энтузиазм Намджун. Хосок смахивает невидимую слезу и позволяет всей этой университетской жизни вертеться вокруг Ким Намджуна.***
– Ого,– говорит Хосок однажды вечером, попадая в обитель Мин Юнги. – У тебя тут неплохо. Лично мне кажется, что вон тот отклеивающийся кусок обоев прекрасно создает атмосферу. – Ну, если ты так считаешь. Юнги идет туда, где по всем канонам должна стоять кровать. Может быть, это стол. Или пол. Хосок не может точно сказать. Комнатой Юнги служит тесная «однушка», так как он распугал всех потенциальных соседей по комнате этой историей с убийством. (« – Это было чертово растение!» – раздраженно ворчит Юнги, - « из меня никакущий садовод, ясно?») Одиночество это большая привилегия. Хосок учитывает эту маленькую деталь, садясь на кровать Юнги, почти полностью покрытой наспех начерканными диаграммами и графиками, и пытается придумать, чем они могут заняться в короткий промежуток времени, пока Хосоку не приспичит готовиться к завтрашней (ужасной) контрольной работе. Скорее всего, последние пять минут Юнги думал о том же, судя по тому, как он запирает дверь и неряшливо убирает кипу бумаг со стола. – Что это? – спрашивает Хосок, когда один из листочков падает на пол прямо Хосоку в ноги, но лицевой стороной вниз так, что Хосок ничего не успевает увидеть, что делает из обыкновенного листка тайну, покрытую мраком. Ого, прямо как в кино. Юнги мгновенно делает выпад вперед за листком, будто замедленный мастером по спецэффектам. «Неееееееет», кричит он, его Дарт-Вейдеровская сторона пробивается сквозь очевидную панику во взгляде, – это, эм, конфиденциальная информация. – Оу, – говорит Хосок, хотя он никогда не был тактичным человеком, – а почему? – Потому что, ээээ… – мямлит Юнги, пытаясь скинуть все бумаги в щель между кроватью и стеной, дергаясь каждый раз слыша, как рвется бумага. – Это мой – эм, годовой проект по – по, эээ.. Электро-балету. – Электро-балету…. – И разнообразным вариациям эм… бугалу. – Юнги машет рукой. – Ужасно скучно, тебе бы не понравилось, я уверен, давай лучше поговорим о чем-нибудь более интересном, чем учеба и доклады, которые тут валяются. Выбери тему. – Ну хорошо, – медленно произносит Хосок, все еще думая, стоит ли ему вмешаться и спросить, почему старший все время ведет себя так странно, стоит лишь заговорить об учебе. – Дигимон или Покемон? Юнги столбенеет. – Пожалуйста, не заставляй меня отвечать. Это же покушение на святое. И чтобы ответить на все следующие твои вопросы: я поклонник первого и третьего поколения и подписан только на оригинальный Дигидестинд. – Господи, спасибо, – говорит Хосок, расслабленно выдыхая, – если бы ты ответил на этот вопрос, я бы тебя убил. Юнги садится рядом с Хосоком. – Ты первый человек за всю мою жизнь, с которым у меня так много общего, – восхищенно говорит он. – Поцелуй меня. – С удовольствием! – отвечает Хосок. И лишь потому, что они совершеннолетние студенты и это произведение авторского искусства содержит в себе всего пятьдесят процентов низкосортного юмора (ну ладно, семьдесят), настроение в комнате плавно перетекает из подростково-невинного в нечто более интимное. Ладони Хосока проходятся по открытой полоске кожи, хлопковой ткани футболки, медленно поднимаясь по рукам и заканчивая свой путь на шее, нежно поглаживая большими пальцами линию челюсти. Острой, как сам Юнги и все его словесные выверты, выдавать которые он мастер. Хосок прикусывает его нижнюю губу, слизывая протянувшуюся ниточку слюны. – Мм. Руки Юнги на бедрах Хосока, проходятся пальцами по кромке джинс, медленно и уверенно вдоль кожаного ремня. Пуговица, ширинка… – Можно? – Дерзай. – Их руки переплетаются на считанные мгновенья, затем продолжая свой путь. Ладони Юнги в волосах Хосока. Ладони Хосока под футболкой Юнги. Осторожные прикосновения к мягкой коже, сверкающей своей белизной, сводят Хосока с ума. Хосок, кажется, целует его бесконечно, не останавливаясь, даже когда Юнги перекидывает ногу через его колени, прижимая их обоих к стене. Сантиметры между ними сводятся к нулю, и температура в крохотном помещении накаляется нестерпимо быстро. В комнате вдруг становится очень тихо, когда Хосок молча любуется тем, насколько все-таки Юнги красив, он целует его яростнее, чем за все это время, получая столь же неконтролируемую отдачу. Немного слюны, неуклюжие щипки за голую кожу и полный вынос мозга, когда Юнги засасывает его язык, полностью отдаваясь тому, что он делает. – Юнги, – выдыхает Хосок с дрожью в голосе, когда Юнги спускается поцелуями вниз, наклоняя голову и получая полный доступ к хосоковой шее. Последний повторяет имя Юнги, словно мантру, срываясь на полустон каждый раз, когда Юнги сжимает его член сквозь толстую джинсу. Надо было надеть штаны потоньше. Или снять чертовы джинсы сейчас же. Он озвучивает эту мысль и обоим требуется всего несколько мгновений, чтобы снять с себя всю одежду, раскидывая ее куда попало. – Вау, – говорит Юнги, и это, наверное, первый раз с инцидента в детском саду, когда Хосок по-настоящему краснеет. На него еще никто так не смотрел. – Ты просто… вау. – Иди сюда и докажи мне это, – говорит Хосок, дергая бровями, на что Юнги выдает смешок перед тем, как вжать Хосока в жесткую поверхность матраса, целуя его снова и снова. В комнате становится в два раза шумнее, когда уже оба стонут в полный голос, потираясь друг о друга каменными стояками. Хосок еще никогда не был настолько благодарен урокам танцев за свою растяжку. – Юнги, – снова вытягивает Хосок, заставляя первого ускориться, чуть ли не ударяясь ногой об угол прикроватной тумбы, – Господи. – Хорошая попытка, но я атеист, – фыркает Юнги. Хосок ухмыляется, но тут же забывает об этом, когда Юнги опускается вниз, поглаживая его член рукой и слегка обхватывая головку губами. – А сейчас я тебе отсосу. – Я заметил, – говорит Хосок, не в силах оторвать глаз от Юнги, когда тот сантиметр за сантиметром обхватывает твердую плоть, чертов провокатор. Во рту Юнги мокро и жарко, что заставляет Хосока инстинктивно податься бедрами вперед, прося большего. – О боже, – говорит Хосок и ему слышится (или нет?), как Юнги с членом во рту смеется над тем, как отчаянно сейчас выглядит младший. – Даж- даже, блять, не думай останавливаться. К облегчению Хосока, Юнги не отстраняется, вместо этого принимая так глубоко, насколько позволяет глотка, перед тем как пройтись языком от основания до головки, издавая самые непристойные звуки. Хосоку кажется, что нельзя быть более возбужденным. Юнги ускоряется, проходясь по основанию рукой одновременно с языком, вылизывающим головку. Поток нецензурной брани и Хосок кончает, неприлично широко раскрывая рот и ударяясь головой о спинку дивана. Это был лучший минет, который ему когда-либо делали. Ну, то есть, единственный. Пока что. Юнги вытирает рот тыльной стороной ладони и возвращается обратно к Хосоку. – Это было очень горячо, – выдыхает Хосок, смотря, как Юнги облизывает губы, не отрывая взгляда от Хосока. – Пожалуйста, скажи, что мы не закончили. – Как с языка снял, – ухмыляется Юнги Решение поменяться местами оказывается до смешного очевидным. Юнги ложится на матрас, опираясь на локти, и смотрит, как Хосок смачивает пальцы и заводит руку за спину к сжимающейся дырочке. Первый палец, затем второй и третий, вдобавок к Юнги, являющимся олицетворением всего пошлого на этой планете, заставляют Хосока замедлить темп, чтобы не кончить раньше времени. Рот раскрыт в немом стоне, глаза крепко сжаты из-за подступающего наслаждения, дыхание учащается. Юнги хочет запечатлеть это на камеру и навсегда спрятать такого Хосока от чужих глаз. Хосок почти до крови прокусывает губу и издает громкий гортанный стон, когда очень медленно и осторожно, несмотря на подготовку, опускается на член Юнги. Ему требуется немного времени, чтобы найти удобное положение и начать плавно подниматься, чтобы затем резко опуститься, полностью принимая в себя член старшего. Последний издает стон, заставляющий пальцы на ногах Хосока подгибаться в наслаждении. – Юнгиии, – тянет Хосок, срываясь на стон, – блять- – Да,– выдыхает Юнги, подмахивая бедрами навстречу Хосоку, – да, вот так…. Это дико неприлично - то, как Хосок держится за плечи Юнги, буквально седлая его член, и неприличнее могут быть разве что звуки, которые они издают. Рваные вздохи, вырывающиеся сквозь зубы. Громкие и несдерживаемые стоны. Хосок даже выдает что-то похожее на икоту, когда Юнги вдруг обхватывает его член кольцом рук, быстро и размашисто надрачивая. Хосок не помнит, когда последний раз пускал себя во все тяжкие, позволяя пьянящим волнам удовольствия пройтись по телу. Чувство, похожее на смертельный солнечный ожог, где-то в груди, сжигающее его внутренние органы, волосы, кожу и оголяющие каждый нерв его тела. Миллионы несказанных слов, словно застрявших в горле, собираются в имя старшего, когда Хосок кончает после Юнги, издавшего низкий гортанный рык, пробирающий Хосока до глубины души, словно его только что ударили в солнечное сплетение. Хосок обессилено падает рядом с Юнги и последний немного двигается, чтобы освободить младшему место на односпальной кровати, когда Хосок обнимает его, шепча «Это было прекрасно» на ухо Юнги, на что тот может лишь согласно промычать. Они проведут так ближайшие минуты. Они проведут так следующий час. Они будут лежать так, пока оба в конечном счете не уснут. Голова Хосока на плече Юнги упирается острым подбородком в мягкую кожу; Юнги нежно обхватывает рукой талию Хосока во сне, инстинктивно подвигаясь ближе к теплому телу. И, может быть, Хосок просыпается немного раньше Юнги, за десять минут до противного писка будильника. Может быть, Хосок не хочет, чтобы тот просыпался, не сейчас, когда его нос так мило морщится, ощущая на себе солнечный свет, присущий хорошему утру. Он смотрит, как Юнги спит: мирно посапывая и не вспоминая о внешнем мире и обществе, выводящим его из себя каждый день. Он осторожно поглаживает пальцем щеку Юнги, замечая, что его сердце бьется, словно птица в крохотной клетке, грозясь выскочить наружу. Юнги не просыпается, даже когда Хосок начинает целовать его шею, нежно прикасаясь губами к эрогенным зонам. Он не просыпается, когда Хосок убирает челку с его глаз. Но, тем не менее, Юнги просыпается, когда Хосок пытается встать с кровати, не потревожив сон старшего. Он ловит его за запястье настолько резко, что это наводит Хосока на мысль о том, что Юнги не спит уже намного дольше, чем Хосок мог подумать. Но он говорит с присущей человеку послесонной хрипотцой в голосе – Останься. Хосока легко уговорить, особенно, когда он более чем рад сделать то, о чем его попросят. Сегодня суббота. У него нет дел. Ему негде быть. И с чего бы вдруг ему захотелось оказаться сейчас в другом месте? Рука Юнги возвращается на свое место и Хосок пододвигается еще ближе, чувствуя улыбку Юнги на своей шее. Хосок не посмеет и двинуться, чтобы разрушить момент. Хосок не будет лгать - он не знает, что такое любовь и как она выглядит, но он больше, чем уверен, что она похожа на Юнги.***
Они не разделяют каждое утро на двоих, вопреки тому, что думает Намджун и что показывают в сопливых мелодрамах. На самом деле, в реальной жизни с Юнги трудно. Он отвечает на звонки только на шестой раз, а на смс не смотрит вообще. Но Хосок не удивлен. Прошло уже несколько месяцев, почти четыре, и Хосок только начинает узнавать все привычки и скрытые стороны старшего. Все то, чем Юнги на самом деле является. Хосок не удивлен, что Юнги любит проводить время в одиночестве, предпочитая обедать в пустых кабинетах вместо того, чтобы сидеть за одним столом с толпой студентов. Это почти что странно, потому что Хосок являет собой абсолютный контраст характеру Юнги. Хосок это сгусток энергии, он всегда и везде, он разговаривает со всеми и узнает последние новости из первых уст. Хотя надолго это все равно не затягивается. Только показушные отношения могут быть легкими в обхождении. Все остальное очень трудно. Он искренне рад, что Намджун на самом деле прост в общении. Он рад, что чат с Тэхеном, Чонгуком и Чимином не перестает присылать оповещения о новом сообщении, даже когда он на лекции (шестьсот гребанных сообщений в час, он их убьет когда-нибудь). И он даже рад, что Намджун перестал скрытничать и однажды привел Сокджина на обед. («– Итак, сколько он тебе платит за то, что ты с ним? – первым делом спрашивает Хосок, когда они встречаются первый раз, на что Намджун закатывает глаза. Сокджин отвечает просто: – Недостаточно. Намджун почти давится своей колой. Хосок ухмыляется. – Чую, мы с тобой поладим.») И он рад за Юнги, несмотря на то, что люди постоянно спрашивают, как они вообще сошлись. Они словно две стороны одной монеты. Разные, но вместе. Баланс сохраняется. Ночью Хосок решил прогуляться по коридорам музыкального отделения в попытках справиться с бессонницей. Он никогда здесь не был, но знает, что днем тут стоит дикий шум и какофония, которая получается из-за смешения разномастных музыкальных инструментов и галдежа взбалмошных студентов - морально неподготовленному человеку выдержать крайне трудно. Но в этот час все коридоры и кабинеты пусты, скорее всего. А может и нет, думает Хосок, когда слышит музыку из дальнего кабинета. Единственная занятая комната и мягкие звуки фортепиано. Дверь легко поддается и открывается поразительно бесшумно. Юнги не поворачивается, но по напрягшейся спине старшего Хосок понимает, что Юнги в курсе его присутствия. Он слушает, как тот наигрывает какую-то пьеску, которая навевает воспоминания об их первом утре. Это затягивается на несколько минут, когда Юнги вдруг перестает играть и просит Хосока сесть рядом. Их колени соприкасаются, когда Хосок садится по левую сторону пианинной скамьи. Он никогда не играл на пианино, так что просто позволяет пальцам Юнги путешествовать по черному и белому, создавая ненавязчивые мелодии без какого-либо нотного сопровождения. Юнги полностью погружается в музыку, не говоря ни слова, вливаясь в придуманный ритм, который кажется Хосоку знакомым. Юнги расслаблен и напряжен одновременно, начиная мягко и заканчивая ярким форте. Юнги играет классические произведения и пьесы, умело перебирая клавиши длинными пальцами, затем переходя на быстрый ритм и джазовые аккорды, невольно заставляя Хосока вспоминать базовые связки хауса. – Тебе же нравится такое, я прав? Хосок кивает. Юнги играет что-то из репертуара Нам Джина, Пак Санмина и Им Джебома, плавно меняя тональности с одной на другую, вкладывая в музыку все слова, которые он не решился сказать, все сомнения и одиночество, которое он словно хранит в напряженных плечах, и всю ту радость и наслаждение, которое ему дарит Хосок, и может даже что-то большее. Он прекращает играть после небольшого исполнения you drifted away. – Ты искал меня? – Я ничего не искал, – говорит Хосок, – но нашел тебя. Юнги бурчит что-то в рукав свитера. Он делает так, когда о чем-то думает. Хосоку нравится. – Это бы отлично вписалось в песню. – Тогда тебе стоит ее написать, – говорит Хосок, – в качестве задания на курсы, например. Лицо Юнги выражает что-то непонятное для Хосока, но последний не успевает уловить эту прежде невиданную эмоцию, она слишком быстро исчезает. – Может быть, – говорит Юнги, бегло проходясь пальцами по клавишам, выигрывая бойкое стаккато. – Тебе действительно нравится заниматься музыкой, да? – спрашивает Хосок. – Почему? Юнги пожимает плечами. – Мне много вещей нравится. Мне нравишься ты, – отвечает Юнги, вызывая у Хосока смешок. Он ожидал конкретного ответа, если честно. Но Юнги больше ничего не говорит. Они проводят там еще некоторое время, пока Юнги не решает, что целовать Хосока лучше, чем тыкать пальцами в пыльные клавиши университетского фортепиано. Единственное, что успевает сказать Хосок – имя Юнги, когда тот ебет его на пианинной скамье, опираясь руками в пресловутые клавиши. Оба смеются представляя, если кто-то зайдет сюда в два часа ночи и застанет их за грязными делишками на уже грязном инструменте.***
Что-то идет не так после той ночи. Хосок не до конца уверен. Он понимает лишь, что Юнги избегает его, и он не понимает почему. Каждый исходящий звонок остается без ответа. Юнги продолжает искать оправдания, чтобы не видеться с ним. Все становится хуже. Хосок искренне не понимает. Ему казалось, что все было в порядке. – Я знал, что он ублюдок, – говорит Намджун, – давай я позвоню банде знакомых ребят, чтобы отметелить его как следует. – Нет, – говорит Хосок, – Ты и пальцем моего парня не тронешь. Вообще никогда. И он, блять, не шпион, успокойся! – Все пройдет по высшему разряду, – заявляет Намджун. – Мы аккуратненько будем, ну? – Если я еще раз услышу что-то подобное от тебя, избитым окажешься ты и никто другой, – заявляет Хосок, беря в руки толстое издание взявшейся из ниоткуда энциклопедии по садоводству. – Вот, это Сокджину. Намджун быстро выхватывает у него книгу, все еще опасаясь за свою голову. – Спасибо! Ему понравится. Наверное. Может быть. Я не знаю. Мне кажется, у него в планах целую оранжерею основать или стать тюремным надзирателем. Связь плохая была, я не понял. – Тем не менее, – говорит Хосок, – он всегда может организовать оранжерею в тюрьме. Что мне делать? Может, поговорить с ним? – О чем? О цветочных гибридах, неприхотливых в уходе и растущих в темных, сырых местах? – Не с Сокджином, придурок! С Юнги. – Хосок вздыхает и кладет голову на холодное окно придорожного кафе в попытках унять головную боль. – Может, надо подойти и напрямую спросить, что не так? А если я только хуже сделаю? – Мне кажется, – с неприсущей ему серьезностью говорит Намджун, – если ты хочешь, чтобы все было как раньше, тебе надо узнать причину, по которой он тебя избегает. Вдруг у него есть страшный секрет, которым он не хочет делиться с тобой? Вдруг он думает, что ты уже начал о нем догадываться и поэтому пытается тебя оттолкнуть? Хмм. – Не знаю о страшных секретах, – говорит Хосок, – но он и правда что-то скрывает. Хотя, может, я слишком бурно на это реагирую. Людям ведь тоже нужно иногда проводить время наедине с собой и все такое, да? – Хосок, – Намджун обрывает друга, чтобы тот не начал паниковать, – просто поговори с ним. Или я соберу банду своих супер-ниндзя и.. – Ладно, ладно! – вздыхает Хосок. – Ты умрешь что ли, если хоть раз в жизни перестанешь вести себя так, словно нашел нетронутый пакетик с мдма? – Я не могу это контролировать, сам знаешь, – говорит Намджун, пожимая плечами. – Я такой, какой я есть. Хосок пытается найти камеру и посмотреть в нее, словно он попал в сериал «Офис». Ты, мелочный всевидящий автор, пошел к черту! Хосок буквально кричит у себя в голове, чтобы его мысль наверняка дошла до неумелого, по всей видимости сценариста, которому в руки попал контроль над всеми его действиями и словами. И все-таки может ты дашь мне больше гребанных маффинов, а? За всю историю я съел один. Один! Я считал! Намджун пытается понять, куда с такой злостью смотрит Хосок и хмурится. – Почему ты так смотришь на зонтик? – Не бери в голову, – говорит Хосок. – Мы горы свернем, если найдем того, кто пишет всю эту околесицу. – Здорово! – говорит Намджун. Оказывается на удивление трудно претворить план Хосока в жизнь и все-таки поговорить с Мин Юнги, когда никто со всего университета не может точно сказать местонахождение старшего. – Вы видели Мин Юнги? – спрашивает Хосок, заглядывая в музыкальное отделение. – С чего бы ему здесь ошиваться? – говорит студент, судя по всему застрявший в собственной трубе. Хосок опять находит все это подозрительным, но решает опустить подобные мысли, пока не найдет Юнги. – Ты не видел здесь Мин Юнги? – спрашивает Хосок, забегая в кофейню и сразу прибирая к рукам три маффина для предстоящего путешествия. – Он вчера заходил! – говорит бариста, картинно улыбаясь Хосоку. – Эй, заплати за них. Вернись! Заплати за них, эй! Хосок подбегает обратно, в спешке вытаскивая мелочь из карманов. – Спасибо и хорошего дня, – на автомате говорит бариста, но Хосока уже и след простыл. – Ты не видела Мин Юнги? – спрашивает Хосок. Кошка смотрит непонимающим кошачьим взглядом, мяучит и падает животом к солнцу. Вообще не помогла. Но мило. Все еще очень мило. – Авв, – умиляется Хосок, почесывая кошку по животику. – Миленькая кошечка хочет, чтобы ее погладили. Да, хочет. Кто тут миленькая кошечка, а? Кто милая кошечка?? Кто ту- эй, стой, это мои маффины. Мои! Нет! Отдай! Боже, кто-нибудь, успокойте животное!***
– Ты в зеркало когда последний раз смотрелся? – спрашивает Намджун, когда Хосок появляется на месте встречи. – Что с тобой произошло, блять? – Подрался с кошкой за еду, – устало говорит Хосок, – это. на самом деле, сложнее, чем звучит. – Ага. Конечно. – Слушай, не издевайся, а? – Хосок облокачивается на спинку скамейки, закидывая голову к небу и закрывая глаза. С него хватит. На сегодня хватит. Он продолжит поиски завтра после пятидесяти звонков на телефон Юнги, на которые он, естественно, не ответит. Может, ему вообще сдаться? – Может, мне стоит оставить все попытки и просто сдаться? – говорит он себе, нежели Намджуну. – Не, чувак, – отвечает Намджун, утешительно похлопывая Хосока по спине. – Ты не можешь сейчас просто сдаться. Он ведь тебе нравится, я прав? – Конечно, ты прав. – Хосок поворачивает голову в сторону Намджуна. – Просто.. что если я ему нравлюсь не так сильно, как он мне? – Тогда он тебя не заслуживает, – тут же отвечает Намджун. – Тогда оставь это маленькое говно. И я задушу его голыми руками. Или обездвижу своим новым электрошокером. Хосок резко отодвигается от Намджуна на приличное расстояние перед тем, как спросить: – С каких пор у тебя есть электрошок? – Со вчерашнего дня, – отвечает Намджун с улыбкой до ушей, – на него скидка на Амазоне была. – Ты смешной и жуткий одновременно, – говорит Хосок, – это комплимент. – Спасибо! – говорит Намджун. – Рад служить. – Единственное, чем ты можешь мне сейчас послужить, это выследить Юнги, чтобы я наконец смог разобраться, что с ним происходит. – А, ну это просто. – Намджун указывает пальцем куда-то за плечо Хосока. – Вон он, идет в общежитие. Наверное, в свою комнату. Тебе лучше пойти за ним сейчас или он исчезнет из поля зрения. Хосок подпрыгивает от неожиданности. – Ты мне жизнь спас! – заявляет он и тут же бежит к общежитию. – Я куплю тебе еще один электрошок в качестве благодарности! – кричит Хосок, уже на пути к Юнги. – Здорово, – говорит Намджун, наблюдая за забегом Хосока, – двойное веселье.***
Хосок выслеживает Юнги до самой комнаты, замечая, что тот похудел и, судя по всему, мало спит. Он выдает себя, только когда Юнги уже открывает дверь, входя в комнату. – Сюрприз, – говорит Хосок, не давая двери полностью закрыться, чем почти обрекает себя на минимум три сломанных пальца. – Как жизнь? – Хосок, – Юнги слышимо сглатывает, – эмм... – Не здесь, – прерывает Хосок. – Внутри поговорим, ладно? Юнги впускает его в комнату, запирая дверь. Комната не изменилась с последнего раза, когда Хосок здесь был. Все такой же беспорядок. Слезающие со стен обои и мусор на полу. Хосок садится на стол. – Итак.. – Мне жаль. – тут же начинает Юнги, – я могу объяснить. Нет, правда. Просто– я не знаю, как сказать– просто я... – Прекрати оправдываться! – Хосок сводит брови к переносице, что выдает его волнение. – Почему ты меня избегал? – Я… – говорит Юнги, щелкая костяшками пальцев, словно у него в голове целый монолог, но он не в силах выдавить и слова. – Я понял, что просто обрекал себя на болезненное расставание, когда начал с тобой встречаться. Чего? – Почему ты так говоришь? – спрашивает Хосок, искренне не понимая, что Юнги имеет в виду. – Потому что, в конце концов, ты все равно меня бросишь. – говорит Юнги – Стоп, стоп, стоп. Сначала, окей? С чего бы мне тебя бросать? Юнги пожимает плечами. – Я заметил, что у людей заканчиваются амбиции, стоит им узнать о моих планах на будущее. Люди не любят математику. Хосок успевает услышать последнее слово перед тем, как осознать все предложение. – Математику? Я думал, ты чертов музыкальный фанатик! – И только после этого до Хосока доходит все остальное. – Подожди, тебя бросали из-за этого? – Ага. Хосок смотрит на Юнги с долей нежности и иронии во взгляде. – И это все? Серьезно? – Что значит «и это все»? Я всю жизнь жил с этим, как с камнем на сердце! Это так смущающе! – Мы словно в кино. Или в плохонаписанной кем-то истории, – говорит Хосок, – последнее больше похоже на правду. И все же. Вернемся к нашей проблеме. Ты сейчас говоришь мне, что все просто игнорировали все то замечательное, что есть в тебе, как только узнавали, что ты, блять, юный гений-математик? Пауза. – Ну, эм. – Юнги прячет глаза. – Так и было, вроде. Подожди. Какие еще замечательные качества? Хосок громко кашляет. Черт, он попался. – Я ничего такого не говорил! – Говорил! – возмущенно тянет Юнги. – Быстрее, иначе никаких поцелув. – Да ты не сможешь сдержаться! – Теперь смогу. Хосок бубнит что-то в сторону. – Такие замечательные качества, как твоя внешность? – Я знал, что нравлюсь тебе только за чистое личико. – И прекрасный вкус в видео-играх… – Я знал, что ты встречаешься со мной только из-за аккаунта на стиме. – …и твоя любовь к музыке… – Я знал, что ты любишь меня только за плейлисты, которые я тебе на тренировки составляю. – …и то, что ты один из самых милых, добрых и наименее опасных людей, которых я когда-либо встречал. Юнги замирает, с недоверием косясь на Хосока. – Не врешь? – Не вру, – отвечает Хосок, пользуясь моментом и обвивая руками плечи Юнги, – и вот, что я тебе скажу. Все те, кто тебя когда-то бросил, очень многое упустили в своей жизни. – Например? – Да все, – просто говорит Хосок, – кто знает как все могло получиться? И опять же, я бы тоже многое упустил, если бы не встретил тебя. Или не начал встречаться с тобой. Или не вытворял всю эту нецензурщину с тобой в этой комнате. – Ты нереальный, – бурчит Юнги куда-то в руку Хосока, – просто, блять, нереальный. – Это ты нереальный, – отвечает Хосок, утыкаясь Юнги в макушку, – честно, это одна из самых бредовых причин разрывать с кем-то отношения. – Мы в придуманной истории, где все, включая автора, что-то употребляют, – скорбно произносит Юнги. – От этого нельзя многого ожидать. Да и люди действительно не любят математику. – И это тоже глупо, – отвечает Хосок, опрокидывая Юнги на жесткий матрас, сталкиваясь с ним носами, когда тот решает поменяться с Хосоком местами. – Расскажи мне, почему тебе так это нравится, – шепчет Хосок, целуя Юнги в уголок губ, проходясь языком по губам, дразня старшего. – Расскажи мне. Почему ты так любишь это. Юнги одаривает его непонимающим взглядом. – Чего? – Давай, – говорит Хосок, – говори мне пошлости. Так, как ты всегда этого хотел. – О господи, – говорит Юнги, еле сдерживая смех и закатывая глаза. Хосок лишь ухмыляется. – Маленький эксперимент с фетишами, м? – он вовлекает Юнги в очередной поцелуй, выдыхая старшему в губы, – ну давай, Юнги. – Я мог бы делать это весь день, – наконец говорит Юнги, пользуясь моментом и расстегивая рубашку Хосока, когда тот замирает в предвкушении. – Это словно почерк господа. Числа и фигуры. – продолжает он, позволяя Хосоку стянуть с себя футболку перед тем как поцеловать, мокро и сталкиваясь зубами, – все на своих определенных местах, образуя идеальный результат, – выдыхает он, – невозможно красивый. Как и ты, я думаю. – Как я? – спрашивает Хосок, на что Юнги целует его так глубоко и долго, что Хосок, кажется, чувствует его язык у себя в глотке, а затем продолжает с таким же усердием оставлять метки на его шее и переходит на ключицы. Он спускается поцелуями вниз по телу Хосока. Словно точный компас указывающий направления на карте мира, Юнги исследует его тело, не забывая оставлять марки на каждой остановке «путешествия». – Я мог бы рассказать тебе о тождестве Эйлера, – продолжает Юнги, чувствуя пальцы Хосока в своих волосах, – я бы мог поговорить с тобой о «замечательной теореме» Гаусса, – Юнги медленно освобождает их обоих от оставшейся одежды и прижимаясь ближе к теплому Хосоку, – но не буду. – Что тогда? – Хосок смотрит на Юнги, целующего внутреннюю часть бедра. – Золотое сечение, – шепчет Юнги, проводя пальцем невидимую линию по ноге Хосока, – в человеческих пропорциях. Настолько гармоничных, что это не кажется реальным. Настоящее произведение искусства. Знаешь, – спокойно говори Юнги, тогда как Хосок едва ли сдерживает стоны, чувствуя руки Юнги буквально везде, обжигающе горячие, словно оставляющие ожоги на его теле, – даже знаменитый канон Поликлета с тобой не сравнится. – Расскажи мне еще что-нибудь, – шепчет Хосок и он знает, что Юнги попался; Юнги никто никогда не просил о таком. Не хотел знать больше и слышать именно то, что Юнги может расписать в красках, словно художник свои сны. Хосок будет первым человеком, с которым Юнги поделится всем , что знает сам, и Хосока трясет лишь от этой мысли. – Давай же. Юнги поднимается, чтобы поцеловать Хосока с неудержимым желанием и похотью, которые растут с каждым соприкосновением их языков, с каждый укусом и стоном. Юнги целует его так, словно хочет передать ему все, что он все эти годы держал в себе, и Хосок целует его, будто он тонет, захлебывается водой и ищет кого-то, кто вернет его на поверхность. – Нет ни одной геометрической прогрессии, способной описать расстояние между твоими пальцами, – и Юнги тянется одной рукой к руке Хосока, чтобы сплести их пальцы, и другой к Хосокову члену, – или длину твоих ключиц, – и он прерывается на глубокий вздох, когда Хосок засасывает кожу возле ключицы Юнги, почти прокусывая ее зубами, – или изгиб твоих бедер, – шепчет Юнги, чувствуя, как Хосок толкается ему в руку, – я бы не посмел. Хосок целует его. – Докажи мне это, Мин Юнги, – говорит он, и они оба достигают точки невозврата, когда Юнги растягивает Хосока сначала влажными от смазки пальцами, а затем и своим членом, втрахивая младшего в жесткую поверхность, почти задыхаясь от осознания того, что они словно зажженный огонь на фитиле свечи или яркое сияние звезды в пяти парсеках (параллакс угловой секунды, — расстояние, с которого средний радиус орбиты планеты (астрономическая единица, а. е.), перпендикулярный лучу зрения, виден под углом 1") от них. А потом Хосок сладко дремлет и Юнги рассеянно наигрывает пальцами прелюдию ре минор Баха на его спине, которая словно сплюснутая лента мебиуса, помнящая все прикосновения Юнги, и последний целует Хосока в загривок и говорит: – ты оказался не тем, кем я тебя представлял. – И как ты меня представлял? – неожиданно с улыбкой спрашивает Хосок. – Как какого-то гиперэнергичного ребенка в теле взрослого и любящего поиграть на чужих нервах? – Начнем с того, что я уж точно не представлял, что ты останешься. – Юнги улыбается одной из тех редких улыбок, заставляющих бабочек в животе младшего превращаться в колибри. За такую улыбку Хосок готов отдать миллион ванильных маффинов, лишь бы увидеть ее еще раз. – Я, на самом деле, не верю в любовь с первого взгляда, – говорит Хосок, когда Юнги прижимается ближе, – но это намного приятнее, чем показывают в кино. – Так и должно быть. Они лежат в тишине несколько минут, пока Хосок не добавляет, – я бы уж точно вышел замуж за математика, так, к слову. Юнги закашливается от неожиданности, видя довольную улыбку Хосока. Утром Юнги разбивает будильник, трезвонящий в пять утра, чтобы разбудить их, а Хосок закидывает свой телефон в кучу грязного белья, чтобы заглушить противную трель. Утром они будут лежать согревая друг друга, словно одеяло, в которое ты кутаешься в холодную ночь. Утром они оба буду спать, забыв об уроках и лекциях, а днем тихо спорить о видео играх (– Все дело в головных уборах, – раздраженно говорит Юнги) в перерывах между сексом и минетами. А теперь сотрите слово «тихо» и увеличьте громкость споров на максимум, что даже староста будет стучаться в дверь, прося успокоиться и напоминая о правилах (которым они даже не подумают следовать) Утром солнце будет светить ярче, чем всю предыдущую неделю.***
– Теперь все в порядке? – спрашивает Намджун. Хосок улыбается. – Да. Теперь да. – Теперь все хорошо, – вторит Юнги, заставляя Намджуна дернуться в испуге, будто он только что заметил Юнги, сидящего с ними вот уже полчаса. – Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать бесконечные статьи желтой прессы. Намджун испуганно таращится на Юнги. – Не убивай меня. У меня семья. И сад. Хосок двигается ближе к Юнги и шепчет тому на ухо: – У него есть адвокат. Юнги прокашливается. – Ничего так погодка, да? Хосок улыбается. Да. Теперь все и правда прекрасно. 1. Иногда небеса одаряют нас проливным дождем. Иногда начинается настоящая гроза. Или если небеса благосклонны – идет немного снега. Но есть дни, когда солнце тихо встает на горизонте, озаряя своим ярким светом землю, окрашивая небо в розовые оттенки, плавно переходящие в голубую лазурь. Это те дни, ради которых стоит жить. Они бывают не так часто, но, в конце концов, один из таких дней обязательно настанет. Это полностью описывает Мин Юнги. 2. Разве этому списку нужны еще пункты? – Да неее, – лениво тянет Хосок, сминая бумажку. Почему Намджуну в голову приходят такие сумасбродные идеи? Не то чтобы он интересовался Юнги. Бесполезный кусок бумаги. (Ну, вообще он становится очень даже нужным, когда Хосок случайно оказывается в походе, в темном лесу, с тремя старшеклассниками, умудрившимися развести огонь из кусочков бумаги, найденных в кармане Хосока, Тэхеновской распечатки Моего Бессмертия и всех проваленных Чонгуковских тестов по английскому. Но это уже другая история.)***
Раньше был Список Вещей, о которых должен знать каждый, когда дело заходит о Мин Юнги. Его больше не существует. Хосок напишет ему новый.