Зверобой

      Кирен долго барабанит в дверь старенького бунгало Эми, и так еле выстаивающего под натиском урагана, который будто сотней молоточков ударяет крупными каплями по черепице и тонким стенам. Дождь смывает злые слёзы с лица. Дверь распахивается от порыва ветра, и Саймон не успевает её удержать, подхватывая вымотавшегося бегом Кирена.       - Я останусь? - выдыхает он с вопросом. И в его умных глазах плескается столько обиды, что Саймон просто не может отказать.       Уокер остаётся на целую неделю. Целую неделю Саймон постоянно счастлив. Он будто приютил у себя дикого зверька. Разговоры становятся откровеннее. Уокер смущается, в который раз замечая, что вызвал интерес. А Саймон еле успевает отвести взгляд, когда Кирен, разморённый и тёплый после душа, подсаживается рядом с альбомом, и всё же умудряется разглядеть знакомые черты на листе, который мальчишка поспешно переворачивает. Монро часто застаёт паренька за живописью. Кирен может рисовать на подоконнике или пристроившись на стуле в кухне. Ему удобно и в увядшем саду за домом, на скамье под старой грушей, где однажды его и застаёт мужчина. Кирен сосредоточен, он то и дело облизывает верхнюю губу, открывая зубы. Саймон смотрит с крыльца, как слабый ветер ласково ерошит светлые волосы парня, как тот кутается в одолженную куртку, на два размера больше, чем надо, и чувствует, что спокоен. Что не нужно искать несуществующий смысл жизни, что Кирен Уокер, его маленький оленёнок, обязательно сможет заполнить пустоту, так долго лелеемую внутри. В этот же день Кирен приходит в комнату к Саймону со своей подушкой и одеялом. Выглядит он крайне очаровательно, и руки чешутся пригладить непослушный хохолок на макушке. Кирен молча ложится рядом. Снова кошмары. Вместе с прежней чувствительностью возвращаются и призраки прошлого. Накатывают солёной кровавой волной. Саймон долго не спит, задумчиво наблюдая за ночным гостем, прикрывает его одеялом, следит за трепыханием светлых ресниц, готовый в любую секунду остановить тяжёлый сон, но дотронуться не решается – Кирен уже давно мёрзнет, и ледяное прикосновение омертвевших пальцев может потревожить его. До конца недели Кирен отказывается спать на софе в гостиной. Старые скрипящие пружины колют бока. Саймон знает настоящую причину, но молчит. Видимо, Кирен замечает его сочувствующие взгляды, потому что шарахается при встрече и сбегает в сад. В саду меньше всего заметно присутствие Эми. Выложенные камнем тропинки поросли травой, кустарники разрослись, напоминая мифических животных. Саймон знает много легенд. И одна из них про жёлтый цветок с алыми кровавыми каплями, который крутит в пальцах Кирен.       - Hypericum perforatum. Зверобой,- будто по секрету Саймон шепчет на ухо, обнимает рукой за плечи, накрывает чужие длинные пальцы, озябшие на холоде, своими, ничуть не теплее. – Говорят, отвары хороши против депрессии.       Монро поджимает губы в печальной улыбке и сам не верит в свои слова. Цветок, так ясно выражающий всю суть двенадцатого апостола, падает на землю, и Саймон наступает на него ботинком, кроша тонкие лепестки, в надежде, что конь из старинной легенды унесёт как можно дальше на своей лоснящейся от долгого бега спине. И утром, после промозглой ночи в пути, когда Саймон очнётся, он не будет знать окружающих его людей, и не будет столь безрадостных пейзажей вокруг, и Кирен будет рядом. Родной и оставивший всю выворачивающую наизнанку боль позади. Но сказочное существо не является.       Они вдвоём возвращаются в дом, прячутся под тёплым ворсистым пледом. Кирен подтягивает на софу свои длинные ноги, утыкается пальцами в вязаных носках в бедро Саймона, греет ладони чашкой с тёплым чаем. Монро разглядывает паренька из-под полуприкрытых век, подпирает рукой щёку. Будь он живой, на коже растеклось бы красное пятно, но она остаётся девственно чистой и бледной. В этот раз Саймон сам целует Кирена. Осторожно берёт совсем не обжигающую чашку из его рук, отставляет на столик и прижимается сухими губами к виску. Они сидят так какое-то время, пока Саймон не решается коснуться поцелуем мягких розоватых губ. Он не спешит отстраняться. Теперь некуда убегать, не от кого прятаться. В доме так тихо, что слышно мерный стук часов с кухни. Кирен льнёт доверчиво, цепляется пальцами за свитер, путаясь в шерстяной вязке, и не замечает разницы в температурах. Засыпает на коленях у Саймона. И пружины больше не мешают видеть спокойные сны.       Потом Кирен возвращается домой. Долго извиняется за то, что надоедал, прижимается тёплым телом к поникшему Монро. Пропадает. Джем понимающе ловит безрадостный взгляд Саймона, когда тот в который раз проходит мимо дома Уокеров, ловит его на улице, придерживая за плечо, шепчет на ухо: “Домашний арест”, а вечером проводит в дом, пока родители отсутствуют за покупками. Саймон замирает у двери, вежливо стучится, хоть замок и закрыт, поворачивает ключ и заглядывает в полумрак комнаты. Кирен подслеповато щурится от света, падающего из коридора, отходит от дрёмы. Сегодня новолуние. В руке Монро пучок полевых цветов, шляпки покорно свешиваются к земле каплями янтаря.       - Я останусь,- шепчет он и сцеловывает с губ благодарную улыбку.