худеющий

Пак Чанель работает стажером в небольшой частной клинике Сеула. Приходит только в ночную смену три раза в неделю: пятница, суббота и воскресенье. Выезжает со своим куратором Ким Чунменом на скорой. На что-то серьезное его никогда не отправляли, в конце концов, он всего лишь второкурсник. Обычно на случаи пищевого отравления, обмороков, каких-то переломов и несерьезных падений. Но чаще всего вызывали в ночь с пятницы на субботу: многие, набухавшись в стельку в конце недели, блевали не пойми чем, а Чанель уже привык лицезреть рвоту пьянчуг. Второй по частоте случай — голодные обмороки. Естественно, только девушки, которые изводили себя диетами. Зато представляете какое счастье: очухалась, а над тобой два молодых — и, между прочим, симпатичных, — доктора хлопочут. Поздним вечером, едва началась смена Чанеля, поступил звонок об обмороке парня в их районе. Пак выехал один (Чунмен заболел, а из смены никого свободного не было, поэтому руководоство рискнуло пустить его одного, ведь случай казался несерьезным, а у Чанеля опыта было с лихвой) и через 15 минут был на месте. Там его встретила взвинченная девушка. Когда машина скорой подъехала, она ринулась к ним: — Ну наконец-то! Он уже как 20 минут там полумертвый, я даже не знаю что делать! Осмотрите его скорей, прошу. Пак быстро занялся девушкой, расспрашивая, кем она ему приходится, каким застала и предпринимала ли что-нибудь, параллельно осматривая тело. — Я вообще без понятия, кто это. Шла на остановку, а он еле ковылял передо мной. Потом остановился, оперся о фонарный столб и стоял. А тут как валится, я аж испугалась. Трясла минут пять, и пощечины давала, и кричала — как умер. Потом вам позвонила, больше ничего не делала. Боже, пытаться заставить человека очнуться пощечинами. Она больная? — Хорошо, мы займемся им. Спасибо, что не оставили его в стороне. Девушка ушла. И только тогда Ель разглядел пострадавшего лучше. Какого же было удивление Пака, когда он понял, что это его старый одноклассник Бен Бэкхен. В тот момент он был ну очень красив, признаться честно. Бледная мраморная кожа, прикрытые глаза с едва заметными кругами под ними, аккуратный нос и розовые губы, на подбородке маленькая родинка. У него были светлые крашеные волосы, которые падали на глаза, слабое дыхание, и пот проступил на лбу. Чанель расстегнул его рубашку и увидел его мертвенно бледную кожу тела. Остро выпирали ключицы и ребра, впалый живот едва опускался при дыхании, на груди появились мурашки от холодного ветра. Ель понял, что загляделся. Потянулся к голове и хотел приподнять ее, как почувствовал что-то липкое на затылке. Это была кровь. Ну естественно, упади он просто от голодания, очухался бы минут через 5 как максимум. Видимо, он нехило приложился головой об асфальт. Чанель уложил парня в носилки, что не составило труда: он был легок. Сев в машину и отдав приказ двигаться к клинике, начал проверять карманы парня. Нашел паспорт, в котором было действительно указано имя Бэкхена. А еще там были таблетки для худеющих и ключи от квартиры. Пока машина ехала, он продолжал разглядывать старого одноклассника. Он хорошо его помнил: Бэкхен и в школе еще был таким же красивым, но не настолько бледным и измученным. Он всегда был немного пухлым, но никогда никто не говорил в школе об этом. Вообще-то, все в классе любили его. Но Чанель никогда не был с ним близко знаком, поэтому ничего сказать об их отношениях не мог. Видеть старого одноклассника в таком виде было больно, ведь Пак помнил, каким жизнерадостным и простым парнем он был. Странно, что Чанель никогда не замечал красоты этого парня. Хотя как он мог заметить в школе? Ведь он осознал свою ориентацию только в университете, когда встретил Кенсу, с которым у него год были отношения. Тем временем машина уже подъехала к клинике. Там их встретил освободившийся сменщик и помог доставить пострадавшего в палату. Далее Бэкхеном занялись медсестры и врачи, а Чанель, отдав отчет, вернулся к себе. В тот вечер поступило еще пару звонков, и Чанель быстро и оперативно с ними справился, однако по ходу работы не мог перестать думать о Бэкхене. К концу смены, почти под самое утро, Пак решился зайти в палату Бэкхена. В свете меркнущей луны он был еще красивее. Пак присел на его койку, прислушиваясь к ровному дыханию спящего. А потом был будто загипнотизирован и потянулся рукой к лицу парня. У него была мягкая и нежная на ощупь кожа, которая матово блестела на свету. Чанель смахнул со лба выбившиеся волосы. Веки спящего дрогнули, брови нахмурились. Ель поспешно убрал руку, испугавшись того, что Бэкхен застанет его за этим. Он разлепил веки, сощурился, помотал головой, но тут же прекратил, ойкнув от боли. — Не двигайся. Ты в больнице, упал в обморок на улице, и тебя привезли сюда. — Долго я пролежал? — у него был немного хриплый голос, потом он откашлялся. — Извините, можно мне воды? — Тебя вырубило на 6 часов, может, чуть больше. Держи, — Чанель протянул стакан с водой и помог Бэкхену привстать. Тот жадно припал к сосуду и начал шумно глотать. — Ничего не болит? Как себя чувствуешь? Бэкхен опустошил стакан и вперил взгляд в Чанеля. Он не видел, кто был перед ним, но теперь тщательно пытался разглядеть собеседника, потому что было что-то до боли знакомое в его басе. — Эм, Чанель? — он неуверенно смерил взглядом человека в халате. — Ого, а ты быстро узнал меня, — Чан был приятно удивлен. — Обычно требуется хотя бы 15 минут, чтобы понять, что это я. — Ты…так изменился, — хотя в комнате царил полумрак, Бэкхен мог разглядеть красивые черты лица старого знакомого. — Знаю, теперь я больше не худощавый очкарик с брекетами. И ты тоже изменился. — Ты не был худощавым! — Бэкхен дернулся, но тут же схватился за голову и поморщился от боли. — Успокойся, тебе нельзя делать резких движений. Бэкхен все равно не унялся и продолжил: — Ты был нормальным. И сейчас нормальный, — понуро сверля взглядом одеяло и сминая в пальцах больничную простынь. Чанель хрипло засмеялся. — А вот ты не очень. Что с тобой случилось? — Ничего. Просто хотел избавиться от этой отвратной хомячьей колбасоподобности. — Ты был миленьким, — Бэкхен удивленно вскинул голову. — И кто сказал, что ты колбаса? — Эм, ну…мой бывший. — Бэкхен, ты с каких пор.? Ну, этот? — «бывший» удивило Чанеля, потому что он и допустить не мог, что Бен окажется не натуралом. — Ты шутишь? Вся школа знала всегда об этом. Ну, хотя откуда ты мог знать, ты же всегда уходил домой первым и почти ни с кем не говорил, — Бэкхен грустно улыбнулся и на время смолк. Оба молчали, каждый думая о своем: Чанель все еще не мог поверить словам Бэкхена, а последний слишком волновался, чтобы еще что-то сказать.  — А ты все еще ненавидишь таких? — Я? — Пак не понял вопроса. — Мне вообще-то по-барабану всегда было. Я сейчас…эм, вообще-то тоже. И без того большие глаза Бэкхена округлились и он спросил: — А как же тогда, в школе? Flashback Мужская раздевалка после урока физкультуры. Чанель переодевается в углу раздевалки, повернутый ко всем спиной, и стягивает футболку. Он надеется, что никто не увидит его худощавое тело, и спешит накинуть рубашку. Но его одноклассник Чондэ выхватывает ее у него и говорит: — Эй, Пак Чан, ты чего вечно тыришься в углу раздевалки? Не стесняйся, тут же все свои. — Отдай, Чондэ, — Чанель попытался выхватить предмет одежды, но тщетно. — Что тут такого? Никто не будет смеяться, ты же не монстр. — Эй, Чондэ, верни ему, — вмешался Бен Бэкхен. — Зачем заставлять, если он не хочет? — Тебе-то какое дело, хомячок? Или не хочется увидеть нашего голого Чанни, чтобы в своих голубых снах вспоминать, а? — он ткнул локтем в бок Бэкхена и игриво улыбнулся. — Ну давай, Чанель, покажись уже, мы все ждем. Чанель, ссутулившись, стоял, не в силах показать свое тощее тело всем замершим в ожидании одноклассникам. — Хэй, Бэкхенни, уговори его, — Чонин толкнул Бэкхена к Чанелю, что тот чуть не упал на него. — А вы гармонично смотритесь вместе, Тимон и Пумба. «Они что, издеваются надо мной? Специально сравнивают полного Бена и меня, чтобы я выглядел скелетом на его фоне? А он сам на кой-черт полез?» — эти мысли проносились одна за другой в голове Чанеля, и он оттолкнул Бэкхена, зло сказав: — Ненавижу таких, как ты. Всех вас ненавижу. Надел снова футболку и выбежал из раздевалки. А парни остались стоять, осознавая, что перегнули палку с шуткой. А вот у Бэкхена в глазах стояли слезы. The end of flashback Чанель долго не мог вспомнить, что же такого было в школе, но тут перед глазами встала неприятная картина. Честно сказать, он уже и не помнил, чем все закончилось. — Эм, я никогда не говорил, что ненавижу таких. — Ты мне сам тогда сказал, — у Бэкхена подрагивал голос. Чанель напряг свои мозги и наконец сумел вспомнить. — Черт, прости, я тогда перегнул. Но я вообще-то о другом говорил. — О чем? — у Чана чешутся руки откормить этого ребеночка перед ним прямо сейчас, особенно когда он так невинно задает вопросы. — Меня выбесили Чонин с Чондэ. А ты просто рядом был, я почему-то думал, что ты вместе с ними смеешься… Извини, меня тогда от эмоций всего накрыло. Я не хотел. Ты, вообще-то, мне нравился всегда, хотелось с тобой подружиться. Но ты что-то потом меня избегал. У Бэкхена блестели глаза в тусклом лунном свете. — Эй, что такое? — Чанель нагнулся к Бэкхену, который выглядел очень мило, словно щеночек. — Я…думал, ты меня ненавидишь. Черт, я все неправильно понял. — А зачем плачешь? — Чанель всегда, всегда, всегда все портит. За это ему хочется прямо сейчас ударить себя, потому что он заставляет и без того настрадавшегося Бэкхена плакать. — Чанель, знаешь… Тогда, в школе, ты… мне нравился. Чанель замер, обрабатывая. Вот этот миленький Бэкхен, любимец учителей и одноклассников, любил дрыща и незаметного Пак Чанеля? — Я…Прости, я не знал, — единственное, что он может сказать. — Ты мне очень нравился. И худею я из-за тебя, — он всхлипнул и начал утирать слезы. — И избегал я тебя из-за того случая. И ты мне всегда нравил-лся, — у Бэкхена начал еще сильней дрожать голос. Чанель не выдержал, потянулся к Бену и крепко обнял. Он позволил Бэкхену уткнуться мокрым от слез лицом ему в шею, а сам одной рукой гладил его по спине. — Прости меня, прошу. Я не знал, честное слово. Я не хотел. Ты всегда был красивым, и быть таким истощенным тебе не идет. Не изнуряй себя, и прошу, прости меня. А Бэкхен просто тихо всхлипывал в плечо Паку, сминая в пальцах его белый халат. Ему понадобилось пять минут, чтобы наконец успокоиться. Потом он отпрянул от Чанеля, вытер красные глаза и улыбнулся самой невероятной улыбкой: — Прощаю. В свете луны, такой маленький, хрупкий в явно большой для него футболке, красный от слез, но так невыносимо лучезарно улыбающийся, он был прекрасен. Чанель сглотнул от вида этой картины и, покраснев, спросил: — А такой я тебе все еще нравлюсь? — Еще больше, — и в уголках его глаз появились морщинки от улыбки. Паку стало жарко, а Бэкхен тем временем продолжил: — Когда я выпишусь, сходим куда-нибудь? Боже, ну разве тут откажешь?