Мученик

       Сердце готово было выпрыгнуть от чувств злости и желания крушить, которые в тот момент он испытывал.        Противник, стоящий перед ним, — его злейший враг и ненавистный ему человек, — улыбался, растягивал тонкие губы в язвительном оскале, а разномастные глаза сверкали тем безумием и властью, коими обладал этот на самом деле сумасшедший.        «Какая… Трагическая история»        «Рыцарь Пандоры растерян?»        «Жизнь Принцессы в величайшей опасности!»        Руки прижимали к груди горячее тело: дрожащее, оно билось в лихорадке. Его дорогая Госпожа, свалившись под давлением жара, дышала тяжело и отрывисто, шепча невнятные слова — не то умоляя, не то прогоняя.        «Если меч Рыцаря пронзит служителя Тьмы и заберёт его жизнь…»        «Прежде чем брызнет кровь, противоядие…»        «А вместе с ним и жизнь Принцессы… разобьётся о землю»        Улыбка, смешки, подрагивающие от подходящей истерики плечи — в этом был весь нрав златовласого, хитрого и беспощадного, как описывали его многие.        И глядя в тот момент в лисий прищур проклятого глаза, Рыцарь понимал: не психопат или безумец, помешанный на собственном самолюбии — перед ним был настоящий Дьявол.        «Так что скажете, Господин Шляпник?»        «Теперь Вы… выслушаете мою просьбу?»       

~ ~ ~

       Тусклый свет почти слепил и раздражал взор. Мужчина смотрел на горящую свечу неотрывным взглядом, надеясь, наверное, тем самым сосредоточить всё своё внимание на чёрных пятнах, пляшущих перед глазами, но новый удар по оголённой коже спины из раза в раз выбивал его из реальности, почти сразу же возвращая, напоминая, где он, кто он, что происходило.        И воспоминания о таком, пожалуй, были не самым лучшим явлением.        Прикрыв глаза, он опустил голову. Дыхание его было тяжелым, нередко он чувствовал, что воздух и вовсе не поступал в лёгкие, оттого и закашливался, чувствуя противный солоноватый вкус собственной крови во рту. Мужчина не знал, сколько уже простоял так, на коленях, подвязанный цепями за руки вверх, как не знал того, сколько его, не жалея, хлыстали тонкой плетью по спине.        И он уже окончательно перестал чувствовать её, и единственное, что представлял из себя данный участок тела, — горящее и кровоточащее месиво из ободранной кожи и порванных мышц.        Но, кажется, подобное волновало только его одного.        Ещё удар, и он, широко раскрыв неприкрытый белесыми прядями глаз, посмотрел перед собой: на закрытую дверь, на мешающую лампу, улавливая вещи, лежащие за ней. Испачканные кровью, — его собственной кровью, — выброшенные, дожидающиеся новой пытки. А он только сжимал зубы, покорно терпя каждое издевательство.        Так было нужно, он ведь обещал.        Всё ради защиты.        — Как-то ты… приутих… — голос позади казался разочарованным, расстроенным, а когда владелец его, сверкая разноцветными глазами, присел сбоку, мужчина скривился в отвращении и попытался отвернуться. — Ну-ну, Зарксис, не прячь своё прекрасное личико!        — Убери свои руки, Винс, иначе я их тебе оторву, — огрызнулся на него Брейк, когда тот, ухватив его за подбородок, попытался повернуть к себе.        — А я уже начал переживать! Видимо, зря, — ответил ему Найтрей, выпрямляясь и отходя обратно за спину.        Зарксис не видел, но слышал своего мучителя. Как он, расхаживая из угла в угол, разглядывал пленника, негромко, демонстративно прихлопывая кожаным хлыстом по собственной руке. Только вот не приступал к очередным ударам, чего-то выжидая, рассматривая, думая, что бы сделать теперь, раз Шляпник, потеряв чувствительность в данном месте, просто игнорировал новые попытки заставить страдать ещё больше?        Губ Винсента коснулась усмешка. Он знал, что можно было предпринять.        Хлыст с тихим стуком был отложен на небольшой столик. Зарксис не знал, что на нём находилось, а если быть точным, просто не успел разглядеть. Но подозревал, что был наложен обилием различных предметов для того, чтобы если не убить, то вдоволь помучить его самого.        Правда, хлюпающий звук открытия какой-то бутылки явно пришлись Шляпнику не по духу.        Он знал, что ожидать от Найтрея-младшего можно было всё, что угодно, — по всей видимости, то было у них в крови, — но не думал, что тот, выудив откуда-то целую бутылку, наполненную спиртом, просто сверху обольёт ею всего Брейка. С головы, по прядям волос и стекая прямиком на спину: туда, где рваными полосами красовались глубокие тонкие раны.        И Винсент буквально упивался новым криком, заполнившим комнату. Громкий, протяжный, полный боли, а в разномастных глазах сияло столько восторга и восхищения, что по рукам и спине юноши прошлись щекотливые мурашки.        Подобное — просто музыка для его ушей.        — Твой голос столь прекрасен, Зарксис! — сказал Найтрей, коротко отсмеявшись. Он отставил бутылку обратно под стол и, преодолев расстояние в пару широких шагом, опустился на корточки напротив мужчины.        Полностью промокший, пахнущий мерзким, как считал Винсент, спиртом. Он стекал с волос по плечам, по оголённой груди и до самых брюк, оставляя на них тёмные пятна. Прозрачные капли с еле слышным эхом падали на каменный пол, и юноша видел, как Брейк ёрзал на месте, пытаясь, наверное, подняться, но не мог: не имея сил, выдохшись, потерявшись.        Голова была опущена, и тогда Винсент вновь протянул руку, поднимая её, убирая промокшие пряди и заглядывая в чёрную пустоту, спрятанную за длинной чёлкой.        Звякнули цепи, мужчина отшатнулся, вновь пряча лицо.        — Сейчас ты особенно прекрасен, — прошептал Винсент, но, внезапно дёрнувшись, осенённый неожиданной мыслью, выдал: — Но было бы намного прекраснее, если бы называл меня «Господином».        — Ты перегибаешь палку, Найтрей! — огрызнулся на него Зарксис, одаривая ненавистным взглядом.        — Да? — он пожал плечами. — А я так не считаю.        Игра в гляделки страшно напрягала, и совсем скоро Зарксис отвёл взгляд в сторону, вызывая очередной смешок от Найтрея. А тот сидел напротив, упершись локтями в собственные колени, смотрел на него, думая, что же делать теперь? Когда все игрушки его уже давно были использованы и теперь, липкие от крови, лежали в общей куче? Он ведь ещё не сломил его дух! Не подчинил себе.        А ведь Винсенту так хотелось, чтобы именно этот человек был в его власти.        Пока юноша размышлял об этом, взгляд его цеплялся за капли, опадающие вниз, на пол. Вот, ещё одна сорвалась с места, но в этот раз упала на плечо и, задержавшись на нём на одно жалкое мгновение, покатилась вниз, по груди и меж рёбер, оставляя мокрый, впрочем, почти незаметный хвост.        И, заворожённый подобным, Винсент, даже не думая над поступком, поддался странному желанию: упёрся коленями в холодный и взмокший пол и, приблизившись к открытой шее Шляпника, провёл по ней языком. Во рту тут же появился противный привкус алкоголя, разгорающий в глотке пламя и вызывающий тихий смешок со стороны Сони.        Однако сам Зарксис не оценил подобное действие, и звон цепей оповестил об этом зачинщика игры.        — Что за игрища ты здесь устроил? — прошипел Шляпник, и Винсент, проведя кончиком носа от шеи до уха, тихо хохотнул.        — Игра? — переспросил он, опаляя дыханием кожу мужчины. — А, знаешь, это неплохая идея.        После данной фразы Зарксис успел пожалеть о том, что согласился на условие Сони, наверное, в сотый раз.        Винсент прикусил мочку уха и, совершенно наглея, положил руки на талию, проходя ими дальше, а после и вовсе укладывая на бёдра поверх жёсткой ткани брюк. От подобного Брейк зашипел, подобно рассвирепевшему коту, но то лишь забавляло юношу, и он продолжал свои игрища, понимая, что подобное ему нравилось куда больше хлыстов и подвешиваний.        И что подобное вызывало гораздо больше сопротивления от самого Зарксиса.        Каждая попытка Брейка вырваться, отпрянуть или укусить того в ответ заканчивались провалами, но именно эти провалы и обозлённые реплики проклятий будоражили кровь Найтрея. Он возбуждался от хриплого голоса у самого уха, от случайных прикосновений к оголённой коже и взглядов на неё.        И никогда бы он не подумал, что возбудить его могло крепкое мужское тело, но теснота в брюках отягощала и вызывала почти истеричные смешки.        У него встал! И не на кого-то, а на, казалось бы, одного из главнейших неприятелей во всём мире!        Обойдя истерику стороной, Винсент поднялся на ноги. Зарксис смотрел на него злым взглядом, не смея отвести глаз, улавливая каждое движение, но опешил, когда юноша, встав прямиком напротив него, уложил ладони у того на плечах, чуть притягивая к себе.        Только в этот момент Брейк позволил себе отвести взгляд от хитрых разноцветных глаз и, заметив выпирания в области паха, зажмурился, скривившись в отвращении и отвернувшись.        Опасения его, увы, сбылись.        — Окажете мне услугу, Господин Шляпник?        — Только через мой труп! — прошипел тот, всё так же не рискуя поворачивать голову.        — Ты хотел сказать, только через труп Госпожи Шерон? — Брейк коротко вздрогнул. — Не забывай, Эхо находится рядом с ней, и одно моё слово, как твоя наилюбимейшая Принцесса падёт от смертельного яда.        Ради Шерон… ради той, кого он клятвенно обещал оберегать…        Открыв глаза, мужчина сразу же поднял взгляд вверх, нахмурившись, но всем видом показывая, что согласен на такое условие. То было унизительно, — хотя слабо назвать подобное состояние унижением, — но иного выбора не было.        Найтрей был коварен, подл и хитёр, но держал данное слово.        К сожалению, это была единственная его положительная черта характера.        — Только делать ты должен всё сам. Всё, — уточнил Винсент, довольствуясь выражением лица своего пленника. И, ухватив того за волосы, приподнял лицо, уже более строго, но не без насмешки добавляя: — И если попробуешь укусить, знай, что так просто этого я не оставлю.        «Грёбанный извращенец», — с отвращением подумал Зарксис. Голову его отпустили, и он, прикрыв глаза, поддался вперёд. И ладно бы были свободны руки! Приходилось действовать одними зубами.        Зацепившись передними за самый уголок, Брейк приподнял и дёрнул тот на себя. С пуговицей, благо, проблем не возникло, хотя бы с первой и самой большой. На второй он чуть было не прикусил себе язык, отчего чертыхаясь, отпрянул, чувствуя привкус крови. Вновь.        Когда же с застёжками было покончено, мужчина оттянул ткань рубашки, заправленной внутрь. Всё это время он не смел открывать глаза, стараясь даже не думать о том, чем занимался, но когда, приступив к белью, он нижней губой почувствовал твёрдую плоть, но ком невольно встал у него в горле. Делать этого совершенно не хотелось, и он бы с радостью проучил этого нахального мальчишку, но…        Но страх не давал ступить против его слова.        Когда с тряпьём было покончено из груди Зарксиса вырвался тяжелый вдох. Вроде как, самое сложное было позади и теперь ему оставалось только…        От одной мысли мужчина скривился, а, прикрыв глаз, и вовсе чуть не взвыл, до последнего надеясь, что это такая шутка, и сейчас его отпустят, посмеются, говоря: «какой тот наивный идиот!». Только вот его никто не отпускал, а выжидающий и нетерпеливый взгляд сверху давал понять, что останавливаться не стоило.        Он расправится с этим быстро — именно с такой мыслью Зарксис подавил в себе отвращение и, разомкнув потрескавшиеся губы, взял член Винсента в рот: одну только головку, но и этого хватило, чтобы его начало тошнить, а в голове билось единственное желание — сбежать.        И он бы сбежал, пренебрегая всем, не смея переступить через это, но сам Найтрей ухватив того за затылок, толкнул мужчину дальше, заставляя заглотить его член до самого упора. И именно в этот момент Брейк почувствовал едкий привкус желчи вместе со вкусом чужой спермы и собственной крови.        Из глаз хлынули слёзы, Зарксис буквально задыхался, но Винсента то не заботило, и он насиловал его в рот, уже наплевав на то правило, — «делай всё сам», — которое поставил несколькими минутами ранее. Приоритетней было получить разрядку, и мужчина так долго тянул с этим делом, что тянущее чувство внизу просто сорвало юноше крышу, и остановить себя тот уже не мог.        Раскрывая рот как можно шире, Брейк думал, что то упростит его мучения, но, увы, уголки губ всё равно покрылись тонкими разрывами, жёсткие корки потрескались, начиная кровоточить, а слюна забивала глотку, и проглотить её было невозможно. Это походило на очередную пытку, но только никакая плеть или деревянные палки не сравнились бы с данным ощущением.        Которое, благо, вскоре закончилось, стоило Найтрею, протолкнувшись как можно глубже, обильно кончить в его рот.        В этот момент, пожалуй, Зарксис и не выдержал: согнулся, напрягая спину, разрывая корки ранок, отчего из них вновь хлынула алая жидкость, закашлялся, сплёвывая сперму и желудочный сок, вырвавшийся из него. Голодавший целые сутки, теперь живот его болел и ныл, а привкус во рту был настолько отвратителен, что, если бы не тот самый голод, стошнило бы его ещё раза три так точно.        И теперь, пытаясь отдышаться, он опустил голову. С губ капала вязкая слюна, из глаз неконтролируемо шли слёзы. Брейк шмыгнул носом и тут же сплюнул, прямиком под ноги Винсенту, который, продолжая молчать, просто наблюдал за каждым действием своего пленника.        Был ли тот доволен? Не то слово.        Удовлетворён? Нет. Этого было чертовски мало.        Обогнув пленника со спины, Винсент дёрнул того за цепи, чуть перемещая их, убирая мужчину из лужи рвотных масс и запёкшейся крови. Только после этого, опав на колени сзади, он обвил его талию руками, прижимаясь грудью к спине и заставляя Зарксиса громко зашипеть от боли. Белая рубашка тотчас пропиталась красным, прилипла к груди, но ни это, ни сырость под коленями не заставили Найтрея отпрянуть, напротив: что-то было в этом очаровательное, возбуждающее его тело по новой.        Ладони, пройдя по животу, опустились вниз, ухватываясь за пряжку ремня. Брейк не просто ругался — он кричал, покрывая всеми известными оскорблениями этого «несносного мальчишку», на что тот лишь тихо хохотал, усмехался и целовал его в плечи и шею. Словно алкоголь, сделавший бледную кожу липкой, проник в его разум, пьяня и заставляя поступать так, как он поступал.        — Разрешишь ли ты взглянуть на тебя с этой, — Винсент опустил руки, забираясь под брюки и ухватываясь за бёдра Зарксиса, — стороны?        — Если ты сделаешь это, я убью тебя, — прошипел в ответ Брейк, содрогаясь от поступившей злости.        — Спасибо за разрешение, — съязвил Соня, спуская ткань ниже и разводя ноги мужчины в разные стороны.        Шляпник был сильнее, упорнее, могущественнее! Но теперь, скаля зубы и кусая губы, он нервно скрёб ногтями по внутренней стороне собственных ладоней, принимая унижение и противные ласки со стороны вроде как даже врага. Проклиная, он лишь в пустую бросал на воздух слова, тем самым веселя своего мучителя, который, проведя пару раз рукой по собственному члену, попытался войти в сдавшееся тело перед ним.        Получилось то не сразу — сказать точным, первая попытка была провальной. Но зато вторая, когда юноша, раздвинув ягодицы, резко толкнулся, он смог войти, чувствуя, как его с силой сжали внутри. Больно было не одному ему, и Брейк, чуть ли не прикусив себе язык, разразился в болезненно стоне, прогнувшись и перебирая коленями, пытаясь отступить. Но кто бы ему дал пути к так называемому побегу?        Начать движения Найтрей не мог и тогда решил, что для начала нужно отвлечь Зарксиса на что-то другое. И лучшим, — и, что самое удивительное, действующим, — способом стало прижать ладонь ему к спине, чуть прихлопнув, вызывая волны горячей боли по всему телу. Мышцы тот час расслабились, и тогда Винсент смог толкнуться дальше, входя наполовину и останавливаясь, понимая, что это на тот момент был предел.        Но даже этот предел не остановил его, и юноша, покинув исполосованное тело, вновь вошел в него, более резко и глубоко, отчего Шляпник раскрыл рот в немом крике.        Боль не просто пронзала его тело — она медленно убивала Зарксиса. Он понимал, что сознание его находилось на шатком уровне, и лишь резкие вспышки возвращали его обратно, на землю, не давая уйти в бессознательный сон. Голова шла кругом, его вновь начало тошнить, и всё тело сводило странной судорогой.        Ему не нравилось, ему было неприятно, и эти вдохи и хлопки кожа о кожу лишь вызывали отвращение.        Уйти, сбежать, куда угодно, но более не оставаться в этой комнате с этим человеком.        Хотя в сущности последнего Зарксис уже давно начал сомневаться.        Брейк понимал, что тёплая жидкость, текущая по его ногам — кровь, но уже даже не придавал подобному внимания. Он болезненно выкрикивал, огрызался и скалился на каждый смешок или фразу со стороны Найтрея и просто желал провалиться в сон, чтобы всё это, наконец, закончилось, и он, исполнив обещание, вернулся к своей Госпоже…        Шерон… И как же он мог теперь посмотреть ей в глаза?        Со временем Винсент понял, что стонов и выкриков со стороны Зарксиса он не слышал; тот даже не отвечал на его излишне пошлых замечаний и не вздрагивал от прикосновений. Но понял, в чём дело, лишь тогда, когда, кончив во второй раз, он вышел из изуродованного его же руками тела и, обойдя мужчину со стороны, замечая безучастный взгляд из-под полуприкрытый глаз.        Звякнули цепи, но в не в попытке вырваться, и тело Шляпника без сил опало вниз. Винсент чудом успел подхватить того, аккуратно, стараясь не задеть раны, укладывая себе на колени. И Зарксис, почувствовав свободу, попытался подняться, что-то болезненно промычал, но Соня, тихо шикнув на него, уложил обратно, призывая свою цепь, которая, проурчав что-то сквозь сон, завлекла в него и седовласого мужчину.        И уже потом, стоило тому засопеть сквозь сон, Винсент положил ладонь ему на голову, погладив по волосам, словно какого-то послушного зверька.        — Спите, Господин Шляпник, — негромко говорил разноглазый, перебирая пряди меж пальцев, — вот увидите, проснувшись, всё станет по-другому: намного лучше, чем сейчас.        Губ Винсента коснулась грустная улыбка. Хотелось бы ему верить собственным словам.