Колония для незаконопослушных

      Первый вопрос моих сокамерников был "Ты брат Карла?". - Ну, есть такое, - ответил я. Самый здоровенный, верно, главный из их компашки, резко прижал меня к стене и схватил за шею. - Ненавижу этого ублюдка, он мне тут жизнь портил, срань мелкая, такое маленькое дерьмо, - его аж теребило от злости. Глаза покраснели, на руках выступили вены. Карл, видимо, сильно здесь накосячил, паршивец. Защита. Ну, да. Как говориться, хочешь что-то сделать - сделай это сам. Бью его коленом в живот. Он сгибается, я хватаю и прижимаю лицом к стене, заламывая ему руку за спину. - Ну и ненавидь этого ублюдка, а я при чем? - шепчу я ему на ухо, чтобы другие не слышали. Странно, но они даже не тронулись с места, чтобы спасти своего вожака. Наверное, он привык сам решать дела и запрещает им влезать. Но стоит ему лишь их позвать - мне пиздец. О чем я думал, мать твою? - Ты - брат этой мрази! - то ли шипел, то ли рычал он,- такая же сука, как и он! - Я брат, а не двойник, с чего ты взял, что я такой же? - А что, разве нет? Я ослабил хватку и отпустил его. Он неплохой, только делает вид крутого, а на самом деле вполне нормальный. Могло быть и похуже. - Ты сначала спрашивай, а потом душить начинай, - я отошел на небольшое расстояние, чтобы тот смог немного оправиться. Здоровяк разминал руку. Со злости я, видать, ему слишком больно ее заломил, а у того хватило мужества не закричать, - а если ты Карла так ненавидишь, то откуда знаешь о том, что я его брат? Ты же не из его компашки. - Ходит слушок по корпусу, что брат Карла приходит и все нигеры за него жопу рвут. - Нигеры? - Ну да, братаны Карла, ты че, не знал? Так значит, нигеры. Вот откуда этот черный питомец у Карла дома. С его компании. Очень интересно, как Карл добился такого уважения у них? Ну, как бы оно ни было, я с ними быть не хочу. Я не расист, ничего против не имею, но это не самые доброжелательные люди из всех здесь находящихся. Хотя такие в тюрьме ли вообще есть. - Нет, я вообще ничего не знал о его жизни здесь. К нигерам я не пойду. Все нормально, я свой. - Откуда нам знать, что им ты не скажешь тоже самое о нас? - наконец подал голос смуглый брюнет, сидящий на своей кровати. - Да потому, что я белый, и хочу быть за своих. - Но они же за тебя, - сказал здоровяк. - Но я не за них, - ухмыльнулся я. - Дилан, - протянул он мне руку, - это - Марк, - он указал на смуглого брюнета, - тот, что наверху, - Том. - Йен, - я протянул ему руку, затем Тому и Марку. - Смотри, если перейдешь на их сторону, то найду, отрежу яйца и заставлю их сожрать, усек? - Усек, - рассмеялся я, - слушай, а Микки? Микки Милкович в вашей группе? - Мик? Микки ты лучше не трожь, по ебалу даст без б. Он единственный, кого боятся черные. Я был не удивлен. Он всегда держит все под своим контролем. Интересно, если я к нему подойду, что же он мне сделает? Даст по ебалу или же просто даст?Этого я не знаю. Трудно сказать, последняя наша встреча была не очень приятной и радостной. - А скоро обед? - спросил я. - Как позовут, - ответил Дилан.       Я лег на кровать и закрыл глаза. Снова. Снова лицо Микки. Когда я уже его увижу? Я так скучаю. Что я ему скажу? В голове роится миллион вопросов, а я ни на один не могу найти ответ, поэтому я пытаюсь задать вопросы другим. - А какой он, Мик? - Злой, неподступный, жесткий, - ответил Том, - Его даже мы боимся. И ты бойся. Это нормально - боятся того, кто сильнее. Вторая часть предложения уже доходила до меня смутно. Меня заворожило первое "злой, неподступный, жесткий". Видели бы они, как он сладко стонет подо мной, сразу же перестали его таким считать. Все его боятся. Один я знаю о нем все то, чего никогда не узнать им. То, что он перед всем баром на крестинах собственного сына, признался, что он гей. Переборол страх перед отцом. Ради меня. То, как он переборол страх и поцеловал меня перед всем клубом на людях. Ради меня. То, на что он шел ради меня. Что делал. Как любил. Им этого не узнать. И не нужно. Это то, что никогда никто не узнает кроме нас; наши тайны, наши секреты, наша любовь. - А откуда ты его знаешь? - спросил Марк. - Да так, в одном районе росли. - Вот оно че, - махнул он головой, - знаком с ним? - Немного, - ответил я.       Зазвенел звонок,похожий на сирену эвакуации, но, как я понял по счастливым лицам сокамерников, это был зов в столовую. За нами приходит охрана, открывает дверь и провожает в столовую. Мы подходим к большому столу с поваром и берем подносы с едой. Я даже и не видел, что мне положили, я ищу взглядом Микки. Где же, где же, где же...он... Микки сидит за крайним столом последнего ряда. Один. Мне безумно хочется развернуться и убежать, чтобы он меня не увидел, скрыться и сидеть, чтобы он не знал, что я тут. Но было поздно, он меня увидел. Его взгляд был прикован ко мне, а ложка, находящаяся в его руках, со звоном упала на пол. Я с уверенностью направился к его столу. Не спрашивая разрешения, я сел напротив него. Мы одни. Мы вдвоем. Мы встретились. Какой же он красивый. Эта форма облегает всю его крепкую фигуру. Черные взъерошенные волосы и бездонные голубые глаза. - Привет, Мик. Молчание. Секунда. Две. Три. Четыре. Они тянутся, словно минуты, а он лишь пилит меня взглядом. - Что за хуйня, Галлагер? - ответил он спокойно. - Ограбление. - Они знают, что ты... - Нет, - ответил я прежде, чем он закончил, - это не припадок. Я это делал в здравом уме. Микки не отрываясь смотрел на меня. Словно в душу заглядывая. - Тогда удачи на зоне, - он взял кусок хлеба с подноса и поднялся. Он направился к выходу. Охранник взял его за руку и вывел из столовой. Он ушел. Я не смог его остановить, догнать или спросить, почему он так поступает. Потому что я его бросил. Я виноват.