Такой же, как и я

— Давай же, блядь, поведай мне, что во мне такого особенного! Тревор пожимает плечами. — Не знаю, — отвечает он, делая ещё глоток пива, и хмурится, избегая настойчивого взгляда Майкла. — Не заливай мне, — шипит Майкл и передвигает стул, чуть сокращая дистанцию между ними. — Ты знаешь, почему именно всё ещё зависаешь со мной, хотя я тебя поимел как только можно. Несмотря на то, что я врал тебе, бросил тебя, игнорировал тебя, из кожи вон лез, чтобы ты меня возненавидел. — О да, просто потрясно, давай, продолжай напоминать мне обо всё том дерьме, которым ты меня поливал, — огрызается Тревор, резко поворачиваясь лицом к Майклу; нахмуренные брови не предвещают ничего хорошего. Майкл его взгляд выдерживает: — Так, Ти, кончай и ответь уже на мой вопрос. Во взгляде Тревора мелькает неуверенность. Он отворачивается и под пристальным вниманием Майкла начинает подбирать слова: — Может, потому что ты такой же, как и я, — наконец, произносит он тихо, и брови Таунли приподнимаются в удивлении. — В смысле, мы оба наполнены злобой, неконтролируемы, и то одно, что нас в живых держит, — это преступления, которыми мы наслаждаемся всеми фибрами наших душ. Это всё, что мы за эти тридцать лет знали, и всё, что мы когда-либо будем знать. Только так мы чувствуем себя целыми, только так мы ощущаем себя... ну, настоящими. Мы оправдываем собственные поступки нашим воспитанием и виним окружение за наши приступы агрессии. Но мы оба знаем, что это не так. Просто мы такие, какие мы есть. Какой-нибудь там идиот, что мимо нас идёт, не он виноват в нашей депрессии, в отсутствии удовлетворения. Но когда я с тобой, всё это блядство значения не имеет, понимаешь? Я могу просто быть собой, я могу не притворяться кем-то ещё. Ни с кем кроме тебя я так себя не чувствую. Как будто мы две стороны одной медали. Мы дополняем друг друга. Мы просто, блядь, должны быть вместе. Тревор делает большой глоток пива, а Майкл пытается осознать сказанное. Он отводит взгляд от своего старого друга и вздыхает так, будто он не удовлетворён ответом. — То есть ты, блядь, со мной только ради этого волнения? Чтобы жажду крови и хаоса утолить? — спрашивает он, даже не пытаясь скрыть разочарование в голосе, и подносит горлышко бутылки к губам. — Да нет же, тупливый, блядь, идиот, — раздражённо шипит Тревор, — потому что… — его голос смягчается. — Потому что ты принимаешь меня таким, какой я есть. Ты не критикуешь меня, тебя не волнуют мои провинности и ошибки. Ты не говоришь мне, что делать и что не делать, никак не комментируешь происхождение, одежду, дом. Ты принимаешь моё странное чувство юмора, мою агрессию, не прерываешь, когда я груб с кем-то, и когда я, блядь, в тебе нуждаюсь — ты рядом. Ты поддерживаешь меня. Ты слушаешь мои гневные речи и жалобы, ты пытаешься помочь мне и не оставляешь меня одного, когда всё летит к чертям. Ты, конечно, постоянно меня подстёбываешь, но я знаю, что это лишь стёб, ты не думаешь так на самом деле. Да даже вот возьмём наркоту. Ты не прекратишь называть меня ширяльщиком, но наркоту никогда не запретишь принимать. Ты позволяешь мне творить, что я хочу. Потому что ты доверяешь мне. Ты даёшь мне жить так, как я этого хочу. И лучше этого я, блядь, представить не могу. Майкл чувствует, как его лицо загорается красным от смущения. Он просто ошарашен честностью Тревора. Он медленно поворачивает голову, чтобы взглянуть на Тревора, и задерживает дыхание, встречая его спокойный взгляд. Таунли чувствует, как немного ускоряется его сердцебиение, он совсем не привык принимать комплименты. Взгляды их переплетены, и в один момент, Майкл может поклясться, проскакивает в них какое-то разочарование и меланхолия. Но не хватает ещё чего-то. Майкл чувствует это. Он не тупой и не слепой. Ещё раз преисполняясь каким-то неистовством, он придвигается ближе. Тревор смотрит на него удивленно. — Может, есть что-то ещё? — спрашивает Майкл охрипшим будто от простуды голосом. Тревор поднимает бровь и пытается прочесть выражение его лица, на которым написано любопытство и какое-то… желание. Глаза у него бегают, затем на секунду расширяются… и он, поняв, усмехается. — Да, кое-что было, — добавляет он, — до того момента, как ты решил провести свою никчёмную жизнь без меня. — Я не решал такого, — шипит Майкл, и лицо его сразу искажается в гневе. — Да хера с два ты не решал! — кричит Тревор в ответ, наклоняясь ближе, сощуривая глаза. — И не надо мне скармливать ту душещипательную историю о том, что ты всё это сделал для семьи и выбора у тебя не было. — Это не значит, что я решил тебя бросить, — тихо произносит Таунли под бешеным взглядом Тревора. — Зато ты решил предпочесть дешёвую стриптизёршу мне, жениться на ней, позволить ей родить твоих детей, и всё это, чтобы избежать той жизни, которую ты делил со мной, — рявкает Филипс, сжимая зубы. Майкл чувствует, как внутри начинает клокотать гнев, руки сжимаются в кулаки и разжимаются, дышит он размеренно через нос… Но Тревор ещё не закончил. — Как я она тебя любила хоть когда-то? Поддерживала, подбодряла ли, пыталась ли настроение поднять, принять все твои большие и мелкие ошибки? Как вижу это я, она лишь тянула тебя на дно, и что бы ты ни сделал, она заставляла тебя чувствовать так, будто этого недостаточно. Никогда она не была тебе благодарна и никогда не будет. Это прямо как у меня и моей матери... Он делает короткую паузу, набирает дыхания. — Мы могли иметь всё, слепой ты дебилоид. Но ты отверг меня. Ты ж, блядь, знал, что я к тебе чувствую. Но тебе всегда было поебать на это. И теперь, когда жёнушка твоя тебя больше не любит, ты заявляешься ко мне, одинокий, брошенный, несчастный мешок дерьма, каким всегда и был. Таунли поджимает губы, пытаясь удержать оскорбления внутри себя. Вместо этого он хватает Тревора за запястье, дёргает к себе, заставляя мужчину дёрнуться. — А теперь слушай сюда, тупой ты засранец, — рычит Майкл; на его лице мимолётно отражается удивление, когда взгляд Тревора стекленеет. — Да заткнись ты нахер, — почти что всхлипывает Тревор; нижняя челюсть почти неконтролируемо трясётся. Он тыкает пальцем свободной руки в Майкла, дышит сквозь зубы. — Хватит уже твоей лжи! Хватит с меня на всю жизнь! Ты меня никогда не любил, не так как я тебя! Тебе только нужен был дурачок под боком, чтобы скучно не было! Ты никогда не хотел быть со мной, не так, как я хотел быть с тобой. Но знаешь что?! — Его голос повышается даже сквозь сжатые зубы, его лицо так близко к лицу Майкла, что ещё немного — и прикоснутся. — Я тебя больше не люблю! Я не дам тебе ранить меня снова! Только это ты делаешь с людьми, да? Ранишь их! Майкл усиливает хватку на запястье Тревора, он весь трясётся от гнева, но не может сказать ни слова в свою защиту. — Ты сделал мне больно, когда сказал, что женишься на ней. Ты сделал мне больно, когда ты умер. Ты сделал мне больно, когда я, наконец, нашёл тебя в этом фальшивом городе говна, и ты сделал мне больно, когда я осознал, что ты игнорировал меня целых девять, блядь, лет! — Я скучал по тебе, — ломаным голосом вставляет Майкл, будто бы пытаясь, наконец, защитить себя. — Это не идёт ни в какое сравнение с тем, что испытывал я все эти годы. А ещё я знаю, что настанет время, когда мне снова придётся скучать по тебе! Внезапно ярость во взгляде Тревора сменяется болью. Это становится последней каплей для Майкла. Не думая, не осознавая даже, он хватает Тревора за затылок и притягивает его к себе, увлекая в дикий, отчаянный поцелуй. Ему не важно, хочет Тревор этого или нет, — он сам хочет этого. Нет больше сил справляться с чувством вины, отрицать. Нет больше сил выслушивать эти обвинения. И нет способа утихомирить Тревора проще, чем заткнуть его поцелуем, хоть это и заставляет нутро Майкла замереть, а его мир — перевернуться. В первый раз за долгое время Майкла переполняет желание поцеловать кого-то. Его отношения с Амандой, суть, теперь существовали только на бумаге, и ни он и ни она и не пытались вернуть интимность в их общение. Услуги от других женщин казались чем-то пустым, бессмысленным. Он мечтал снова почувствовать чью-нибудь любовь. И тот единственный, который обожал Майкла именно так, как тот хотел, теперь будто бы пытался скопировать Майкла, плевался словами отрицания, пытался убедить себя в том, что чувства исчезнут, если пытаться от них отречься. Может, он был и прав. Может, Майкл такой же, как и он. Чёртов Тревор всегда прав. В ту секунду, когда Майкл чувствует, что Тревор вот-вот сдастся, вот-вот отдастся поцелую полностью, ладонь грубо отпихивает его ударом в грудь. Майкл смотрит на того непонимающе и пытается восстановить ритм дыхания. Тревор делает несколько вдохов через рот, без единой эмоции на лице. — Я не замена для твоей жены. Ты сделал свой выбор. Вот, блядь, и живи с ним. С этими словами он встаёт, допивает пиво и уходит. В холодной темноте ночи Майкл остаётся один.